А вот местные разрозненные кочевые племена улиток точно не трогают. Воду добывают из глубоких колодцев в горах. А непосредственно в пустыне, покрывающей до девяноста процентов поверхности планеты – либо копая шахты до водоносного слоя в сорока метрах от поверхности, либо – из растений. Достающих корнями, как и земные пустынные растения вроде верблюжьей колючки, до грунтовых вод.
Ромула это поразило. Особенно, когда он в первый раз увидал, как коренастый, и напоминающий больше моток колючей проволоки на ножке, с растрёпанными лоскутками-листьями, куст Гиризии, двое аборигенов деловито обвернули полупрозрачным мешком из сшитых шкур мантикор. После чего осталось только герметично стянуть складки у основания шнуром из сухожилий. И через десяток минут из выходной трубочки закапала вода… (Тёплая, но – пресная, он даже попробовал её. Вода как вода – соли только маловато.) Пришлось тогда сказать вождю клана Хок, из племени Нинту, Мооганде Ни-ва:
– Уважаемый Вождь! Я поражён! Примите мои заверения в полном восхищении. Тем, как хорошо ваш народ смог приспособиться к пустыне!
На что сморщенный и слегка уже сгорбленный юдорец ответил:
– Я слышал, в вашем мире вода так же доступна, как у нас – песок. Поэтому ваши тела и мозги и устроены совсем по-другому… А живи вы здесь – и вам пришлось бы стать как мы!
Ромул мысленно содрогнулся: выглядеть, как вставшая на ноги помесь комодского варана и богомола… Бр-р-р!..
С другой стороны, старик прав: пришлось бы. Если б захотели выжить.
Но то, что выжить здесь – подлинное искусство и наука, он понял окончательно, когда ровно через сорок три минуты плёнку с куста сняли: «Погибнет!». А верно. Здесь сохранять водоносную флору в живом состоянии – жизненная необходимость.
А выменять чистую воду на тарпонов – роскошь.
Поистине, способам и приёмам выживания аборигенов можно удивляться бесконечно. Правда, вот попробовать некоторые, особо специфические, самому… Бр-р!
Ни за какие деньги он не согласится «откладывать» и закапывать на полметра под поверхность, экскременты в виде капсулы в кожистой оболочке!.. Или – спать с тарпоном в обнимку, игнорируя чёртовых, до дрожи напоминающих земных, вшей.
Не прошло и десяти минут после неспешного следования по «улице», как они добрались до «малой кольцевой». Так назвали этот широкий, и идущий по кругу вокруг центрального комплекса крупных зданий (вероятней всего – дворца правителя, и вилл приближённой знати) бульвар, ещё те, первые исследователи. На поверхность не спускавшиеся, но тщательно изучившие снимки: полученные с орбиты, а затем – и с беспилотников. Качеством и разрешением намного превосходящие те, что могла бы сделать их экспедиция с помощью устаревшего и чертовски тяжёлого оборудования Университета.
Эти снимки-картограммы единственного сохранившегося на Юдоре Города Ромул и сам изучал куда как тщательно. После чего в который раз обратился к капитану.
Ромулу невольно вспомнился последний, несколько нервный, диалог с капитаном Стэном Гаррисом:
– Послушайте, капитан, сэр! Вы же отлично понимаете сами: в Городе несколько тысячелетий никого нет! То есть, опустив челнок хотя бы рядом с окраинами, вы никому не навредите! А экспедиция сможет не заморачиваться с переходом через пустыню и наймом животных для перевозки чёртова оборудования!
– Конечно, я понимаю, доктор Болтон. – на лице капитана как всегда застыла самоуверенная невозмутимость и ощущение превосходства над суетливыми некомпетентными штатскими, не давшими себе труда изучить параграфы «Великих Бумажек», регламентирующих поведение экипажей кораблей Флота в подобных случаях:
– А ещё я понимаю, что у меня в основной и вспомогательный компьютеры встроено три чёрных ящика. И ещё один – в навигационном блоке челнока. И когда состоится очередная инспекция, «уважаемая» Комиссия, состоящая обычно из педантичных сухопутных крыс и прожжённых бюрократов, изучив полётные данные, запросто может лишить меня и мой экипаж лицензии. Ткнув мне в нос нарушением пункта Космоустава за номером восемь дробь шестьдесят четыре. О том, что к сооружениям, признанным памятниками древней архитектуры, я не должен подлетать ближе, чем на десять миль.
