Труба

– Некс. Перебор по «черненькой».

Помолчали.

– Помянем? – нерешительно предложил Мойша.

– Я с ним не чалился и дружбу не водил. Но люди разное про него базарят. Много муток имел за собой. Так что, ты помяни, – он твой сиделец, а я не стану.

– Тогда, может, чаю заварим?

– Некс. Чай у меня попьем.

Дядя Миша замолчал. Неожиданная новость о смерти Иглы еще больше сбила Мойшу с толку. Он никак не мог понять: как же вести себя и продолжал играть лоха. Он стоял, как школьник, не смея вымолвить ни слова.

«Откуда он может знать о смерти Иглы? Прокладка? На понт берет? Этот еще «некс»… Уж никто на зоне давно так не говорит. Старая закваска. Ладно, не собьешь, поботаем, мне все равно, тоже кое-что из старого знаем!» – подумал Саша.

– Я, кстати, тебя ждал. Почему сразу не пришел, как откинулся?

– Малявой братва не подогрела, – в раздумье, ответил Савельев, – беспонтово порожняком килять…

– Ну, мне особых подгонов-то и не надо. По-босяцки, замутку бы взял, да пришел, – и по-доброму засмеялся. – Ты что ж, зря что ли Мойшей нареченный? Придумал бы что-нибудь. А теперь получается, что это я явился нефеля канючить.

Потом после паузы добавил, с прищуром глядя на собеседника, пытаясь уловить его реакцию на сказанное.

– Ладно, я знаю, почему не заглянул…

– Я Тальянку не ломал, сыскал кемарку скоро, – перебил Савельев.

– Это я не сомневаюсь. Не о том базар. Ты мозговал: как дальше жить, будешь, какой дорогой пойдешь. Словились бы сразу, – все, назад уже не поворотишь.

Снова помолчали.

– Да, это выбор… Мне так не проканало. За меня вопрос как дальше жить: по понятиям или по законам их сучьим, первый срок порешал. Десятка от звонка до звонка, и все, – сразу ясность полная. А вот с тобой непонятка…

Дядя Миша сощурился еще сильнее и пристально посмотрел на Сашу.

– Ты когда за Таёжного вписался и тебе срока накинули, неужели в тот момент не определился: кто ты есть по жизни?!

Дальше случилось удивительное. Пошел такой разговор, что Два Винта даже рот раскрыл. Слова каждого произнесенного предложения он понимал, но окончательного смысла всей фразы, как не пытался, уловить не мог. Непонимание усугубляло еще и полное отсутствие интонации говорящих, хотя что-то подсказывало ВДВ, что они выясняют отношения: такие четкие, резкие фразы они бросали друг другу, так зло сверкали глаза Мойши, и так все более издевательски кривился рот Дяди Миши. Но как при этом они говорили! Ровно, мерно, спокойно, без повышения голоса и остановок они беседовали буквально пару минут. Два винта первый раз слышал настоящую феню, которую не зря называют блатной музыкой. Не отдельные слова, укоренившиеся в современном лексиконе, которые использует практически каждый, а именно сам разговор. Слушал с восхищением, но в тоже время с горечью и досадой на эту странную, несправедливую жизнь. Жизнь, внутри которой, как в коконе, живет другая – мерзкая, отвратительная, отравляющая и без того сложную и неприглядную наружную оболочку, но где говорят на таком красивом языке. И еще Два Винта никак не мог понять и даже винил себя в том, что их встреча с Савельевым не произошла раньше, когда этот парень из рабочей семьи, про которого рассказывают каким смышленым, умным, веселым пацаном он рос, стал на равных, на одном языке, разговаривать с матерым рецидивистом, беспощадным убийцей, известным в уголовной среде как Дядя Миша.

Тридцать один год из своих шестидесяти трех Дядя Миша провел в тюрьме.

Он приехал сюда на стройку семнадцатилетним юношей сразу после школы. Предприятие уже функционировало, но продолжало достраиваться. Не было еще двенадцатого цеха, а четвертый, шестой и одиннадцатый только заложили. Кроме того, строился город, поэтому целый год до армии скучать бы не пришлось.

Миша учился хорошо, но решил, что поступать будет после службы. Она должна остудить характер, дисциплинировать его. Очень уж он был отчаянный, заводной парень. В этом Саша Савельев очень похож на него – такой же жиган!

И проявил Миша на новом месте себя практически сразу. Без лишних раздумий он «отбил» у другого работника, женщину. Именно женщину, – она была на девять лет старше молодого повесы. Да не просто «отбил», а еще и сделал ей предложение, которое та приняла, и в том же году они поженились.

