Наваждение

Тот вначале опешил, а затем, когда старик отнял руки, увидел на его худой безволосой груди в точности такой же как у себя восьмилучевой крест из ломанных линий. Только не татуировку, а след ожога, будто тавро.

– У вас аналог имеется, я даже не сомневаюсь. И у вашего Ляшко, если спросите. Ну, и у Абдулхамида, если вас это вдруг заинтересует.

Пересохшими губами Нершин вдруг вспомнил, что Ляшко говорил о четверых «меченых».

– Это как понимать?

– Ну и что, верите вы теперь в судьбу и предназначение? – вместо ответа спросил старик. – А в переселение душ? Тоже нет?.. А я думаю, напрасно…

Грановский застегнулся и удалился, оставив собеседника в полнейшем смятении.

С Олегом Нершину так и не удалось поговорить. Парень как забрался в палатку, так, видимо, сразу уснул, не реагируя на потряхивания за плечо, будто находился в каком-то дурмане (не зря были эти огромные зрачки). Уже сгустилась ночь, а Нершин сидел и смотрел на спящего, словно не решаясь сделать то, что хотел. Некоторое время он еще раздумывал, а затем взял фонарь в зубы и, светя на грудь Ляшко, начал расстегивать парню рубашку. Не то, чтобы он не поверил словам Грановского, скорее желал развеять последние сомнения в том, что происходит нечто невероятное.

В какой-то момент Олег попытался перевернуться, но движения его были непроизвольными, он тут же успокоился. Нершин расстегнул на его рубашке все пуговицы до ремня и раздвинул края. Сначала он ничего не понял – грудь была чиста, никаких знаков на ней, ни ожогов, ни татуировок. Но, когда он внимательно присмотрелся, фонарик выпал из его рта на грудь спящего. Нершин не уберегся бы от конфуза, если бы Олег в эту секунду проснулся. Но парень только вздохнул протяжно и снова попытался перевернуться. Нершин надавил ему на плечо, подхватил укатившийся фонарь и снова направил луч на грудь Ляшко, кожа которого, как оказалось, изобиловала родимыми пятнами. Их была целая россыпь. Но в районе солнечного сплетения, среди прочих пятнышек особо выделялись несколько, имеющие одинаковые размеры. Мало того, что они образовывали собой хорошо известный Нершину символ, так еще и сами походили на крохотные восьмилучевые снежинки.

Нершин машинально застегнул рубашку солдата на пару пуговиц, затем, словно передумав, расстегнул снова и посмотрел еще раз, не почудилось ли ему, после чего, оставив Олега, переместился в свой угол и лег на спину, подложив ладони под голову.

Как ни пытался Нершин уснуть, не получалось. Сначала он извелся, затем смирился и просто лежал. Иногда он поворачивал взгляд к спящему Олегу, который периодически издавал стоны, вздрагивая всем телом. Ему хотелось разбудить парня, прервать его тяжкий сон, однако и сейчас этого сделать не удавалось. Нершину очень хотелось знать, что же именно снится Ляшко, но он, естественно, мог только гадать. Впрочем, он, наверное, не удивился бы, узнав, что в своем сне Олег видел тот самый коридор, уходящий в подземелье, словно в адову черноту.

Олег Ляшко спускался по нему целую вечность, желая достигнуть дна. И всякий раз на его пути вставала хитроумная преграда – в форме восьмилучевого креста, появлявшегося то в виде металлической решети, то в качестве огненных линий, то извивов обжигающего льда, как будто мешая двигаться вперед, а, точнее, вниз. И под конец этого мучительного преодоления, Олег Ляшко уперся во что-то совершенно невидимое, но твердое, холодное и беспредельно прочное.

«Ключ в тебе…» – услышал он чей-то шепот, похожий на единый зов множества голосов.

Глава 4

Секретно

4 мая 1981

№ 3281 ЦК КПСС

О противодействии слухам и сплетням, направленным на подрыв дружеских отношений

между народами СССР и Демократической Республики Афганистан.

«…В последнее время в Москве, Ленинграде, Киеве и других крупных городах СССР получили распространение слухи следующего содержания:

а) о неизвестной смертельно опасной болезни, которая якобы специально распространялась в Афганистане в среде советских гражданских и военных специалистов и теперь, в активной форме, завезена на территорию Союза ССР;

б) о т. н. «афганских крысах», или в других вариантах, собаках экзотических пород, якобы завезенных с территории Афганистана и специально натравляемых на людей, имеющих высокое значение для советской научной и общественно-политической деятельности.

…Совершенно очевидно, что речь идет о планомерно претворяемой в жизнь диверсии идеологического характера. Считаем необходимым установить источник распространения этих провокационных слухов и сплетен, и принять все меры для задержания и наказания виновных лиц, пытающихся в столь ответственное и тревожное время посеять недоверие между братскими народами наших стран…»

Внутренняя документация русской группы «Консультация» (РГК).

(Приказы) 31 мая 1981 года.

Только что по каналу экстренной связи получено сообщение о смерти в г. Сибирске еще одного ученого, входящего в группу, подлежащую особому контролю над научной деятельностью. В связи с необычностью ситуации (практически одновременная гибель ряда наблюдаемых лиц), объявляю о временном переводе дела под личный контроль заместителя Главного Консула, агента Баргузина. В силу острой нехватки персонала и неукоплектованности личного состава только что построенного в г. Сибирске филиала РГС, назначить агенту Баргузину в помощники одного агента (по его выбору) с последующим расширением группы до трех человек при первой же возможности. Для сообщений по делу использовать кодовый шифр «Мудрецы».

