Взять живым мёртвого

– А это ещё что?

В дубовом боку ступы торчали две оперённые стрелы и кривой турецкий нож с чёрной рукояткой.

– Разбойнички налетели пограбить да под юбку залезть. Но я навродь помелом отбилась.

Признаться, мы с Митей долго переваривали полученную информацию.

Во-первых, какой идиот «налетит» на Бабу-ягу?

Во-вторых, какому психу интересно, что у неё под юбкой?

В-третьих, с какого бодуна у нас тут объявились разбойники, когда мы ещё и час как от Лукошкина не отъехали?

И наконец, в-четвёртых, куда, мать их, милиция смотрит?!!

Ну да, чуть позже, с учётом того, что милиция – это мы и есть, появилось здоровое желание взять преступность за шиворот и хорошенько выбить из них столь хамское отношение к органам. Прямо с зубами выбить, если вы поняли, о чём я! И мы бы, уверен, справились, просто не успели.

– Руки вверх, начальник! Мы тя щас грабить будем.

Из-за кустов с обеих сторон дороги вышло шесть плечистых мужиков с уголовными как есть рожами. Про «печать порока» на их мордах говорить не приходилось. Это скорее уже был просто штамп, словно кто-то пришёл и попросил: «Мне нужно шесть конкретных разбойников». А ему: «Вот типовой образец, шесть штук, именно разбойников! Получите и пробейте на кассе».

– Выходи, а не то пальнём!

Самый высокий громила с всклокоченной бородой а-ля Пугачёв и безумными глазами а-ля Жириновский выкатил из кустов маленькую пушку а-ля мортира и, гнусно ухмыляясь, щёлкнул кресалом над головой.

– Ежели в упор пальнёт, так, поди, всю посуду в избе переколотит, – не разжимая зубов, прикинула наша эксперт-криминалистка. – Чё делать-то будем, участковый?

Митяй начал молча засучивать рукава, я попытался дотянуться до табельного ухвата, невзирая на целых трёх лучников в рядах этой придорожной бандгруппировки, – когда что-то чёрное скатилось с крыльца и грозный визг Филимона Митрофановича заставил присесть даже видавшую виды избушку.

– Это какая же фря мерзотошная тут своё вякало расхлебенило? Это же какого Аменхотепа египетского мумия ноздри сопливые отверзла? Это какие тут петушилы колотые в реальном времени конкретной братве заявы малюют вилами по навозу, ась?!

Сказать, что разбойнички припухли, нельзя. Припухли скорее мы. Атаман грабителей, конечно, удивился, но не отступил.

– Ой, хтой-то тут чирикает? Да я глотки резал, когда ты, дедуля, ещё молоко сосал в коровнике! Да у меня ноги по колени в крови, да мои сотоварищи сырое мясо с ножа не едят, они его руками рвут! Да у нас…

– А ну цыц! – Безумный дьяк резво бросился вперёд, хватая разбойника за бороду. – Чё ты сказал? Чё тут вслух прогавкал, шавка ты колченогая? Да я под самим Кощеем ходил, самому Змию Трёхголовому советы давал, у самого царя Гороха из карманов мелочь тырил! И кто ты после этого, свинота белобрысая, чмолота болотная, сусляндия гнилостная, лапотня приблатнённая-а…

Вот теперь замерли уже все: и мы и они. А обычный работник думского приказа чихвостил бандитов и в хвост и в гриву на таком чудесном сленге, о котором я и понятия не имел.

– Охладись, сколопендра небритая! И пушечку свою, пукалку медную, с глаз моих убери, покуда я её тебе при всех в такое место мизинцем не затолкал, что приспешнички твои, как репку, неделю тянуть будут! Я – думный дьяк в законе, а от вас, хмырил чернопрудненских, за версту трупами смердит. Я вас всех тут урою, запорю, за кирдык подвешу, так что вы у меня муравьев жрать будете и мочой козлиной запивать.

– Какой мочой? – нервно пискнул кто-то.

– Неразбавленной!

Филимон Митрофанович пришёл в такое неистовство, что уже начал рвать на впалой груди рясу, скрипя зубами так, что даже Яга поёжилась.

– Да мы ж не при делах, на такие-то раскопы не подписывались, – невольно отступил атаман шайки. – Нам за участкового заплатили, а ты, мил-человек, не серчай, иди себе подобру-поздорову. Мы неволить не станем и грабить не будем, своих не трогаем, понятия имеем, берега не путаем.

