Собирай и властвуй

– А ты что здесь делаешь? – капитан Вульм появляется словно бы из ничего, хватает за плечо.

– Я недолго, – лепечет Рута, – я подышать…

Глаза у капитана в красных прожилках, серая кожа в язвочках, волосы тоже серые, свисают сосульками. Голос же подобен грому, грохочет на самое ухо:

– Надышишься, сукина дочь, ты здесь такого надышишься!..

– Ещё немного, мой дорогой, и погубят её не вредные эманации, а твои вопли…

Это говорит женщина, выглянувшая из голем-склада – волосы острижены коротко, морщинки в уголках губ, уголках светло-зелёных глаз. А в следующий миг она уже рядом с капитаном и Рутой – высокая, одета в мужское, через плечо перекинута перевязь с метательными ножами.

– Отцепись, Натала, – Вульм неохотно отпускает плечо Руты, – не лезь не в своё дело.

Дав знак Руте, чтобы стала за спину, Натала улыбается капитану:

– С твоего позволения, я о ней позабочусь.

– Как знаешь, – на ременной петле у Вульма большой молот-киянка, забрасывает на плечо. – Моё дело – предупредить.

– А он прав, – говорит Натала после того, как капитан скрывается за штабелем брёвен, – здесь опасно.

– Знаю, – Рута вздыхает, – но внизу так тесно, так душно…

– А ещё скучно, – кивает Натала. – Пошли, кое-что покажу.

Стоит им подойти к борту, как ночь сменяется днём, мир, до того чёрный, меняет краски: чёрной остается только река, серый берег переходит в серое же небо, на нём белый глаз Игнифера.

– Сейчас будут мамонты, – говорит Натала голосом Айрис, – не пропусти.

Баржа с лохматыми исполинами проходит быстро, Рута смотрит во все глаза. Девочкой она мечтала увидеть – хотя бы одного, хотя бы издалека! – как же долго пришлось ждать, пока мечта исполнится.

– Какие красивые, – шепчет, вцепившись в обледеневшую кромку борта, – какие могучие…

Снова опускается ночь, звёзды на чёрном небе, звёзды в чёрной воде, Рута просит:

– А можно Чистое озеро увидеть? Ну, пожалуйста!

Натала к чему-то прислушивается, качает головой:

– Нет, пора тебе возвращаться в каюту.

– Но почему?

– Почему да почему – скрипов, что ли, не слышишь?

Появляется Вульм – снова из ниоткуда, отпихивает Наталу в сторону, грохочет своим зычным голосом:

– Дай-ка я!

Вскинута киянка, удар, и Рута, не успев даже ойкнуть, проваливается на свою лежанку. Барагуз как спал, так и спит, только на другой бок перевернулся. С Рутой же после удара что-то случилось, как бы проснулась во сне: знает, что будет дальше, во всех подробностях знает. Порывается было разбудить Барагуза, предупредить, но понимает – нельзя. Если нарушит ход сна, тот сломается, будто баржа, и затонет, забирая с собой. Потому Барагуза Рута не трогает, и вообще тихо сидит, лишь одну вольность себе позволяет: делает перекрытия баржи прозрачными.

– Скрип-скрип, – юркие рыбки скребут длинными заостренными хвостиками о днище, – скрип-скрип…

Это – мечехвосты, а где они, там завсегда и крупная гадина. Вот и она: на глубине под баржей проплывает нечто, похожее на очень большое бревно, спереди и сзади – полные игольчатых зубов пасти, тело покрывает чёрная чешуя. Вынырнув позади баржи, гадина поднимается над водой, словно змея, стоящая на хвосте, издаёт свист, от которого режет уши.

– Разрази меня гром, амфисбен! – кричит Вульм, – да какой здоровущий-то, стерва!

Гадина отплывает, становится, ухватившись пастью за пасть, колесом, колесо мчится на баржу… Удар!

– Натала, сыть рыбья, где големы? – капитан не менее страшен, чем чудовище.

– Оснащаю! – доносится со стороны склада.

– Коломёты им всем, коломёты! Иной снастью эту тварь не проймёшь!

– Не дура, сама поняла!

Из капитанской каюты тем временем появляются стражи-алхимики: Кунг и Дурной Глаз. Лица у них похожие – плоские; Кунга отличает большая белая борода, заплетенная в две косицы, Дурного Глаза – чёрное бельмо.

– Поторопитесь, господа чароделы, – гремит Вульм, – потопит нас эта зверюга!

Кунг становится с одного угла баржи, Дурной Глаз с другого; у Глаза простой ледяной жезл, у Кунга – посох с круглым навершием, сплетённым из проволоки, в котором, как в тюремной клетке, мечется огонёк. Алхимики выкрикивают заклинания, и на водную гладь опускается огненный ковёр, его прошивают ледяные копья. Разъярённый, амфисбен наносит удар такой силы, что баржа кренится, часть брёвен переваливается за борт.

– Вот же нечисть! – размахивает молотом капитан, – язва гнойная!

Натала выводит големов-стражей, расставляет по левому и правому борту. Как обычно, по двое: один – стрелять, другой – заряжать.

– Что случилось? – внизу, в каютке, Барагуз просыпается, трясёт головой.

– Я не знаю… – Рута отводит глаза.

Два угловых стержня тем временем уже потухли, с левой стороны баржа потеряла защиту. Амфисбен тут же вгрызается в боковой борт, другую пасть перекидывает на палубу. Проглочен один голем, другой, затем и капитан, бросившийся на гадину с киянкой. Алхимики бьют совместным заклинанием – огненной сферой, исторгающей ледяные стрелы, сбивают тварь с баржи.

– Он вернётся, – говорит Кунг, – ибо вкусил крови. Нужно восстановить стержни, иначе погибнем.

– Я пуст, – отзывается Дурной Глаз, утирая тыльной стороной ладони кровь из-под носа.

– У меня сил достанет, но лишь на один, – Кунг смотрит на огонёк в навершии посоха.

– Есть два латентных среди пассажиров, помнишь?

– А это выход… – Кунг оглаживает бороду. – Свою же силу сохраню для боевого заклинания.

Наверх их выводит Натала: Барагуз озирается, как загнанный зверь, Рута идёт к своему стержню спокойно. Алхимики берут крупицы заключённой в них силы, разжигают пламя охранных чар.

– Что бы ни случилось, не сходите с места, – предупреждает Кунг, – вы теперь и есть стержни.

Амфисбен появляется с того угла, где Барагуз, поднимается над баржей, клацает зубами. Кунг рядом, делает над навершием посоха пассы, приговаривает: