Труба

Труба
Андрей Дрожжин

Дважды в одну воронку снаряд не попадает. Дважды невозможно войти в одну реку… Эти и подобные утверждения, конечно, спорны. Ну, а вдруг?!Стоит ли ловить преступника на однажды удавшемся ему трюке? Вероятно, да! Но только вот, – что делать, если преступника больше нет?Последний вопрос, прибывшую из Москвы на один из многочисленных «почтовых ящиков», комиссию не слишком волновал. Потому-то и появилось там нечто такое… Труба, одним словом.

– Костя, на «трубу».

Костя, худой, высокий, лобастый парень лет двадцати пяти, застыл в дверях, как вкопанный и, скорчив гримасу, опустил, практически уронил, на пол спортивную сумку.

– Виталий Витальевич!..

– Костя!

– Виталий Витальевич, почему я?

– Костя, на «трубу-у-у», – начальник, выпячивая нижнюю губу, чтобы было более отчетливо, растягивая ударное «у», но так и не поворачиваясь к двери, возле которой застыл пришедший, повторил указание. – Распоряжения руководства не обсуждаются. Слышал когда-нибудь такое?

– Приказы не обсуждаются, в армии слышал.

– А мы не в армии, поэтому тут распоряжения. Передевайся быстро и беги. Мне смену отпускать надо. Я даже автобус из-за тебя задержал. Дениска тебя довезет.

Костя за ремень поволок по полу сумку к своему ящику.

– Ну, почему я-то!?

Виталий Витальевич положил обгрызенную ручку на вахтенный журнал и повернулся.

– Ты сегодня последний, поэтому тебе и идти.

Костя не хотел ничего отвечать, типа: «обиделся, разговаривать больше не о чем», но не смог. Секунд через двадцать он сказал.

– Что, – что последний? Смена-то не моя. Мне на следующей неделе только…

– Я знаю, – кивнул головой начальник. – Но Савельев заболел, его нужно кому-то заменить…

– А на замену только я гожусь, да? Я его в прошлый раз заменял. А до этого Жека. Только вот за Жеку он отработал, а за мой тот раз нет. И теперь опять я. Уже два раза, – перебил Костя.

– Нет, – словно не замечая сказанного, также спокойно, как начал, продолжал Виталий Витальевич. – Годится любой. Но опоздал ты. У нас, если ты помнишь, режимный объект. И нарушать режим, это значит подставлять жопу своего начальника другому начальнику. Мне что, как думаешь, очень нравится, когда меня в жопу дерут? Поэтому за опоздание нужно получить наказание. Футболку задом наперед одеваешь.

Начальник отвернулся. Взял ручку и заложил за ухо. Она тут же упала и, несмотря на шлепки огромной ладони по журналу, успела укатиться под стол. Пришлось отодвигать стул и пытаться протиснуться между тумбочек, но не вышло. Чертыхаясь, Виталий Витальевич поднял свои метр девяносто пять, убрал стул в сторонку и на карачках полез в пыль и темноту.

«Так тебе и надо! – подумал, выворачивая на изнанку футболку, и глядя на торчащий из-под стола зад, Костя. – Да еще бы и пендаль дать, чтоб ты там и остался!».

– Ты странно, Костя, рассуждаешь, – словно оправдываясь, заговорил Виталий Витальевич. – Ты думал: опоздаешь на двадцать минут, а я тебя за это в столовую на раздачу поставлю?

Во втором ряду раздевалки за металлическими шкафчиками раздался смех. Костя сначала хотел ответить, но, узнав этот громкий, идиотский смех, решил, что лучше будет промолчать.

Лёха Беззубый – здоровый, «недалекий» дятина, которого все нормальные люди стараются обходить стороной. Какая-то неведомая, тонкая, тонюсенькая даже, грань отделяет его существование на воле от тюрьмы. Многие в городе знают этого парня и желают ему скорейшего попадания в нее, но никому не хочется стать этому причиной. На работе он ведет себя довольно мирно, иногда с ним можно даже поговорить, но на улице, чтобы не нарваться на неприятности, лучше с непредсказуемым Беззубым не встречаться. Авторитет им признан только один, – Виталий Витальевич.

Лёха, словно минуту назад не замер, подслушивая разговор, вышел из-за шкафчиков. В телогрейке и ватных штанах он по сравнению со щуплым Костей казался просто огромным.

– Что, Костян, опоздал в столовку? – он хлопнул Костю по плечу так, что тот чуть не упал, а сам заколыхался от смеха.

– Да пошел ты, – прошептал Костя, понимая, что Беззубый за своим хохотом его не услышит.

– Лёха, давай домой, – вмешался Виталий Витальевич.

