Звёзды в сточной канаве

Мать же, наоборот, всеми силами старалась вернуть меня в реальный мир, рассказывая о том, что там происходит:

– Твой портфель с договором, привезённым из Вильнюса, нашли. Поэтому твой директор тебя пока ещё не увольняет, а думает, оставить в коллективе или заменить, но окончательное решение ещё не принято. Позвони ему по возможности, объясни ситуацию. Быть может, он ещё простит тебя и позволит искупить свою виду ударным трудом…

– Ага, конечно, – не сказал я, но подумал, – буду я ещё перед ним пресмыкаться. Обрубать концы, так насовсем. А вслух заметил, что при поступлении в больницу сдал телефон, который теперь лежит в сестринской, в сейфе, и наверно, уже разряжен.

Но мать и об этом позаботилась – зарядку для телефона вместе со сменой белья мне принесла. И указала на то, что в случае экстренной необходимости телефонами пользоваться всё-таки разрешается.

Но я не собирался возобновлять связь с внешним миром до самой выписки.

Десять дней, ещё десять дней полного покоя, без связи с внешним миром, и никакой ответственности – чего ещё можно в депрессии желать?

Разве что, покурить.

Я стал разбирать передачу – смена белья, зарядка, булочки сладкие, минералка…

– Лучше бы курева привезла! – повысил я голос на мать и пошёл по коридору, чтобы сложить вещи в тумбочку у своей кровати.

– Постой, не уходи, – ответила она вслед, – покажи хоть, куда тебя положили.

Наверно, хоть она меня сюда и сдала, в глубине души не хотела со мной надолго расставаться.

– Закон подлости, – ответил я с сарказмом, – в палату номер шесть, точно по Чехову.

И впервые с момента выхода из запоя улыбнулся.

Если я сохранил способность шутить, значит, я ещё жив.

* * *

Самым значительным событием, позволяющим пациентам диспансера, и так психически нездоровым, не сойти с ума от депрессии и скуки, было прибытие новичков. Пока они лежали под капельницей, «старожилы», находящиеся на лечении уже не первый день и потихоньку начинающие проявлять интерес к жизни, увлечённо обсуждали в курилке, кто как сюда попал, кем является «на гражданке» и насколько тяжёлое у него состояние.

Я почти что равнодушно поделился с соседями по мужской палате впечатлениями о том, что прошлой ночью хотел поспать подольше, чтобы посмотреть яркие цветные сны, позволяющие оторваться от серой унылой реальности. Но не получилось, из-за того, что в женской палате какая-то бабка всю ночь напролёт звала своего мужа и во весь голос причитала, будто бы её хотят убить.

Пришлось медперсоналу привязать её к кровати, но она и обездвиженная не переставала орать.

Бабы подключились к обсуждению и красочно описали, какими именно способами им хотелось кричащую соседку по палате вычеркнуть из списка живых.

Я намеренно употребил слово «бабы», потому что большинство пациенток хотелось назвать именно так. На женщин и тем более девушек они не тянули. Преждевременно постаревшие, неухоженные и непричёсанные, с пропитыми до хрипоты голосами.

Впрочем, некоторые из них были не такие и даже совсем не такие. Особенно, близящиеся к выписке, которые уже отошли от последствий запоя и оживали на глазах. В частности, дамочка средних лет, помогавшая медсёстрам в уборке помещения, к которой один из моих соседей по палате пытался клеиться.

А когда вечером шестого числа дежурный персонал уже скомандовал отбой, но смотрел сквозь пальцы, как пациенты слонялись по коридору с выключенным светом, чтобы в умывальнике покурить, мы услышали из умывальника за железной входной дверью шум и крики, словно там была борьба. И когда эта дверь отворилась, поняли: этой ночью скучно не будет.

* * *

А за стенами больницы жизнь шла своим чередом. Днём люди зарабатывали на хлеб с маслом, а вечером развлекались и отдыхали.

Во вторник, как стемнело, несмотря на то что большинство людей завтра утром должно было выйти на работу, в баре «Вудсток» собралась толпа.

Пока что играла музыка в записи, но живые музыканты уже готовились к выступлению.

В этом заведении ди-джей не увлекался выкручиванием регулятора громкости на максимум, так что в зале можно было сносно общаться.

За одним из столиков сидела типичная пара, как будто сошедшая с телеэкрана из какого-нибудь сериала – гламурная модель в вечернем платье и на каблуках, а с ней молодой, но богатый мажор в костюме не его фасона, но брендовом с претензией на элитность.

Мужчина пытался расслабиться, но заметно нервничал.