– Чё?! – взвился гражданин Груздев, правой рукой не выпуская бороды разбойника, а двумя пальцами левой резко ловя его за ноздри. – Да я те щас при всех борзой нюх порву! Какой я тебе «свой»?! Ты, петушила подзаборная? Нечёткие вы пацаны. Я всё сказал.

Повисла тишина. Нет, кузнечики, конечно, ещё как-то стрекотали, но не более, даже вороны с сороками заткнулись.

– И что ж теперь делать-то? – потерянно спросил один из разбойников, опуская лук.

Дьяк вопросительно обернулся ко мне. Я откашлялся, стараясь придать голосу максимальный вес:

– Граждане бандиты! Приказываю добровольно сложить оружие, после чего гуськом идти в Лукошкино, где сдаться милицейским стрельцам Фомы Еремеева. Он определит вас в поруб, а далее… ну не знаю, видно будет по совокупности преступлений! Вопросы?

Все молча кивнули. Атаман вроде отказывался сначала, но Филимон Митрофанович, держа его за нос, заставил-таки кивнуть.

– Что ж, если вопросов нет, сдать кастеты и кистени нашему младшему сотруднику. А потом шагом марш!

Минут через десять, глядя вслед старательно топающим разбойникам, Митяй ссыпал весь их боевой арсенал в ближайший овражек и неуверенно спросил:

– Так что, дьяку вроде благодарность служебную вынести надобно? А то ить, как ни верти, он по-любому нас от беды избавил.

Я поморщился. По факту да, избавил и спас. Но желания благодарить никакого! Я обернулся к Бабе-яге, она со вздохом кивнула.

– Гражданин Груздев, прошу вас вернуться в избушку, мы отбываем.

– Сей момент, сыскной воевода!

– Надеюсь, вы понимаете, что мы бы прекрасно справились и без вашей помощи?

– Ну да, ну да, как не понять.

– Короче, вы в команде?

– Куды ж я, грешный аз есмь, денусь?! – с чувством протянул Филимон Митрофанович и полез на крыльцо.

– Откуль ещё и энтот фрукт с нами нарисовался? – спросила бабка, когда дьяк исчез в избушке.

Пришлось коротенько объяснить, что это царский приказ, дипломатическая уступка боярской думе, которая как противовес зачастую уравнивает как положительные, так и отрицательные стороны самодержавия. Моя домохозяйка, будучи женщиной опытной, пожившей на свете не при одном государе, со всем мудро согласилась, сочувственно покивала, задумчиво потеребила волосатую бородавку на носу и объявила о решении пойтить-ка да выпить чаю.

Избушка пошла себе привычным маршевым ходом по просёлочной дороге от рощицы к перелеску, между полями, далёкими деревушками, держа курс в том направлении, которое загодя было запрограммировано и назначено ей Ягой. Я же некоторое время простоял на крыльце один в раздумьях о причинах собственной недальновидности.

Это, как вы догадались, лёгкая общепринятая формулировка исключительно для внутреннего применения. А так, если по-честному, то я костерил себя всеми матерными ругательствами за то, что вовремя не спросил этих бандюг доморощенных, кто же заказал им остановить лукошкинскую опергруппу? Кто заплатил за то, чтобы нам устроили засаду? Бояре? Немцы?

Нет, по традиции понятно, что в девяноста девяти случаях во всём виновен Кощей Бессмертный! Верно же?

Он у нас извечный враг, главный преступник и криминальное лицо, ответственное почти за все преступления, произошедшие не только в Лукошкине, но и почти на всей территории царства-государства нашего славного Гороха! Однако, с другой стороны, если мы будем автоматически вешать всё только на него, то есть риск недолго думая пропустить появление и других, не менее опасных террористических групп.

В своё время, не так давно, я чуть было не повесил всю вину на иноземного Змея Горыныча, хотя в результате расследования вдруг чётко проявилась тайная роль гражданина Бессмертного, дергавшего за ниточки! То есть по логике и обратная вариация могла бы произойти в любой момент.

Ну чисто теоретически, да? Вот именно. Значит, надо думать.

– Ох, Олёнушка, – совершенно неожиданно для самого себя выдал я, – куда ж я от тебя уезжаю, зачем и почему? Что у нас на Руси происходит, из-за чего мы вечно воюем? Хорошо, пусть не сами мы, но вечно кто-то пытается выстроить свою линию против нашей, даже если у нас её, линии защиты, до того момента и в мыслях не было?