– Да, да, иду, Виталий Витальевич. Вы его в следующий раз в женскую раздевалку за опоздание в наряд поставьте! – и снова заржал.

– Виталий Витальевич, он что придурок? – спросил Костя, когда Лёха хлопнул дверью.

– Нет… – поразмыслив, ответил начальник.

– А что ж тогда?..

Виталий Витальевич отвернулся к столу и стал чего-то писать в журнал. Потом остановился и повернулся обратно. Внимательно и грустно посмотрел на Костю, постукивая ручкой по зубам, и сказал:

– Не связывайся, Костя. Он не придурок. Он дурак. Я говорю: ты футболку задом наперед одевал!

– Ну, я ж вывернул!

– Костя, – Виталий Витальевич снова повернулся к журналу, – придурок – это ты!

– Тьфу, – дошло до Кости и он начал выворачивать футболку обратно.

Виталий Витальевич снова занялся журналом, а Костя перед тем, как снова обидеться на начальника, еще немного повспоминал, ушедшего.

Беззубым Лёха сделался несколько лет назад, решив попробовать себя в спорте.

Жил тогда еще в городе Клей. Звали его, как и Костю, Костей. А прозвище себе он придумал сам, в честь любимого боксера Мохаммеда Али.

С виду ничем не примечательный парень: среднего роста, поджарый, с коротко обритой головой. Квартиру делил вместе с Кенгуру – они были из одного детского дома и, достигнув совершеннолетия, получили на двоих эту квартиру и работу на предприятии. Одну комнату занимал один, а вторую другой. Так и жили. Все было у них общее, как и до этого, в детском доме. Они были лучшие друзья. Лучшие и единственные: другими друзьями никто из них так и не обзавелся.

Клей не видел в этом необходимости. Все свободное время он тренировался и дотренировался, в результате, до того, что уехал профессионально зарабатывать боксом.

На предприятии и Два Винта, и сам директор просили его остаться. Предлагали организовать боксерскую секцию, – учить ребятишек. Клей очень переживал, что отказал, но по-другому поступить не мог. Он был в самом начале своей карьеры профессионально бойца, на пике физической формы и ему самому не хватало толкового наставника. Воспитанником детского дома он занимался с хорошим тренером. Здесь же учиться было не у кого. Клей прекрасно понимал, что общую физическую подготовку он самостоятельно осилит, но боксерского опыта не наберет. А накопленный начинает терять и очень скоро от него не останется совсем ничего. Поэтому собрался и уехал.

Кенгуру остался совершенно один.

У него не получилось завести себе друзей по другой причине. Небольшой горб и недоразвитые руки, которые до конца не разгибались, с маленькими, словно детскими, пальчиками, хотя и были полностью функциональны, стали причиной инвалидности и появления такого безобразного прозвища.

Родители отказались от него сразу же, в роддоме. Но отпугнувшие мать и отца, прогнозы врачей об умственных способностях ребенка не оправдались. Мальчик имел физические недостатки, которые со временем становились все более очевидными, но рос очень смышленым, и окончил школу с хорошими оценками. Своими успехами в освоении школьной программы Клей, кстати, тоже обязан другу.

Кенгуру был тихий и скромный парень, старался не доставлять никому хлопот, сам обслуживал себя и никогда не уклонялся ни от какой работы. Он не стеснялся своих недостатков, хотел чувствовать себя полноценным, старался быть полезным и именно в этом чувствовал свое предназначение. Как мог, помогал нуждающимся в помощи. Но таких людей, принимающих его заботу, было мало. Поэтому опекал он в основном стариков. Остальные люди общались с ним неохотно, а многие вообще брезгливо сторонились. От умного, доброго парня отпугивал его внешний вид.

Но, не смотря на скромность, когда речь заходила о защите чести и достоинства, не важно, своей или кого-либо еще, Кенгуру был совсем не робкий. И в этом вопросе он не нуждался даже в физической поддержке Клея, хотя за ним был как за каменной стеной. Жизнь в детском доме научила постоять за себя.

В кое-какие боксерские «штучки» посвятил его друг. В основном это касалось защиты: смягчению и уклонению от ударов, ведь бить, как следует, Кенгуру не умел. Но мог ли он знать, что самый болезненный удар нанесет ему отъезд друга! Отсутствие именно моральной поддержки, стало сказываться все сильнее. Кенгуру только сейчас понял насколько он одинокий и ненужный. И хорошо, что, оставшись на остановке один, он не видел, как плачет в автобусе Клей, покинувший, не смотря на все их заверения о скорой встрече, город навсегда.

С тех пор Кенгуру домой не торопился. Причиной тому стал Лёха, а вернее, его новый дружбан, Лёлик Веселый, – воспитанник другого детдома, который в скором времени поселился в комнате, принадлежащей Клею.