– Думаю, что она ничего не подозревает. Я ей сказал, что иду играть в бильярд с друзьями. И почти не соврал. Вот же, бильярдные столы стоят. Не желаешь ли партию? – попытался он перевести разговор на шутливый лад, чтобы избавиться от гнетущих мыслей.

– Как-нибудь в другой раз, – ответила девушка стандартной формой вежливого отказа и наигранно хихикнула.

Женатый любовник от напряжения стал откровенничать перед своей пассией. Тем более, они встречались уже не первый раз, и ему показалось что пришла пора объяснить партнёрше серьёзность своих намерений.

– Мы с Ольгой – почти полная противоположность. Живём вместе уже два года, и вместо того чтобы сближаться, чувствуем себя совершенно чужими. Устал я от выкрутасов эксцентричной девки, – покачал головой парень, вздохнул и продолжил, – говорил, настаивал, орал: «Выбрось ты эту блажь из своей дурьей башки!» а она упёртая, как баобаб…

– Каких-каких баб? – простодушно переспросила его спутница. Она знала о слабости ухажёра выделяться своим далеко не выдающимся интеллектом на фоне других, и поэтому старалась казаться ещё более недалёкой, чем есть на самом деле.

– Баобаб, дерево такое, – сердито процедил мужчина, раздражённый тем, что его монолог прерывают, – ну ладно, пусть будет упёртая как дубина. А насчёт баб, у меня такое мнение, что женщина не должна иметь убеждений, отличных от мужа. А должна накрывать вкусный стол, носить красивое бельё, может быть помогать по бизнесу если есть мозги, но всё равно не высовываться, когда не просят. А не как моя – шляется вечерами, распевая песенки по кабакам. Второразрядная певичка, возомнившая себя звездой первой величины. Тоже мне, Наташа Королёва!

– Она тоже Наташа, как и я? – переспросила девушка.

– Да нет же, Ольга она, память твоя девичья! – опять завёлся собеседник.

Всё-таки, девушка переигрывала, изображая простушку.

А мужчина продолжал жаловаться ей на жену:

– Стабильности я хочу, постоянства, предсказуемости. А у моей настроение скачет как на американских горках. То пускается во все тяжкие, накачивается выпивкой до посинения, а то и запрещёнными веществами. И запирал её на втором этаже, и охрану приставлял – так ведь удирает, пацанка, как кошка в любую щель пролазит, лишь бы с дома родного свалить. А в перерывах между пьянками, вроде как пытается браться за ум. Но последнее бывает хуже первого. Как начнёт читать мистику всякую, что не разбери-поймёшь. Каких-то монахов древних. Или хуже того, бесконечно таскает в дом монахов и монашек, один вид которых нагоняет на меня тоску. Они же и по-русски толком не говорят. Всё по церковно-славянски. Прям как мой папаша, хоть и нехорошо ругать покойника, но он своей кондовой религиозностью с детства привил мне ненависть ко всему церковному и всему славянскому.

– А ты веришь в Бога? – спросила девушка, робко пряча под платье нательный крестик.

– Я атеист.

– А она?

– Православная.

– Так зачем же ты на ней женился, если вы такие разные?

Девушка только внешне разыгрывала из себя дурочку, а на самом деле знала толк в интригах. И ненавязчиво подталкивала ухажёра к решительному шагу – объявить о своём намерении развестись с женой и жениться на ней.

– Я не хотел, – уныло вздохнул мужчина, – папа заставил, – он у меня застрял в средневековье. Член калининградской старообрядческой общины. Ну чпокнул я на празднике тёлку по пьяни. Ну залетела она от меня. Я бы дал ей денег на аборт, для меня это один раз не пообедать. А батя встал в позу – жениться и растить ему внука вместе. И от кого? От приживалки безродной. Отца посадили, мать спилась. Ну какая у неё может быть наследственность? А он как разорался: «Делай, как я сказал, а то вычеркну из завещания!» Ну и куда ж ты денешься, когда разденешься?

А самое обидное, что ребёнок погиб, но отец и слышать не хотел о разводе. Такое ему тоже, видите-ли, религия не позволяет.

Но ситуация изменилась. Старикашка скончался в августе прошлого года. В 59 лет, несмотря на свой высокоморальный образ жизни, ха-ха. За полгода я вступил во все права наследования, и теперь я собственник среднего бизнеса, средних размеров особняка, плюс вилла на Лазурном берегу (глаза его пассии жадно вспыхивали во время перечисления) … В общем, свободный и счастливый молодой человек, завидный жених. Разведусь, ей-богу разведусь. Мне даже адвоката нанимать не придётся – я сам по специальности адвокат. Захочу и выставлю взбалмошную истеричку из моего дома без гроша в кармане.

Его спутница сжала всю свою волю в кулак, чтобы не завизжать от радости.