Главный консул Русской Группы «Консультация» (РГК). Агент «Аякс».

31 мая 1981 г. Сибирск.

Своей тишиной и безлюдностью только что отстроенный филиал «Консультации» производил давящее впечатление. Кругом только аппаратура, далеко не везде подключенная, множество стопами расставленных и нераспечатанных ящиков, и ни одной живой души. Из всех штатных установок работал только телепортационный блок, благодаря которому агенты, собственно, и оказались здесь, на среднем ярусе объекта площадью в тысячи квадратных метров, над которым по обыкновению находилось невзрачное административное здание, где очень скоро приютится какая-нибудь мелкая государственная контора. Но ее служащим так никогда и не суждено будет узнать, что в этом же здании, за неприметной дверью неприметного кабинета находится вход в строго засекреченные катакомбы, по которым в данную минуту шагали Анисимов и Вольфрам, а стены ярко освещенных коридоров гулко откликались на их шаги.

– Как-то мрачно здесь, Сергей Иванович, не находите? – сказал Вольфрам, заглядывая в следующую по ходу комнату.

Он закрыл дверь и догнал ушедшего вперед Анисимова.

– Я думал, хоть кто-нибудь будет нас встречать!

– С фанфарами?

– Так мы что здесь, совершенно одни?

– Нештатная ситуация. Нас сюда отправили значительно раньше времени, – пояснил Анисимов. – И вообще, предупреждаю сразу, условия у нас будут почти спартанские. Коммуникации еще не подключены. И ухаживать за нами некому. Если приспичит пожрать – нештатный завтрак, обед и ужин можно получить наверху, за деньги, в каком-нибудь кафе или в столовой. Как у всех нормальных людей. Вот так. Не больше и не меньше.

– А мы, конечно, ненормальные, – с радостью согласился Вольфрам. – Это я уже давно подозревал.

Анисимов вдруг резко остановился. Вольфрам тоже встал как вкопанный, и, глядя на строгое лицо шефа подумал: сейчас разворчится. Но Сергей Иванович только ухмыльнулся, заметив, как напрягся помощник.

– Чувствую, мы сработаемся, – сказал он и кивнул на дверь перед ними. – Пришли.

К большому огорчению Вольфрама, ему все же пришлось заняться хозяйственной работой. Первые три часа пребывания в филиале «Консультации» он потратил на то, чтобы извлечь из стоявших в комнате ящиков детали столов, шкафов и стульев и с помощью приложенного нехитрого инструмента собрать из них необходимую для работы мебель.

Пока Вольфрам колдовал над интерьером, пользуясь невнятно (а если начистоту – по-дурацки) составленными инструкциями, Анисимов вынул из портфеля пухлые конверты материалов, распечатал их и, разложив на одном из ящиков, встал перед ним на колени, словно провинившийся в чем-то ученик, и погрузился в чтение.

Поначалу у Вольфрама ничего не получалось, но терпение помогло ему кое-как разобраться со схемами и чертежами, лишь изредка он бросал замечания, что организации, работающей под контролем инопланетян, давно пора обзавестись саморастущей мебелью, а заодно – легко и без остатка усвояемыми таблетками питания, не требующими наличия тех самых неподключенных еще коммуникаций. Но со стороны Анисимова доносилось лишь тихое шуршание перелистываемых страниц. Шеф ничего не слышал.

– Готово! – Вольфрам, наконец, расправился с последним вертящимся стулом на колесиках и, подкатив его к столу покрупнее, предназначавшемуся для начальства, взмахнул руками. – Прошу!

– Это как раз тебе сейчас нужнее, – сухо произнес Анисимов, отвлекшись от бумаг. Он собрал их в аккуратную стопку, тяжело поднялся и, немного прихрамывая от долгого сидения на коленях, перенес документы большой стол. Занял почти всю столешницу, расположив бумаги в строго определенном порядке, словно раскладывая пасьянс.

– Вот это все тебе нужно изучить!

Вольфрам послушно уселся за стол.

– А я пока схожу наверх, – сказал Анисимов. – На разведку. Ребята из строительной группы говорили, что тут где-то поблизости есть неплохая пельменная. И вообще, на город взгляну. Ни разу не был в Сибирске. А ты?

– Я тоже… – тоскливо ответил Вольфрам. «…хотел бы прогуляться» – это, естественно, он не стал произносить вслух.

– Смотри, Волков, ничего не пропусти! – Анисимов показал на бумаги. – И набросай план мероприятий на завтра! Как-никак, твое задание! – добавил он, прежде чем закрыть за собой дверь.

Долго Вольфрам не мог настроиться на рабочий лад. Ему то мерещились непонятные звуки из коридора, и он выглядывал, дабы убедиться, что никого нет (да и как попадешь сюда без контрольной карты). То отвлекался от документов, тупо разглядывая набухающую мозоль, которую подарили ему три часа с отверткой в руках. То просто костерил себя за то, что не может сосредоточиться.

– Прямо детский сад!

Он растер виски, поиграл желваками, походил из угла в угол.