Тогда Ромул, чтоб загладить снова нависшую неловкую паузу, спросил:
– Кстати, извините уже вы за вопрос: мы-то от варанов… Как защищены?
– Ничего-ничего, не извиняйтесь, док. Вопрос актуальный, если мне позволят так выразиться… По периметру лагеря шесть сторожевых модулей. – капрал, почувствовав себя снова «в своей тарелке», отвечал бодро, – Высота световой ограды – шесть метров. При пересечении лучей снаружи живым существом, включаются мощные лазеры, и одновременно звуковая сигнализация. Так что «гостей» не проспим.
– Понятненько, спасибо. Значит, ночью из лагеря лучше не выходить – иначе при попытке вернуться…
– Ничего подобного, док. В модулях есть система распознавания «свой-чужой». На человека охранная система не среагирует.
– Ага. Отлично. – Ромул почувствовал, как отпустил почему-то возникший в глубине живота липкий комочек не то страха, не то – опасения. За их жизни. Или за…
Что-то ещё? И что это может быть?
Сработал инстинкт? Шестое чувство?
Что-то говорило ему, что опасность всё-таки существует. Но исходит она не снаружи лагеря. А словно – изнутри. Опасность, вроде бы даже – в одном из них.
Такие чувства возникали у него только в критических ситуациях. Например, когда Анна собиралась полететь к матери, а он пытался её отговорить. И отговорил бы, если чёртова старуха сама не позвонила, и не поторопила бы – у неё якобы, «болит как никогда сильно», и она «хочет попрощаться»…
И вот Анны нет. А старуха знай себе живёт. Только Ромул с момента похорон к ней ни ногой. Жаль только, что детей у них с Анной…
Зато можно смело ездить в экспедиции. Никто особо не расстроится, если он…
– Ладно. – нарушив повисшую какую-то уж особенно липко-настороженную тишину в разговор вернулся док Шрайвер. – Раз уж мы так замечательно защищены, и отлично поужинали, предлагаю, если доктор Болтон не возражает, разойтись по палаткам. Денёк был хлопотный, ветер и жара меня лично сильно… Хм! Утомили. А завтра – работы непочатый край. Доктор Болтон, как вы посмотрите, если я отправлюсь на боковую?
– Положительно посмотрю. Но если кто хочет остаться, и посмотреть ящик, – Ромул кивнул на тихо что-то бубнящий на минимальном звуке сверхтонкий телевизор в пару квадратных метров, – милости прошу! А сам я, пожалуй, присоединюсь к доктору.
В столовой остались лаборанты. Микки кивнул капралу – он должен был спать с ним в одной палатке. Капрал тоже кивнул, и странная парочка вышла в ночь. От цепкого взгляда Ромула не укрылось, что правый карман комбеза Микки подозрительно оттопыривается: не иначе, лаборант решил особым способом «отметить» благополучное прибытие. Или он собирается выпить с капралом «за успех экспедиции»? Ладно – пускай их. Лаборанту и охраннику нужно иметь не трезвую голову, а крепкие плечи и руки.
Шрайвер и Ромул дошли до своей двухместной быстро: весь лагерь занимал в окружности не больше полугектара. Благодаря прихожей-тамбуру с двумя клапанами, наружным и внутренним, песка внутри не было. Почти.
Шрайвер щёлкнул рычажком инфрапечки, стоящей между их походными надувными кроватями. Перевёл на автомат – к утру температура снаружи упадёт до плюс пятнадцати. А что вы хотите: резко континентальный климат! Однако Шрайвер всё о чём-то вздыхал. Вдруг поднял седую голову, посмотрев Ромулу в глаза:
– Как думаете, доктор, у нас всё в порядке? – Ромул удивился, что пожилой учёный, похоже, тоже что-то чуял. Настораживающее. Но что же ответить?
– Думаю… Пока – да. Более-менее. Впрочем, утро вечера мудренее, как говорят коллеги-русские. Завтра посмотрим.
– Хм-м… Ладно. Можете читать, если хотите. – они уже работали и жили вместе на Меотиде, поэтому неплохо знали привычки друг друга. Правда, в той экспедиции как раз Ромул был заместителем доктора, – А я – на боковую.
Ромул действительно почитал кое-что из своих материалов. И даже просмотрел схемы и снимки гамма– и нанозондирования.
Н-да, дела. Мало похоже на искусственные сооружения. Зато – вот уж точно! – мимо такого, не исследовав, не смогли бы пройти ни одни инопланетяне…
Утром Ромул завтракал в одиночестве – он любил вставать пораньше.
Всё-таки есть какая-то загадка, интрига, словно бы – вызов, скрытый в неисследованных древних городах, храмах, гробницах!..
Что-то непередаваемое. Чужое и непонятное. Но – непреодолимо притягательное.
