Изгоняющий бесов

– Спасибо огромное!

Пёс вскочил и радостно замахал коротким хвостом. Доктор спокойно потрепал его по холке и вышел.

– Он любит собаченек! Я его догоню и лизь! – Доберман вымелся из палаты, стуча когтями по полу, как конь подковами.

Примерно через час пришла строгая пухлая медсестра. Мне вкололи что-то с непроизносимым названием в плечо и ягодичную мышцу. Потом подали обед – куриный бульон без единой капли жира и две паровые котлетки с рисом. Всё несолёное. По врачебной диете.

По-моему, собачий корм у Гесса и то пах гораздо аппетитнее. Поймав мой взгляд, доберман глухо зарычал и развернулся задом, прикрывая свою миску, то есть давая понять, что делиться не намерен. Пришлось, как всегда, отнестись к этому философски.

Но не успел я даже вполовину справиться с этой безвкусной, хоть и, несомненно, полезной больничной кашицей, как из прикроватной тумбочки раздался монотонный дребезжащий звук.

Мой пёс даже ухом не повёл, а я опустил руку вниз, выдвинул ящик, обнаружив на дне его маленький сотовый телефон, вибрирующий на беззвучном режиме. По идее, мне никто не должен был звонить, телефон не мой, и, как он попал сюда, тоже не знаю. Поэтому, не заморачиваясь, я нажал зелёную клавишу «принять».

– Бесобой?

– Ох, не знаю. Думаю, здесь возможны вариации, всё-таки бесогоны и бесобои немножечко разные по специфике, хоть и родственные профессии. Кстати, я бы ещё поспорил, можно ли относить наш род занятий к профессиональному…

– Тео, философ-гот, ты, что ль?!

– Вообще-то Тео – это для близких друзей, – на всякий случай напомнил я.

– Да помню, помню, не лечи, – устало огрызнулся голос в трубке. – Тут двое наших запарились в Самарканде, нашли гнездо шайтанов при «про?клятой» мечети и… Короче, помочь сможешь?

– В каком смысле?

– Ну, подтянуться на разборки, твою же дивизию! Обычное дело по Системе, сегодня ты помогаешь, завтра тебе – один орден, одно братство.

– Это да, но, как бы сказать, я на данный момент в больнице, поэтому… – Договорить не удалось, потому что сытый Гесс вдруг резко решил пообниматься, одним прыжком кинувшись мне на грудь.

– Будь спок, в объяснительной так и укажем, – завершил разговор незнакомец и, видимо, нажал красную клавишу на своём сотовом.

Потому что я лишь успел услышать слабый щелчок…

…а спустя мгновение открыл глаза посреди площади средневекового восточного города, словно сошедшего со страниц бессмертной «Тысячи и одной ночи». Лысина Сократова, да что ж тут такое творится? Как они это делают?!

Меня оглушил шум базарного дня, рёв верблюдов, ржание лошадей, неугомонный рокот толпы, высокое пение муэдзинов и общая расслабленная атмосфера поэтичной безнадёжности перед властью Аллаха и диктатом султана. Восток нельзя понять с наскока.

Это не просто навязшая в зубах «штука тонкая», но в первую очередь золотое марево солнца в ожидании спасительного сияния луны. То есть мир наоборот, когда день – это смерть, а ночь – надежда на спасение. По крайней мере, нас так учили, и я накрепко запомнил, что до заката любой шайтан втрое сильнее, чем после.

Только какого пьяного Фрейда меня сюда засунули, когда по факту мы и договориться-то ни о чём толком не успели. Я даже не знаю, кто именно мне звонил!

– Лизь тебя, – объявил стоящий сбоку от меня лопоухий серый ослик.

Экстренно протерев глаза, я увидел того, кого и должен был бы. Не то чтоб очень хотел, но, видимо, куда от него денешься.

– Значит, ты выглядишь как осёл.

– Сам ты осёл, – надулся Гесс. – Обижаешь собаченьку.

– Воистину, почтеннейший, как же можно назвать его ослом, – не сдержался проходящий мимо дехканин, и пёс радостно воспрянул. – Когда это натуральный ишак!

Доберман клацнул зубами, мгновенно оторвав рукав халата незадачливому специалисту-зоологу. Тот только ахнул…

– Шайтан, а не ишак!