– Но вы же лучше меня знаете, понимаете – что это – никакой не Город!
Снимки и сканирование чётко показывают: все эти «дома» и «дворцы» – не более, чем игра природы! Продукт, так сказать, ветровой эрозии, возникший без помощи людей. Или, там, других разумных рас. Попросту – каприз ветров и песка, выточивших как бы дома в коренном подстилающем песчанике!
– Ничего этого я не знаю, док. Насколько мне известно, именно вы и ваша экспедиция и едете туда, чтобы это доказать. Окончательно и однозначно.
А вот если докажете – так уж и быть: заберу вас прямо с центральной площади.
Но! Не раньше, чем поступит официальное подтверждение от моего Руководства.
Формалист …ренов!..
Впрочем, Ромул на капитана уже не сердился. Как и на тех чиновников-перестраховщиков из Министерства, что составляли своды Правил и параграфы Уставов. Он понимал, что бюрократы не сами всё придумали, и не с потолка брали цифры – им их давали как раз специалисты: эксперты-археологи и ксеноэкологи, трясущиеся за драгоценные ксеноморфные «крупицы прошлого», словно скупец над золотой монетой.
И ненарушенной следами земного горючего, «девственной», экологией…
Да и то сказать: чёртовых остатков следов цивилизаций на кислородных планетах находилось пока катастрофически мало. Словно населявшие их расы специально, назло археологам, социологам и ксеноисторикам, старались всё соорудить и построить так, чтоб разрушилось и превратилось в оплывшие руины из отдельно торчащих обожжённых кирпичей, каменных блоков, глины и песка, как можно быстрее. Заставляя людей тщетно гадать – что это было? И для чего служило?..
Однозначно обычно удавалось ответить лишь на вопрос – «когда?» Потому что радиоуглеродный метод датировки до сих пор не подводит.
Ромул, как доктор исторических наук, профессор, «член» «почётный член», и «лауреат» всего, чего положено, разумеется, тесно соприкасался с коллегами в этой области. Но пока изучение пяти более-менее сохранившихся на трёх планетах городов, двух посёлков, и пещеры, ничем выдающимся науку не обогатило. Если не считать сотни рисунков животных и аборигенов в стиле примитивистов-абстракционистов, да десятка фигурок-идолов в виде… Хрен его знает чего.
Так что пришлось им нанимать (За немалые, кстати, деньги, и канистры с водой!) тарпонов во временном Лагере племени Ургара, расположенном в дневном переходе от Города, и управлять животными самостоятельно. Потому что ни один абориген-кочевник приближаться к Городу ближе, чем на десять миль, (Тут они словно сговорились с земными чиновниками!) категорически не соглашался: «Табу!» Впрочем, на местном диалекте это звучит куда цветистей: «Унородо!».
Хорошо, что управлять невозмутимыми, словно буддист в момент углублённого самосозерцания, животными, не сложней, чем лошадьми: тарпон повинуется всего четырём командам: «Встать! Лечь! Вперёд! Стоп!». Повороты налево-направо выполняются путём нажатия коленом на шею… А головной тарпон, тот, что без человека, периодически оглядываясь, сам подстраивается к изменениям курса колонны. Отлично, чёрт его задери.
Если б ещё можно было чуть прибавить ходу! Но – нет. Шаг животных отработан веками и поколениями, и неизменен, как неизменен проклятущий, вечно дующий, куда бы ты ни ехал, в лицо, ветер.
– Стоп! – окрик остановил и переднего тарпона, и животное, на котором он сидел.
– Приехали! – его зычный голос разнёсся беспрепятственно, и, как он знал, слышен на расстоянии до километра. Долго тренировал его! Читая лекции чёртовым студентам.
