Место. Стихотворения

«В марте дождь – доказательство, что продолжается жизнь…»

В марте дождь – доказательство, что продолжается жизнь.
После зимних страданий всё снова идёт на поправку.
И длиннее в холодной воде, на поверхности слизь
от расплавленных масляных пятен в границах заправки.
Кто там скажет потом, что теперь это просто весна,
как какое-то время, как средство от поздней простуды,
что бывает длинней, чем холодная очень зима.
И немного длинней ожидания нового чуда.
Но откуда теперь этот дождь и вода за окном?
То ли вновь продолжение, то ли какая-то новость
о случившемся вдруг, или снова о чём-то о том,
что останется там, за дождём, не вторгаясь за область
пересказанных вслух стройных мыслей и дум о любви.
Всё, что время даёт – утекает с дождливой водою,
размывая дороги, дорожки, земные пути,
утопая в каких-то пределах, куда с головою
или просто с вещами в означенный кем-то предел,
как в какую-то пропасть, куда, как в стекло, – заглядеться…
И погода картавит о том, что опять не успел —
только зонт выручает и правда о том, что не деться
никуда в эту пору. Спасает клеёнка и смех
над самим же собою. Вода растекается мимо
озаглавленной жизни, что так неделима для всех,
как вода за окном. Как окно, что горит сиротливо…

    Март 11. 2013 год

«В музее пахнет старыми вещами …»

В музее пахнет старыми вещами —
так, видимо, и может пахнуть память,
оставшись без хозяйского вниманья,
затроганная многими руками,
пришедших за билет увидеть вечность,
хранимую в витринах и на полках,
не замечая жизни быстротечность —
в чужой истории, в оставшихся осколках,
в немой бумаге, в выцветших чернилах,
в потёртом кошельке с двумя рублями,
оставленном случайно тётей Ниной,
в картине над кроватью с лебедями,
в обоях в мелкий розовый цветочек,
наскучивших по факту появленья
в квартире – на Фонтанке, между прочим,
где сам музей и это представленье
с экскурсоводом, что по долгу службы
расскажет всё, что вписано в программу —
не более того и всё, что нужно,
покажет, даже хронику с экрана
на крашенной стене в углу квартиры,
представленной теперь на обозренье,
за исключеньем ванной и сортира —
они не производят впечатленья
на посетителей – не столь гигиенично,
как стол и стул, буфет с бутылкой водки
для праздника, как водится – «Столичной»,
две-три тарелки, вилка, кружка, стопки
гранёные. Сам факт существованья
в такой квартире – был уже награда
за тяжкие труды, за пониманье
текущего момента в жизни рядом,
т. е. – за дверью… В скудных киловаттах
толпятся мошки, согревая крылья
холодным вечером. Ни в чём не виноватый
сюжет покрылся, как посуда, пылью,
что раз в неделю – тряпкой и водою,
ещё каким-то порошком – неважно…
И кладбище мошки над головою,
под абажуром тряпочно-бумажным —
пространство рассекреченной печали,
тоска по времени, оставшемуся где-то,
как вещмешок, что бился за плечами,
но сдан в архив, как важная примета —
улика времени – досужий очевидец
происходящего когда-то в этом месте,
доживший до хранения – счастливец,
не сгинувший по списку в сумме – вместе
с хозяином означенной квартиры,
как чемодан – без ручки, но с ключами,
с отметками – где странствовал по миру
и где их, как родных, всегда встречали —
восторженными криками и водкой
холодной с чёрным хлебом на закуску.
Но оказалась слишком уж короткой
вся эта жизнь. И в киловаттах – тусклой.

    Март 9. 2013 год

«Возьмём воды и хлеба на прогулку …»

Возьмём воды и хлеба на прогулку —
ведь мы надолго, кажется, уходим…
Дойдём до парка, что за переулком,
за тем строением с кирпичною трубою.
Там дальше через двор и до оврага,
вниз до реки с холодною водою,
что шелестит, как старая бумага,
в такое время о песок с травою,