не смотря ни на что – вороны, стрижи, сороки
и, даже, голуби, с кем по прошлой жизни еще знакомы.
Пригород – это кусок земли, не заросший жизнью —
только смотритель кладбища и собаки —
те, что ушли из города и забыли —
как это жить при доме, а не в овраге…
Пригород – это земля от других – на память,
чтобы доподлинно знали – откуда город
и как это было раньше – двумя веками —
еще без названия и, даже, еще без рода,
то есть, когда дороги – сквозь пыль и камень —
по направлению ветра… Трава – по пояс —
тронешь её и кажется, что руками
трогаешь жизнь – свою и… чужую, то есть.
Пригород – это неспешная жизнь по кругу —
точно шаг в сторону – и ты на другой планете…
Где даже собаки знают в лицо друг друга —
и их не боятся ни старики, ни дети.
Эта земля ещё помнит и свист, и топот,
или, как трактор последнюю снёс избушку,
а тракторист обливался холодным потом,
вспоминая свою деревню и мать старушку.
Пригород – это бессрочная память детства,
где никакая ржа – не разъест карманы,
где только пыль, доставшаяся в наследство —
всё сохраняет, прикрывшись сухим бурьяном.
август 6. 2015 год.
«Всё равно ты забудешь, когда я уеду, меня …»
Всё равно ты забудешь, когда я уеду, меня —
так пусть остаётся листок пожелтевшей бумаги
в стандартном конверте, как памятка – после огня —
в виде холодного пепла в бездонном овраге
там, где теряются мысли, слова и мечты…
Там, где течение времени слишком условно —
не как в стеклянных часах – так забудь про часы
и пусть весь песок высыпается в воду покорно —
прямо из колбы, в которой ни верха, ни дна —
мелкие крошки еще не разбавленной сути —
временем, как на бумаге – в конце – имена,
изображения чьи – потерялись. Забудьте! —
так как достаточно слов в почтальонском мешке
для отправления… да и для памяти – хватит,
чтобы песок не растаял в горячей реке —
вниз по течению, или под старой кроватью,
ссыпавшись горкой, как будто бы пепел в конце
перегорания дров и последней страницы —
из неотправленных писем… С надеждой в лице —
больше никто, никогда, никому – не приснится.
август 6. 2015 год.
«Много лет прошло с того времени, как переехал…»
Много лет прошло с того времени, как переехал
и остался жить на улице без названья —
только номер дома, что для таксиста всегда помеха,
когда ночью привозит кого-нибудь со свиданья
и пытается выяснить – где этот номер дома,
по крайней мере – в какой стороне пейзажа,
как он выглядит?.. Не находя искомой
точки на карте, оставляет свою поклажу
в месте прибытия – дальше уже по звёздам,
по завитушкам знакомых собак и кошек,
что оставляют отметки, где только можно,
или по птичьим следам, по хлебным крошкам…
Место, где жизнь сложилась – ничуть не хуже
любого другого – деревья, река, дорога,
даже памятник Ленину в центре огромной лужи —
птицы его загадили понемногу,
но перед праздником чист и блестит извёсткой,
но не на долго – вода своё дело знает
и размывает устои довольно жёстко
и вместе с лужей медленно высыхает.
Место – не хуже любого другого места —
для проживания, а номер дома в награду…
и ничего, что название улицы неизвестно —
главное лес, река и дорога рядом.
август 7. 2015 год.
«Посажен в кресло для передвиженья…»
Посажен в кресло для передвиженья
по комнате, хотя бы. До сортира.
До зеркала, чтоб видеть отраженье
своё в пределах маленького мира,
под паутиной собственного страха —
что жизнь так быстро поместилась в кресло —
в обёртку на колёсах, как рубаха,
что еле-еле прикрывает сердце —
тем более хранит его – не долго —
отправят в стирку и, считай, без кожи —
болванчик – под стеклом – на книжной полке,
с опухшей от волненья толстой рожей,
с отвисшими до самых плеч ушами —
ни больше и ни меньше – опахало
и с тусклыми от долгих слёз глазами…