Игра на выживание

Игра на выживание
Андрей Михайлович Дышев

Дочь волка и Кирилл Вацура
В этой игре на выживание может принять участие любой желающий. Кирилл Вацура согласился участвовать только потому, что его сотрудница, милая Ирэн, записалась на это сомнительное шоу вопреки его просьбам. Всех участников посадили на военный самолет и глубокой ночью отправили невесть куда. Спустя несколько часов полета участники прыгают с парашютами в неизвестность, мрак и душную жару… Теперь самое главное – добраться до места назначения. Тот, кто придет первым, получит 300 000 долларов. Каждый сам за себя. Каждый – вопреки всем. Вацура знает, что где-то недалеко от него, в густых джунглях, борется за жизнь его девушка. И вовсе не дикая природа представляет здесь главную опасность…

Андрей Дышев

Игра на выживание

Андрей Дышев

* * *

Глава первая. Замечательная пара

Ревность моя избирательна, без подпитки убойными фактами она обязательно зачахнет и увянет, как ковыль в заснеженной степи. И я бы обязательно забыл о той странной встрече на Эльбрусе, если бы за ней не последовала целая полоса тяжелейших испытаний, выпавших на нашу с Ирэн долю. Позже я часто думал о том, как развивались бы события, не прими мы участие в соревновании? Сколько бы пролилось крови, сколько было бы изломано человеческих судеб?

Это был конец марта – самое замечательное время в горах, когда солнце, уже по-летнему сильное, очистило от снега обширные поляны на южных склонах; и проталины покрылись цветочным ковром; и горнолыжники начали неудержимо стаскивать с себя ненавистные комбинезоны и свитера, а самые смелые обнажились до купальных костюмов; и трассы, нестерпимо светлые, на которые смотреть без очков – настоящая пытка, всё больше напоминали знойные тропические пляжи с сахарно-белым песочком. Вот в такую чудесную пору мы с Ирэн приехали к подножью Эльбруса, чтобы отдохнуть недельку от изрядно поднадоевшего нам детективного агентства, тем более что мы уже второй месяц сидели без мало-мальски серьезных заказов, и совсем скисли от тоски и хронического безденежья.

Мы отдыхали на полную катушку, с утра до обеда шлифуя лыжами склоны, а ближе к вечеру совершая рейды по многочисленным кафе и шашлычным, напропалую знакомились с местными кабардинцами и балкарцами, литрами пили с ними вино и пели песни. Стерильный горный воздух, напоенный смоляным ароматом сосен, кружил нам головы, но мы с Ирэн оставались коллегами по работе, начальником и подчиненной, и эту форму отношений мы соблюдали свято, не переступая границы дозволенного. Так нам было обоим проще. Не надо было мучительно думать о потаенном смысле случайных слов, брошенных друг другу, мимолетных взглядов и жестов; не надо было разбираться в себе, переживать, сомневаться, задаваться вечными вопросами о любви. Мы были свободными людьми, связанными лишь общей работой, взаимным уважением и солидарностью в выборе кафе или марки вина. Мы жили в одном номере, спали на разных кроватях, легко и без напоминания отворачивались, когда кому-то из нас надо было раздеться и, прежде чем погасить свет, без натяжки и искренне желали друг другу спокойной ночи. Люди, с которыми мы успели познакомиться, принимали нас за мужа и жену, в крайнем случае, за любовников, а мы спокойно и без возмущения принимали их заблуждение и не пытались переубеждать.

Когда мы насытились катанием и шашлыками, то стали искать более острые впечатления. Как раз в эти дни на Эльбрусе проходили международные состязания по скоростному восхождению, и председатель жюри Володя Белиловский – мой давний друг, поэт и романтик – предложил нам с Ирэн помериться силами с альпинистами.

Это была явная авантюра, но мы почему-то согласились. Мы стартовали на вершину Эльбруса в четыре часа утра с ледовой базы Гара-Баши вместе с двумя десятками спортсменов. Азарт пришел к нам в районе скал Пастухова, когда мы убедились, что без особых усилий оторвались от основной группы. На седловине, откуда до вершины оставалось всего ничего, Ирэн сдалась и начала тихо поскуливать. Ей не хватало воздуха, сил и воли. Она села на жесткий фирн и принялась жалеть свои уставшие ножки и замерзшие ручки. Я затащил ее на вершину при помощи крепких выражений и веревки, и там мы воткнули в снег победный вымпел, крикнули "ура" и даже поцеловались, позируя перед камерой оператора, который снимал наш триумф с борта вертолета.

Ползанье по натечному леднику в поднебесье вымотали Ирэн настолько, что она проспала в нашем номере как убитая двадцать часов подряд. Я не без труда растормошил ее за час до того, как в кинозале должно было состояться чествование победителей с вручением главного приза – яблочного пирога, который Белиловский называл "метр на метр".