Словно читаешь увлекательнейший детектив, силясь понять: кто же убийца?! Ну, вернее – кто, как, и для чего всё это построил…
И когда осматриваешь всё это в одиночку, это чувство становится словно сильней, заставляя мурашки бегать по коже. И даже трястись руки! Впрочем, когда позже за работу они берутся все вместе, это мистическое чувство не исчезает совсем, а словно уползает куда-то в глубины души, просто затаившись.
Нет, не зря он пошёл в ксеноархеологи.
Поэтому когда браслет-будильник поднял его в полседьмого, он позаботился одеться и выйти из палатки так, чтоб не разбудить посапывающего спутника.
Розово-кирпичное солнце только-только встало, прочертив по площади тенями башен и минаретов центрального района длиннющие причудливые фигуры – по песку и «зданиям». Скоро оно разгорится в полную, слепящее-белую, силу, придав теням почти космическую резкость, а небу, пока иссиня-голубому – блёкло-выгоревший белёсый цвет.
Ромул двинулся к ближайшему зданию, захватив с собой лёгкую сталюминиевую лесенку из их оборудования. На схеме-снимке он как-то сразу это здание себе наметил, и сейчас «узнал» без труда.
На то, чтобы разложить лестницу, ушло ровно восемь секунд (Армейская!).
На то, чтобы залезть на высоту трёх метров монументального параллелепипеда размером с хорошую комнату – ещё двадцать. Ромул не спешил.
На крыше оказался песок (Ну, как же без него!). Слоем толщиной около трёх пальцев он покрывал монолитную, без следа стыков, или кровельного материала, поверхность, чертовски, кстати, ровную – словно действительно срезанную гигантским ножом.
Ромул присел на корточки. Разгрёб слой песка. Вот она: каменная поверхность. То, что каменная – сомнений нет. Он ещё там, дома, тщательно изучил геологию Юдоры – и все виды местного песчаника знал назубок, получше любого геолога. Да, собственно, как и любой археолог-профессионал – знает геологию не хуже него. Или – того же геолога…
Попрыгав на расчищенной площадочке, Ромул поулыбался сам себе.
Будить остальных на завтрак всё равно придётся.
Буровой портативный станок Колин и Пьер затащили на крышу вдвоём, с помощью каната. Лебёдку решили не устанавливать: подумаешь, восемьдесят три кило (Тоже, кстати, армейское оборудование – для бурения скважин на воду в полевых условиях.).
Установили. Прикрепили к пристрелянным расчалкам. После чего осталось только запустить мотор ротора, и останавливать, чтобы навинтить следующую секцию трёхметровых труб.
Жужжание моторчика сменялось минутными паузами тишины в течении двух часов. Археологи работали, капрал «бдил» с винтовкой в руках, стоя здесь же, на «крыше».
Колонковое долото позволяло получить внутри этой сборной трубы столбик пород, оказавшихся бы на пути бура. Что было признано ценным и для археологической части экспедиции, и для тех же геологов, ранее не имевших возможности изучить «дома» Города. Ромул глядел на акселерометр, указывающий на не меняющуюся скорость проходки, и досадливо морщился: действительно, нисколько эта скорость не менялась. Значит, весь монолит «дома» сплошной. И, похоже, состоит всё из того же песчаника.
Когда вниз полностью ушла шестая трёхметровая секция, и стало понятно, что ни один «подвал» не может простираться на десять метров ниже мостовой, Ромул решил, что хватит. Послали импульс в иммертор долота – чтоб обломить у его кромки столбик пород.
Ромул, изучавший и историю ксеногеологии, помнил, как облажались при первом бурении Луны советские учёные: с жуткими трудностями доставили тяжеленную складную полутораметровую буровую штангу на Луну. Пробурили поверхность вглубь на полтора метра. А столбик пород возьми и обломись всего в полуметре от поверхности!..
Вот весь нижний пробурённый метр породы так и пропал, бессмысленно оставшись в скважине. А вот если бы проектировщики догадались поставить иммертор!..
Вынуть и разложить по спец. ящикам первую пробу из «дома» удалось за час.
Потому что Ромул и Шрайвер придирчиво рассматривали, иногда даже в сильную лупу, поверхность двухсантиметрового в диаметре серо-жёлтого цилиндрика.
Ну и – ничего. Песчаник как песчаник. И – ни следа внутренней полости внутри каземата, на крыше которого они проработали и проторчали почти до полудня. Ромул велел закончить, спустить оборудование вниз, и идти обедать.
Ящики с образцами-столбиками украсили дальний угол большой палатки, и все люди, вспотевшие и уставшие, как собаки – хотя работал, собственно, только мотор буровой – полезли по очереди в кабинку душа: мыться. А поскольку вода, как и всегда в пустыне, была в дефиците, приходилось мириться с тем, что здесь всё – как на космическом корабле: вода проходит через фильтр и преобразователь, и снова поступает в тот же рассекатель душа. И в смывной бачок биотуалета…
Обед проходил в обстановке пессимизма.
Микки даже позволил себе высказаться в том смысле, что не видит особого резона бурить, как наметили, ещё четыре крыши и две стены. Что он читал про подобные города-призраки, а вернее – обманки.