По поводу свадьбы, в очередной призыв Миша не попал, и Советская армия вместе с Военно-морским флотом ждали его уже девятнадцатилетним. Но не дождались. И виной тому стали грибы.

Заметил как-то Миша, что жена полюбила с лукошком в лес ходить. Да вот только почему-то все без мужа. Возвращалась довольная, усталая, а грибов приносила – на одну жарку не хватит.

Решил тогда Миша, что должен жене сюрприз устроить, – неожиданную встречу в лесу, и «помочь разобраться с грибами». Взял ножик кухонный, самый большой, специально для большого гриба, и отправился вслед. Но опоздал маленько. «Нарисовался» в лесу у жены другой помощник – Коля слесарь. Как и Миша без лукошка, зато с прекрасным настроением и очевидными намерениями. Отошли Коля с Мишиной женой поглубже в лес, встали к дереву и давай миловаться. Миша нож из кармана достал и, не скрываясь, вот как есть, пошел к ним. Жена, увидев приближение супруга, закричала, вырвалась из объятий любовника и побежала. А Коля остался. Рассчитывал ли он отбиться брошенной корзинкой, или думал договориться с Мишей? Возможно, совершено спокойный внешний вид обманутого мужа, придал ему уверенности в благополучности исхода? – теперь уже никто не узнает. Получив три удара в живот, Коля перестал быть сантехником и отправился к праотцам, а Миша отправился искать жену.

Оказалось, что жена не только быстро бегает, но еще и знает куда бежать в таких случаях. У кромки леса Мишу уже ждала милиция.

Так, в девятнадцать лет вместо армии Дядя Миша впервые попал за решетку на долгие 10 лет. Могло быть и больше, но смягчающие обстоятельства: мотив убийства, сотрудничество со следствием, не оказание сопротивления при задержании, первая судимость, сделали свое дело.

В этой отсидке решилась Мишина судьба. К нормальной жизни пути он отрезал навсегда. Освободившись, он мог поехать куда угодно, – его приняли бы в любой «малине», в любом городе, но по воровским понятиям, чтобы стать настоящим авторитетом, Дядя Миша должен был завершить кое-какие дела по месту жительства. И он вернулся «за разводом».

Удивительно: как никто не подсказал ей, что нужно не только развестись с Мишей, но и до его возвращения раствориться на бескрайних просторах Союза? Неужели она думала, что за все эти годы, что она тут «гуляла-виляла» Миша ее простит? Тоже осталось тайной.

Приехавший на место преступления молодой оперативник, а ныне начальник городского УВД, увидел лежащее возле подъезда на боку тело женщины в луже крови. Рядом на лавочке, непринужденно сидел и попыхивал папиросой мужик в кепке и закатанной по локти рубашке, с синими от тюремных наколок руками. Это был Миша. Но не тот «горячий» восемнадцатилетний юноша, перед которым был распахнут весь мир, а настоящий урка. Он нарочно выволок жену на улицу и зарезал демонстративно, на глазах у всех соседей. Поэтому бежать, скрываться, оказывать сопротивление он не собирался, а с чувством выполненного долга спокойно дожидался, когда за ним приедут.

– Начальник, волыну спрячь, – оскалившись, сплюнул в сторону при виде, достающего из кобуры пистолет опера, Дядя Миша. – Я сюда ненадолго заехал. Развод получить. Но мне обратно надо. Так что, давай, звони «пожар». Банкуй, не тяни, – и встал, выставив вперед руки под браслеты.

Назначенные приговором 15 лет за умышленное убийство Дядя Миша не отсидел. К несчастью случилась амнистия 1994 года, под которую он попал, как «отзвонивший» 2/3 срока.

Он мог бы и не выходить, – свободен он был именно в тюрьме, – она стала его домом. Надо было только немного напортачить, чтобы накинули срока и остаться на отсидке, но шел самый разгар «лихих девяностых» и разбушевавшемуся беспределу требовался настоящий воровской контроль. Бывших на свободе авторитетов «валили» каждый день. Новые порядки стали устанавливать гопники, бакланы и фраера. И Дяде Мише, у которого из его «пятнахи» прошло не 2/3, а только 9 лет, как и многим другим ворам, не собиравшимся на волю, пришлось бросить дела и «откинуться» для наведения порядка в стране.