– Может, не пойдем? – предложила Ирэн, с мольбой глядя мне в глаза и с трудом отрывая голову от подушки. – Мне кажется, что у меня вместо ног сардельки.

Я не стал возражать, но в наш номер вдруг вломились изрядно подвыпившие немцы, которые заняли второе место, и принялись обнимать меня и Ирэн, которая пыталась закрыться от них одеялом. Пришлось Ирэн в спешке приводить себя в порядок и волочить свои сардельки к пьедесталу почета. Белиловский вручил нам пирог, по своим размерам напоминающий небольшой бильярдный стол. Я тотчас отволок его в бар, где вместе с немцами и венграми, занявшими третье место, стал накрывать праздничную "поляну" для организаторов соревнований, спасателей, спонсоров и особо ретивых болельщиков.

Минут пятнадцать спустя я поднялся в кинозал, где не сразу нашел в толпе Ирэн. Сначала мне показалось, что она окружена поклонниками и принимает поздравления. Но потом заметил, что Ирэн представляла интерес лишь для одного невзрачного человека. Это был невысокий коренастый мужчина лет сорока, с крепкой челюстью и чуть скошенным набок ртом. Его крупная голова с плоским затылком, казалось, под собственной тяжестью ушла в плечи, и потому обнаружить присутствие шеи было решительно невозможно. Лицо его было бледным, явно не познавшим здешнее солнце, отчего можно было сделать вывод, что человек приехал в Приэльбрусье недавно, возможно только сегодня. Одет он был весьма необычно для здешних мест – деловой костюм, остроносые туфли, разве что галстука не было. Мужчина стоял напротив Ирэн, опираясь рукой о стену, будто пытался оградить ее от толпы, которая грозила смять Ирэн словно хрупкий цветок. Он что-то говорил и время от времени озирался по сторонам, при этом вместе с головой двигались и его широкие плечи.

Я подошел к ним и поздоровался. По взгляду Ирэн я сразу понял, что она горько сожалеет, что попалась мне на глаза в непосредственной близости от этого мужчины. На ее щеках сквозь горный загар проступил румянец. Она опустила глаза, взяла меня за руку, отчего я сразу почувствовал впившиеся в мое запястье крепкие ноготки, и скомкано сказала:

– Извините, нам пора.

Но незнакомец, протянув руку, бурно приветствовал меня:

– О-о! Какие люди! Очень, очень за вас рад! Если не ошибаюсь, вы – Кирилл Вацура? Мой друг Белиловский рассказал мне о вас много хорошего. От всей души поздравляю с победой! От всей души! Вы настоящий супермен!

Он крепко сжал мою руку и стал ее трясти. Его кривой рот растянулся в какой-то буратиновой улыбке, губы разомкнулись, и обнажились мясо-красные десна. Незнакомец немного шепелявил и не проговаривал отдельные звуки, но, в целом, я разобрал всё, что он хотел мне сказать.

– Что вы! Какой я супермен! – отмахнулся я. – Людей пугают масштабы Эльбруса, а вообще-то на его вершину может запросто взобраться любой мальчишка. Всё дело в подходящей обуви.

– Не скромничайте! – погрозил мне пальцем мужчина и прищурил один глаз. – Вы необыкновенно выносливый человек. Меня восхищает ваша способность мгновенно привыкать к экстремальным условиям. Ведь вы даже не прошли адаптацию перед восхождением. Я прав?

Мне показалось, что Ирэн напряглась и дышать перестала. Я все еще чувствовал ее ноготки на своей руке. Ее пальцы не разжимались. Можно было подумать, что она находится на приеме у стоматолога, и врач просит ее потерпеть, и подносит тонко свистящий бор к ее оголенной пульпе. Она словно готовилась пережить острейшую боль. На меня же незнакомец не произвел гнетущего впечатления. Напротив, он показался мне приятным, общительным и щедрым на похвалу собеседником.

– Кстати, я даже не представился! – вспомнил незнакомец и с чувством приложил ладонь к груди. – Казимир Лобский. Правда, друзья чаще зовут меня Кротом. Я не стану возражать, если и вы будете меня называть так же.

Откровенно говоря, я не напрашивался к нему в друзья, и не горел желанием называть его Кротом. Я ждал, что он вкратце обрисует мне обстоятельства, при которых произошло его знакомство с Ирэн. Я готов был услышать, что он является соседом Ирэн по дому. Или ее бывшим преподавателем. Не исключено, что Лобский был лучшим другом ее отца. Или мамы.

Но Лобский никак не прояснил этот вопрос и снова крепко пожал мою руку. Ирэн, казалось, уже таяла, как мороженное. Я не смотрел на нее, но физически ощущал ее состояние. Оголенный комок нервов! Она переступила с ноги на ногу, и рифленая подошва ее ботинка слегка отдавила мне пальцы ног. Я не придавал значения ее поведению. Бывает, что мы встречаемся с людьми, о которых у нас сохранились не самые лучшие воспоминания. Наша память хранит то, о чем наш собеседник давно забыл, и потому он расслаблен и искренне радуется встрече, а мы скованы, и в голове навязчиво порхают старые обиды.

