Голос в форме застывшей в воздухе буквы «Ж».
Говорить больше нечего.
Всё, что было можно и всё, что хотел сказать – сказано.
Речь переходит на невообразимо-птичий,
не фиксируемый приборами – клёкот. Щебет.
Иногда, отдыхая на верхушках старых сухих деревьев,
различаешь в низу кого-нибудь с карандашом и блокнотом —
глухо-немого —
чёрточками пытающегося сохранить увиденное Время.
Хотя бы – фрагмент – всё, что возможно доверить бумаге.
Голосу, воздуху, горлу, губной гармошке,
что исполняет всё, что ты ей надуешь…
Чешуйки листьев на вытоптанной сухой земле.
Я пишу это – уже не срываясь на крик – от боли…
Или – не я.
Или я кричу, но где-то внутри – желудком,
двенадцатиперстной кишкой, печёнкой,
так-как больше нечем —
сердце состарилось в самом начале —
благо, был выходной, и никто не заметил
моё состарившееся сердце…
И теперь я шепчу – Господи —
сосчитай моё время, чтобы запомнить
и сосчитать страницы, чтобы хватило вписать в них слова,
что ещё остались – не произнесёнными…
Чтобы хватило места – выдохнуть всё,
что Ты нашептал мне раньше —
ещё до рождения.
декабрь 18. 2016 год
«Как из мешка, из кармана высыпается медь…»
Как из мешка, из кармана высыпается медь
на мостовую, булыжники теребя,
шлифуя грани, которым долго ещё терпеть
все наши пальцы, то есть – тебя, меня…
ещё кого-то, кто был здесь назначен жить —
в этом пространстве, кто был здесь поименован,
чтобы быть различимым, с возможностью отличить
от кого-то другого, кто назван был по-другому —
не как другие, кто был здесь ещё вчера,
но куда-то – скоро – отправился нынче утром —
со всеми пожитками, как будто бы навсегда…
В полной уверенности, что скоро его забудут,
а если и вспомнят, то только случайно – раз —
при оформлении какого-нибудь завещанья,
где всё на продажу, то есть – уже – напоказ —
плюс-минус проценты за выслугу и страданья —
оптом – во всех подробностях – каждый миг —
из незабытого. Память блажит с устатку,
комкая гласными членораздельный крик,
чтобы ни звука больше – в сухом остатке…
и никаких волнений, тем паче – слёз.
Выглянешь утром в форточку – жди несчастья,
как пятачок – за ножик – почти всерьёз,
чтобы не быть убитым соседкой Настей
или Варварой – за рубль с мелочью – на пропой…
Дедушка, дедушка, где у тебя заначка?..
Вон, сундучок с припасами, но… пустой…
Мелочь на камушки… сдача!.. никак иначе.
декабрь 18. 2016 год
«Мне – как будто бы – слово. Я – как будто бы – без языка…»
Мне – как будто бы – слово. Я – как будто бы – без языка.
Только пальцы ещё понимают чернила и ручку,
и бумагу, что точно жена – хороша и близка,
и почти безотказна, как стих – к юбилею – на случай…
и почти говорю – только шёпотом. Вялый язык
застревает в зубах, пропуская сквозь них междометья,
как какую-то ересь, к которой за годы привык…
и, как будто бы, даже, уже – ни за что не в ответе…
но чернеет стекло – отражение меркнет совсем,
как, как будто – не зеркало – так – бесполезный осколок,
приспособленный только для украшения стен —
закрывает дыру на обоях, как какой-нибудь войлок.
…и морозом немеют слова, речь сосулькой висит
на остывших губах, преждевременно сдавшись морозу —
будто в плен или рабство… и там сиротливо звучит,
но не слышно почти… и, как будто, уже – не серьёзно.
декабрь 19. 2016 год
«Ничего нет слаще – раскуренной вечером трубки …»
Ничего нет слаще – раскуренной вечером трубки —
под стакан хорошего старого конька,
когда день уже прожит и кончились злые шутки
пьяных соседей… и спит подо льдом река.
И почти не видно в окне, в темноте деревьев —
только кое-где – на ощупь почти – из мрака
выступают ветки, которые, если верить
биологии – точно знают как жить без страха,
то есть, без предрассудков… Без вымысла и надежды
на что-то большее, чем сгинуть в аллеях парка,
где почти бессмысленно, не так, как бывало прежде —
существование, тем более, что – не жарко
в это время года и… выглядит всё уныло,