Та амнистия 1994 года хоть и называлась «политической и экономической», освободила множество матерых бандитов, в том числе и рецидивистов. И это в такой сложный, переломный для страны момент! Примерно такая же, правда с худшими последствиями, история произошла в 1953 году, когда амнистия Берии выпустила на волю банды отморозков, захвативших целые города. Но то ли история склонна к повторам, то ли потому, что страной руководил «кто ни попадя», а вернее, все подряд, – распоясавшийся бандитизм подкрепили новыми силами.

В общем, как и следовало ожидать, окунувшись в водоворот криминальных событий, очень скоро Дядя Миша получил свой очередной срок – семь лет.

Потом была еще одна ходка, за какую-то такую ерунду, что можно было и «условным» обойтись, но убийце-рецидивисту дали целых пять лет.

После этой подсидки вот уже почти десять лет Дядя Миша все время проводит в своей голубятне, что на окраине города, а в ту самую квартиру, где восемнадцатилетним парнем поселился с женой, ходит только спать, да и то не всегда.

Кроме Дяди Миши судимых здесь нет. Город, конечно, есть город, тем более довольно крупный, сосредоточенный вокруг производства. Поэтому чего только в нем не случалось. В том числе и суды, и статьи, и сроки. Но людей отсидевших в тюрьме не то что просили «покинуть территорию», а просто не пускали обратно. Их семьи, у кого они были, выселяли.

Особенно много конфликтов происходило во времена строительства, когда приехавшие шабашники выясняли отношения и делили сферы влияния (чаще всего на женщин). Тогда-то и появилось местное отделение милиции, ставшее впоследствии УВД с довольно большим штатом. Возглавил его майор Никитов, – пьяница, лентяй и ходок. А когда он в очередном загуле утонул в реке, Управление передали «в руки» молодого, толкового опера, который за год до этого «взял» на месте преступления убийцу-рецидивиста по кличке «Дядя Миша». И не просто «взял», но и «наладил контакт» (но об этом в городе кроме них двоих не знает больше никто). Каким образом ему удалось это сделать, тоже не ясно, ведь Дяде Мише от «воли» ничего не нужно, – он все имеет на зоне. Как бы то ни было, их «дружба» тянется с того самого знакомства у подъезда, то есть уже более 30 лет.

Именно благодаря начальнику УВД Дядя Миша возвращался в город трижды, после каждой своего срока и не потерял, как Мойша, квартиру. Благодаря ему же, Дядю Мишу не трогает самодур Корнеев, а все простые менты обходят стороной. А начальник через Дядю Мишу узнает такие вещи, которые бестолковый Корнеев со своими «следственными мероприятиями» узнал бы только через несколько месяцев, а может и совсем бы не узнал.

– Тебе, кстати, фартануло, что Корнеев твое возвращение прощелкал. Удивительно: как он тебя в город пустил? Может, планы какие имеет? – Дядя Миша, после паузы, прищурившись, снова посмотрел на Мойшу, в который раз наблюдая за его реакцией. – Не словились еще?

Саша от этого вопроса передернулся. Терпение его заканчивалось. Он все больше убеждался в своей правоте в отношении авторитета.

Дядя Миша находится в городе с личного разрешения начальника УВД. Подобное исключение в «закрытом» городе просто так не делается. Кроме того, Дядя Миша по воровской терминологии – химик, а УДО в блатном мире не приветствуется. В оправдание его досрочного освобождения можно поставить ситуацию, при которой он вышел на свободу, но все же. А главное, что терзало Мойшу больше всего, это предположение, что старик ссученный.

Авторитеты на зоне уже давно сменились, но новые про Дядю Мишу все знают и относятся к этим сведениям спокойно. Старик жил и живет по понятиям, химиком стал по решению того, почти двадцатилетней давности, сходняка, на воле сделал много, не портачил, своих никогда не «сливал». Не было случая, чтобы из-за его знакомства с начальником УВД у кого-нибудь из блатных случились неприятности. Наоборот, через него братва узнавала о ментовских «прихватах» и других делах. С его помощью удавалось вовремя избавится от ненужных «головняков» и сомнительных людей, и это «покрывало» некоторые противоречия.

Не смотря на это, Саше не нравился этот гнилой базар с заездами: сначала про то, как жить, а теперь о каких-то мутках с Корнеевым, который для Савельева стал чуть ли не кровником. Дядя Миша не был на зоне всего-то пару-тройку лет, но может, уже чего-то забыл? Не напомнить ли ему, что понятия там остались прежние: «икшаться» с ментами – западло!

– Не успели, – оскалился он в ответ, вспомнив вчерашний вечер, и хотел сплюнуть, но вспомнил, что находится в комнате.

– Не торопись…

– Я эту падаль после первой ходки марануть не успел.