Возвращение чувств. Машина.

Несмотря на неплохие алименты и вполне приличную зарплату, она сама всегда одевалась скромно и практично, и дочь старалась приучить к аккуратности, скромности.

Может, зря старалась? Может, дочь ненавидела скромность и серость?

Поздновато она спохватилась, что всё трудней находить с дочерью общий язык…

Да, отдушиной для души дочь не стала.

Оставалось только уповать на упражнения, возвращавшие мятущийся дух в рамки спокойного, обычного, устойчивого ровного настроения. Поддерживающие здоровье тела.

Гармония с собой?..

Хм-м…

Мужчины, который захотел бы понять её, и принять такой, как есть, тоже не нашлось.

Может, и их отпугивала её «правильность»? Или… Как раз – сила воли и решитель-ность? А, может, все же педантичность-скрупулезность? Неприятие решений «с моста»?..

Что ж, невостребованность тоже банальна.

Единственное, что радует, что её дочь, столь скоропалительно, как ей представлялось, выскочившая замуж (как тут не вспомнить себя: с оглядкой и расчётом!.. Толку-то от него…), достаточно умело ладит и с мужем и со свекровью. Молодец. Нашла-таки правильный подход к ним. Не то, что она тогда…

Но, главное, дочь вовремя оказалась «пристроенной».

Так в сорок с небольшим она стала бабушкой. Однако насладиться этим положением не удалось. Теперь молодые смогут жить в её квартире, а это почти в центре. Проблем у них быть не должно. Игорек для этого слишком умён и порядочен.

В зяте она узнала… себя. Может, его характер так похож на её оттого, что он тоже – старший сын? Спокойный, рассудительный, немного занудный, но с юмором (вот чего ей всегда не хватало!). И с неистребимым чувством ответственности за «своих».

С ним она как-то быстро сошлась. И понимала его даже лучше, чем родную дочь. Наверное, поэтому и согласилась на их брак сразу же. А может, она уже что-то чуяла?..

Они будут счастливы. Она знала, она чувствовала это. Вот, скоро она избавит их от хлопот, связанных с её болезнью и погребением. И всё у них будет отлично. А к ней на могилу пусть ходят пореже. Она им так и сказала. Дочь плакала. Игорь понял.

Вот круг мыслей и вернулся снова к ней самой.

Она, Ирина Петровна Бережная, лежит где-то здесь, в ослепительной белизне реанимационного отделения Первой клинической больницы Ростова-на-Дону, и, несмотря на кошмар химеотерапии и всё остальное, очень быстро умирает от саркомы.

Иссохшие руки, ноги, и внутренние органы, к счастью, уже не причиняют ей мучительную боль. Болезненные уколы, унизительные процедуры оказались напрасны. Мужество и терпение, всегда выручавшие её, на этот раз не помогли. Правда, борьба шла не с внешним врагом, а с… Конец, никуда не денешься, близок.

Наверное, нужно проститься с …? Но она уже простилась. После стольких дней борьбы и неумолимо прогрессирующего ухудшения, когда ей (как, впрочем, и окружающим) всё стало окончательно ясно, она попрощалась и устно, и письменно со своими: дочкой, зятем и остальными родными и близкими. Подписала завещание.

Ну, составила-то и подписала она его задолго до всего этого.

Сразу после первого же обследования, когда бегающие глаза молодой, незакаленной ещё людским горем и смертью, профессорши, сказали ей всё. И родственников приводить было лишним – она поняла правильно, но, как оказалось, слишком поздно.

Они боролись. Она боролась.

Конечно! Чтоб она – да не боролась!..

Сразу согласилась на операцию. Жалко, что нельзя прооперировать мозги. Сейчас она попросила бы убрать тот самый стержень, который не даёт расслабиться, опустить руки, безвольно поникнуть в объятиях близких, разрыдаться, забиться в истерике, окунувшись в пучину отчаянной, безысходной тоски – по той жизни, где она недолюбила, недоучила, недовоспитывала, недоделала, недо… Так много всего…

Что это? Звук?

Нет, ЭТО не было звуком.

Какое-то новое ощущение.

Она ничего, совсем ничего не чувствует физически. Словно тела нет. Но что-то не так, совсем не так, как было раньше – вот, буквально секунду назад!..

Может, это и есть Переход?

Словно что-то сдвинулось, и поехало… Нет, не поехало – полетело.

Да, ЭТО началось.

Маленький зловредный наблюдатель в её мозгу тут же подметил, что отчаяние всё же проснулось. Но кричать уже нечем! Остался только внутренний голос. Но что же крикнуть хоть этим голосом в этот, действительно последний, момент?

– Господи! Прости, если что-то делала не так! Прости! Да свершится Воля Твоя!..

Но как бы хотелось ещё пожить! Столько всего в мире осталось прекрасного и непознанного! Такого красивого, мудрого, светлого!..

Белый коридор.

Нет, он не белый. Это яркий свет в его конце делает стены белыми. И он движется. Сам. Слепящий проём в его конце приближается.

Страх. Страх? Нет, это не страх. Мозг, наверное, продолжает работать. Она помнит, что означает этот коридор, и осознаёт, что бояться уже нечего. Хотя, честно говоря, эмоций и ощущений нет вообще никаких. Только виден наплывающий светлый прямоугольник, или квадрат. Совсем, как Малевич наоборот, успевает пронестись где-то на краешке сознания отвлечённо-абстрактная мыслишка, и тут сияние поглощает её, и…

Странно, где же свет?

Где вообще всё? Почему ничего, ну то есть, совсем ничего – нет?!

Может, сознание, «душа», всё же отключилась? Она всё так же ничего не чувствует, но теперь вокруг полная темнота и пустота.

Что, это вот так и должно быть?

Никаких ощущений, никаких движений, наконец, никакого времени?

И так – БЕСКОНЕЧНО?!!!

Не-ет, это невозможно. Она ведь отлично помнит впечатления коматозников: после коридора обязательно куда-то да попадёшь. Луг, сад, облако, наконец.

Ведь не в абсолютную же темноту, пустоту и неподвижность?

Или она уже проскочила ту фазу, откуда никто не возвращался? Если это так, то откуда… Почему…

Да, что это за странные смутные ощущения, словно она вновь что-то… Чувствует?

Причём чувствует как бы… Телом. Что за заноза сидит (и когда она возникла?!) в копчике? Грудь… дышит? А что за неприятный… запах? ЗАПАХ?!

Нужно признаться честно – она несколько подрастерялась.