– Вот ещё раз меня так обзовёшь, и я тебе половину ноги кусь.

– Шайтан в образе говорящего ишака-а! Слушайте, люди, здесь правоверного кусь! Куда смотрит стража эмира-а?!

– Какой болтливый тип, – буркнул мой пёс вслед убегающему дехканину. – Его врачу показать надо, он нервный и легковозбудимый. Два укола и клизму.

– А-а, тебя тоже так лечили, – догадался я.

Осёл обречённо кивнул и повесил уши. Я погладил его по голове, Гесс завилял хвостом.

– Знаешь, в детстве мне очень хотелось попасть в какую-нибудь сказку. – Опустившись на одно колено, я обнял моего добермана, а он вылизал мне лицо. – Спасибо, но больше не надо, ок? Люди смотрят, а для них ты осёл или ишак. С чего я начал? Да, так вот, путешествия по разным мирам – это, конечно, мечта, но прямо сейчас, когда меня неизвестно как уволокли с больничной койки и выкинули на жару кого-то искать, чтобы кому-то помочь, оно уже и не айс, верно?

– Уважаемый, – вдруг меня тронули сзади за плечо, – мы видим, что ишак лижет ваше лицо. Зачем он так делает, а?

– Обычная лечебная процедура, – не оборачиваясь, пояснил я. – Пот человека солёный и разъедает кожу, а ослы любят лизать соль. Это спасает меня от морщин.

– Сколько же вам лет, почтеннейший? – спросил ещё кто-то.

Пришлось встать и обернуться.

– Мне сто сорок шесть.

– Ва-ах, а на вид не больше пятидесяти?! Воистину ослиная слюна обладает чудодейственным эффектом, – завистливо заметил весьма пожилой мужчина в чёрных одеждах. – Меня зовут ростовщик Джафар, о почтеннейший чужеземец, скажи: а может ли твой благородный ишак облизать и меня? Я заплачу полтаньга!

– Десять таньга и миска жирного бараньего плова, – не задумываясь, потребовал я.

Не буду грузить вас деталями торгов, но примерно через пятнадцать минут сытый и довольный доберман облизывал всех желающих по очереди, наполняя мой кошелёк, а я наконец смог выяснить, где находится та самая «про?клятая» мечеть.

Оказывается, она была за городом, в развалинах старого иноверческого квартала. В своё время пламя войны выгнало с насиженных мест много народа и те, кому было позволено, селились за крепостной стеной Самарканда. Разумеется, не все переселенцы были магометане.

А чтобы обратить мигрантов в истинную веру, было решено поставить там небольшую мечеть с четырёхметровым минаретом. Однако что-то не заладилось, люди приходили и уходили, их косили болезни и обирали разбойники (ну и чиновники в большей мере), так что сейчас в заброшенных развалинах гулял ветер, а по ночам выли голодные шакалы. Но что хуже всего, мечеть захватили шайтаны. Бессчётное множество шайтанов!

Так что теперь никто не рисковал подходить к «про?клятой» мечети после захода солнца, да и при свете дня самые отчаянные храбрецы находили более безопасное место, где можно было с почётом сложить голову. Но, как мне рассказали, всё равно пять-шесть голов было сложено именно там! Потом сообразили, остановились, стали предупреждать прохожих, восточные люди быстро учатся, с шайтанами связываться – дураков нет.

– Я больше… ик… не могу!

– Долижи тех, кто заплатил, а потом резко валим, – согласился я, поскольку язык Гесса уже явно распух и не помещался в пасти. – Всё, всё, всё, правоверные! На сегодня лечебные процедуры закончены, записывайтесь в очередь на завтра. Ишак тоже человек, ему отдых нужен, имейте совесть, не напирайте, завтра – значит завтра!

Не менее получаса мне пришлось успокаивать раздосадованную публику, не брать аванс, не пускать вне очереди, не покупаться на «вот ему двадцать таньга, и пусть лижет прямо сейчас, лопоухая сволочь…».

Я с трудом отбил усталого пса от навязчивой публики, жаждущей немедленного омоложения путём вылизывания, и увёл его на окраину, где мы смогли сесть у дешёвенькой придорожной чайханы.

Хозяин вынес нам глиняную миску воды, и доберман молча опустил туда язык. Даю слово, что вода зашипела от перегрева.