Ромул осмотрелся ещё раз, чтобы уж точно убедиться, что они в центре большой, как она обозначена на картах-фотограммах, дворцовой площади, затем повернулся назад, и проорал своим, – Разбиваем Лагерь здесь!
Он спрыгнул с опустившегося по его команде на колени, а затем и на брюхо, животного: если прыгать с полной высоты горба тарпона, можно запросто, несмотря на окружающий мягкий песок, и ногу сломать! Тарпон остался невозмутимо лежать, Ромул двинулся назад, к остальным людям.
Док Шрайвер справлялся с животным неплохо: уже уложил доставшегося ему старичка, и сейчас кряхтел рядом с ним, вращая туловищем, и ладонями разминая поясницу.
Младший ассистент кафедры прикладной ксеноистории, Микки Стоянов, слезать не торопился: морща нос, что-то высматривал в окружающем пространстве.
Лаборанты Колин Пауэлл и Пьер Фуркад уже начали разгружать палатки, бочки с водой, и тюки с провизией и приборами – на их долю досталось по два животных, шедших, как везущие самое ценное, и, по выражению дока Шрайвера, «чертовски нужное экспедиционное д…мо», в поводу сзади.
– Капрал Маслов! – Ромул обращался к невозмутимому коренастому капралу, приданному экспедиции по приказу флотского руководства Администрации Юдоры, – Я попрошу вас, как главного по безопасности, осмотреть периметр, и заодно подыскать какой-нибудь… Угол, куда намело шаров странствующей травы. Чтоб туда можно было потом отвести животных.
– Есть, сэр! – в голосе не чувствовалось особого рвения. Впрочем, и открытого неподчинения гражданскому начальству кадровый профи никогда не выказывал. Всегда отвечал коротко, когда к нему обращались. Если не обращались, помалкивал, хитро щурясь в крошечные усики. Или это параллельные белёсые шрамы, пересекающие рот, придавали ему этакое… себе-на-уме! – выражение?.. Да и вообще: более сдержанного – как в общем, так и в отношении к археологии в частности – собеседника, Ромул ещё не встречал.
Подозрительный тип. Как почему-то сразу посчитал Ромул, просто приставленный «бдить», чтоб экспедиция не утаила, если чего полезного для Армии или Флота найдёт. Возможно, у него есть и «независимые» средства связи, помимо штатного передатчика экспедиции – для отправки регулярных «докладов» начальству.
Не столько «охранник», сколько стукач, словом.
Однако возразить что-либо против включения капрала в состав экспедиции Ромулу не удалось – «у начальников головы большие, вот им и виднее, что и как нужно делать!»
Ладно – раз так, пусть «босс по безопасности» хотя бы пользу приносит.
Капрал отправился налегке (если не считать пистолета в кобуре, и универсальной винтовки в руках) «осматривать территорию», остальные дружно стали помогать Колину и Пьеру устанавливать самонадувающиеся палатки, и закреплять их тросами, чтоб не сдул слегка ослабленный окружающими строениями неугомонный ветер, сейчас, заполдень, и так немного поутихший.
Когда установили палатку-столовую (она же – зал для общих собраний), Ромул лично внёс дополнения в «меблировку»: повесил на стену полученную с беспилотника огромную картограмму с планом Города. Раскрашенную и надписанную лично им.
Красным был обозначен огромный центральный монолит, больше известный, как «дворец султана», жёлтым – прилегающий, и окружающий «дворец» квартал «знати». Зелёным – окраины. Малоперспективные с точки зрения интересных и важных находок.
Чёткими чёрными треугольничками выделялись намеченные к бурению «Скв. № 1», «Скв. № 2, 3,» и так далее, и остальные предположительные места работы.
Затем всё нехитрое экспедиционное имущество занесли внутрь самой большой палатки, предназначенной для складирования оборудования и находок. Буде они случатся.
Через два часа всё было готово, и наступившие сумерки принесли, наконец, желанную если не прохладу, то хотя бы жару поменьше, и ветер стих настолько, что почти не нужно было поминутно сплёвывать, и утирать губы от песка.