Где-то здесь. Избранные стихотворения из трёх книг

Взгляд на поверхности письменного стола,
как в раскопах памяти, выискивает морщины —
доказательства, то есть жизни, где все слова
на бумаге, по крайней мере, пока что живы.
И в ложбинках дерева, как в вывертах из земли,
что сравнима, разве что, только с водой забортной,
что берёшь рукой, как многие не смогли —
проступает кровь, отпущенная аортой…
и бурлит, и пенится. Стол сохраняет вид
непреступной крепости, хранит, как перо чернила,
свои трещины… и, кажется, говорит,
как чернила – буквами, что плоскость не сохранила
из-за того, что строчки бегут. Бегут,
сохраняясь, разве что, в памяти – не на долго…
да ещё в испачканных пальцах, что берегут —
в папиллярных линиях чувства – почти что долга.

    ноябрь 1. 2014 год.

«С книжной полки, ладонью стирая пыль…»

С книжной полки, ладонью стирая пыль,
перебираю названия в переплётах,
как пустыми фарами утренний автомобиль
ранних прохожих, знакомых, или кого там…
Разыскать пытаюсь старый уже сюжет,
или, хотя бы, автора – того, чьё имя
долгие годы давало на всё ответ,
но куда-то скрылось… записанное другими…
и на книжной полке спрятано – в закрома
и хранимо жизнью самой, как на всякий случай,
под тяжёлой пылью, где медленные слова
обрастают кожей, такой же, как смысл – тягучей,
но вполне послушной под пальцами теплых рук…
Пыль слетает с полок, теряясь в пустой квартире,
среди редкой утвари, как солнечный зыбкий круг —
в отражении, т.е. как автор – искомый – в пыли.

    ноябрь 1. 2014 год.

«Толи музыка кончилась, толи выключили репродуктор…»

Толи музыка кончилась, толи выключили репродуктор,
что сплошные сутки рассказывает про искусство,
про любовь к природе под гимн очень рано утром,
выжимая слезу, как из девочки ночью чувства,
как что-то большее, пуговицу грея в пальцах…
тихо вдруг, как будто палач секиру
приготовил… как бабушка нитки, чтоб шить на пяльцах,
пока ещё кто-то не оживил квартиру
шарканьем тапок. Кот шепелявит «Мяу»,
как заклинание, сбиваясь на рыбный завтрак —
минтай или хек обрадуют вдруг слюнявым
вкусом во рту – рано утром, как гимн – внезапно…
но слова разбегаются, как из-под обоев мыши.
Ноты, тем более, шумным неровным строем,
разбредаются – всё выше, всё выше… Выше —
даже если музыка кончилась и инструмент расстроен.
И репродуктор хрипит, как больной в угаре —
антибиотики лишь продлевают участь —
ноты сыпятся вслед за словами – в паре,
будто танцоры, что на паркете мучаются,
разбивая в кровь невидимые мозоли…
Репродуктор гимн выдаёт, не скупясь на радость.
Слушаешь этот бред и твердишь – До коле…
в календаре отмечая – сколько ещё осталось.

    ноябрь 2. 2014 год.

«Спустя девяносто лет, не спрашивают о любви …»

Спустя девяносто лет, не спрашивают о любви —
максиму – о погоде, или что ел на завтрак
стёсанными зубами – о чёрные сухари…
вкус чей когда-то был непомерно сладок.
«Хотя не имеет смысла – деревья ещё растут…» —
глянешь в окно и видишь как умирает осень —
высушенной листвою – по улице там и тут —
мелкой монетой, что в шапку прохожий бросит…
или отнимет собранное на пропой,
ну и на хлеб, конечно, с кусочком сыра
«городского» плавленого, с расплавленною слезой,
где приглядеться – увидишь почти пол мира,
или себя спустя девяносто лет…
в рваных брюках с потерянными зубами
в ящике тумбочки… с тем, чего больше нет…
с узелками, завязанными на память,
чтобы ничто не сгинуло просто так
в наслоениях пыли, в дырявых, увы, карманах,
как вчера, с листвой, потерянный «четвертак»…
Долго хранился – а сгинул в помойной яме.

    ноябрь 2. 2014 год.

Оставленная земля

«Пригород – это, где поворот с дороги…»

Пригород – это, где поворот с дороги
упирается в кладбище, где птицы живут, как дома,