Изгоняющий бесов

– Сваливаем по-тихому, – предложил я. – Нам ещё до «про?клятой» мечети километра два топать.

– Я не дойду… у собаченьки ножки устали… всех лизь.

– Ты же не ногами их лизал.

– Нет, языком лизь. Язык весь солёный, тьфу… Ты меня не пожалел и не погладил!

Ок, лысина Сократова, Декарт мне в печень, я честно гладил этого нытика ещё, наверное, минут десять. Когда пёс расслабился и решил, что гладить его будут вечно, мне оставалось лишь вновь вернуть окружающий мир на круги своя.

– Всё, подъём, эпикуреец, со всех сторон нас ждут великие дела. Надо двигать к одной мечети, захваченной шайтанами.

– Это кто?

– Это такие восточные бесы.

– Я их кусь?

– Не возражаю.

Придя таким образом к взаимоустраивающему консенсусу, мы толкнулись лбами и направились по указанию нервного чайханщика за городскую стену.

– Вах, зачем туда ходить? Не надо туда ходить, плохое место, нехорошее, не подобающее мусульманину. Аллах всё видит и то туда не ходит, вай мэ…

Как вы понимаете, тем не менее мы высокомерно наплевали на добрый совет порядочного человека и пошли. Стражи без проблем выпустили нас за стену, им же хлопот меньше.

То есть по традициям того времени слуги закона отвечали за порядок в городе, но не за его чертой. Тем более в ночное время суток. А как известно, рогатые шайтаны, в отличие от рождённых в чистом пламени джиннов, предпочитают ночную прохладу.

Когда впереди, в густых зарослях, начали проявляться неровные очертания развалин и косо срезанный столб минарета, осёл встал как вкопанный, прижав уши и упираясь всеми четырьмя копытами.

Когда умрём мы раз и навсегда,
Страшна не смерть, а ожиданье смерти.
Я – глины ком, и, коль уйду, поверьте,
Найдётся тот, кто скажет – не беда.
Толкнёт мой прах ногой высокомерно:
Был ли Хайям? Да не было, наверное… –

прикрыв глаза, по памяти процитировал я.

Гесс повёл большущими ушами, делая вид, что вслушивается, но вряд ли хоть что-то понял. В его чистом незамутнённом собачьем мозгу не было места для пустых философствований о жизни и смерти. А смысл?

Он искренне наслаждался каждым мигом своего существования, категорически отрицая тот факт, что когда-нибудь должен будет умереть от старости. С точки зрения добермана, жизнь вечна! И согласитесь, в этом плане он, не задумываясь, просто подтверждал основные постулаты ведущих отцов церкви.

Хотя сейчас речь не об этом, верно? Поднимем эту тему в другой раз.

Я слегка шлёпнул зевающего ишака по заднице:

– Ну что?

– Что? Где? Кто? Кого кусь?!

– Это я тебя хотел спросить, спящая красавица. Нас вытащили сюда, чтобы мы помогли другим бесогонам справиться с местными шайтанами.

– И чего? Я не подписывался другим помогать. Я только тебе помогаю, ты хороший, ты меня гладишь, бубликами делишься, гуляешь, играешь… На тебе лапку!

– Гесс, чтоб тебя! – рявкнул я вполголоса, потому что сгущающиеся сумерки навевали тоску. – Просто принюхайся и скажи, где ещё тут есть люди? Кто-то же нас здесь должен ждать?

Доберман резко опомнился, вспомнил, что всё-таки он собака, а не ишак, и после минутного принюхивания на все четыре стороны сообщил:

– Людей нет. Ты один. А бесы есть, они вонючие, и много бесов. Мы их кусь?

Собственно, ответить я не успел, за нашими спинами раздался надрывный, берущий за душу вой. Ни человек, ни животное наверняка не могли бы издавать такие звуки.

Гесс ломанулся вперёд сквозь заросли так, что только копыта сверкали. Я, естественно, бросился за ним – не терять же в чужом мире перепуганную собаку. Не говоря уж о том, что, если я без него вернусь, отец Пафнутий с меня три шкуры спустит, и будет абсолютно прав!

Догнать удирающего добермана невозможно, даже будь вы чемпионом мира по бегу по пересечённой местности. Поэтому когда я, задыхаясь, выбежал на небольшую площадку, выложенную старым кирпичом, то увидел такую жуткую картину, что сердце замерло…

Мой осёл (ишак, пёс, друг…) сидит на хвосте, вжимаясь спиной в остатки стены, а вокруг него, скаля зубы, пляшут пятнадцать или шестнадцать юрких бесов восточной наружности.

Я поясню, да? Поверьте, нечисть отнюдь не одинакова во всём мире, чаще всего она приобретает национальные черты тех народов, близ которых обитает. Так сказать, проникает в жизненную среду. Эта имела чётко выраженный азиатский типаж.

– Пошли на хрен! – громко выдал я, категорически не зная, с чего ещё можно начать разговор. – Это мой пёс! Кто его тронет, тот труп. Вопросы?

Хм, несмотря на повисшее молчание, видимо, вопросов у рогатых, узкоглазых и плоскомордых неграждан Самарканда было множество.

– Кто ты, о глупейший или храбрейший человек с ослом? Возможно, твоё имя Насреддин?

– Нет, – не стал врать я, ибо было бы просто непорядочно (да и небезопасно, кстати) прикидываться живой легендой всего Среднего Востока, Индии, Персии, Булгарии и Татарстана.

– Не Насреддин, – удовлетворённо переглянулись шайтаны.

Видимо, мой ответ их несколько успокоил.

– Но, быть может, ты друг Насреддина, великий Багдадский вор Лев Оболенский?

– Вообще не в курсе, кто это такой, – пожав плечами, признался я.

Самый тощий из шайтанов, с косящим взглядом и паркинсоном на всё тело, вдруг осенил себя широким крестным знамением. Его неслабо тряхануло электрическим разрядом с высоких небес, но, видимо, имя Оболенского было страшнее.

– Тогда, о человек с ослом…

– Некоторые утверждают, что это ишак.

– …о человек с ишаком, мы тебя съедим! – хором заверили нечистые.

– Минуточку, – резко опомнился я. – А у вас тут разве не должно быть двух-трёх бесобоев из России?

– Кто такие, э? – переглянувшись, искренне удивились шайтаны. – Мы не видели, не знаем, почтеннейший. Нам кушать пора.