– М-да, замечательная пара, – мурлыкал Лобский, переводя взгляд с меня на Ирэн и обратно, словно кот, который через стекло витрины разглядывает мясные деликатесы. – От всей души рад за ваши успехи… от всей души… – Он прошелся скользящим взглядом по серебряному комбинезону Ирэн. – Годы уходят, всё равно, что песок из колбы, а ты совсем не меняешься… Разве что немножко поправилась…

– Извините, – не выдержала Ирэн и настойчиво потянула меня к выходу. – Мы должны идти, нас ждут…

– Еще минуточку! – заторопился Лобский и, тронув меня за локоть, обратился ко мне: – Только один вопрос! Вы, надеюсь, уже слышали про "ГОС"?

– Про что? – не понял я.

– Ага, – кивнул Лобский. – Значит, не слышали. Это очень странно. Вы с вашими способностями должны стоять в первых рядах участников "ГОСа". Ведь вы потенциальный фаворит… Почему вы так удивляетесь? Это ваше предназначение, ваша стихия…

– Я не знаю, о чем вы говорите, – напомнил я.

– "ГОС" – это аббревиатура, – пояснил Лобский, – которая означает "Гейм Оф Сарвайвл", то есть, "Игра на выживание". Грандиозное телевизионное шоу. О нем сейчас пишут все газеты…

Тут очень кстати рядом с нами появился Белиловский. Он сверкнул бронзовой лысиной, уколол мою щеку своей жесткой бородкой и принялся меня отчитывать:

– Кирилл! Ну, в чем дело? Народ ждет! Народ, можно сказать, уже стонет!

Лобский, отступив на шаг, принялся вполголоса извиняться перед всеми сразу. Самое время было забыть об этом человеке, выбрать в качестве путеводного маяка лысину председателя жюри и гордо прошествовать за ней в банкетный зал, но все же я, чувствуя на себе пристальный и выжидающий взгляд, не выдержал и оглянулся.

– Еще увидимся! – тотчас крикнул Лобский, вскидывая руку, и перевел взгляд на Ирэн, желая убедиться в том, что она эти слова услышала и правильно их поняла.

Мы неплохо пошумели в баре, и я забыл бы об этой мимолетной встрече, если бы не поведение Ирэн. Она тоже смеялась, глядя на то, как дурачатся немцы, изображая подъем по леднику, охотно поднимала бокал после всякого тоста и самолично взялась резать призовой пирог, и все же я не мог не заметить, каких усилий ей стоило самообладание. Время от времени я ловил ее короткие взгляды, которые она украдкой кидала на меня, будто хотела догадаться, о чем я сейчас думаю и каково мое внутреннее состояние, и мне казалось, что ее глаза наполнены беспросветной тоской и болью.

В самый разгар банкета я, нарочно оказавшись рядом с Белиловским, как бы между прочим спросил его, что он может мне рассказать о своем друге по кличке Крот. Председатель жюри – кстати, абсолютный трезвенник – долго не мог понять, про какого Крота я говорю, и лишь когда я обрисовал ему коренастого мужчину, донимавшего нас своими разговорами в кинозале, он вспомнил.

– Какой же он мне друг? Я его совсем не знаю. Он крутился около судей во время восхождения и расспрашивал про участников.

– И давно он здесь?

– Кажется, вчера приехал… Да, вчера. Как только вы стартовали, так он здесь и появился. Знаешь, на что я обратил внимание? По-моему, он очень богатый человек. Во всяком случае "Мерседес" у него совершенно роскошный. За все время, пока я здесь работаю, подобных машин в Приэльбрусье не видел… А что с Ирэн? Сегодня она неважно выглядит.

Я ответил, что она все еще не оправилась после восхождения, и вернулся на свое место. Я выпил еще пару бокалов вина, причем один из них – на брудершафт с экспансивной журналисткой из какой-то спортивной газеты, и только после этого заметил, что моя подруга куда-то пропала.

Я нашел ее в нашем номере. Ирэн сидела в кресле и смотрела телевизор. При моем появлении она не шелохнулась и даже не повернула головы. Я присел на подлокотник и опустил руку на ее плечо.

– Что с тобой? – спросил я.

– Иди и обнимайся со своей корреспонденткой! – вдруг необычайно зло выкрикнула Ирэн, скидывая мою руку со своего плеча.

Это было что-то новое. Кажется, первый раз в жизни Ирэн устроила мне сцену ревности. Чего-чего, а этого я от нее не ожидал.

Эмоции вспыхнули во мне как ржаной сноп от горящей спички. Я вскочил с кресла и подошел к окну. Вершины гор, еще освещенные заходящим солнцем, полыхали, словно угли в гигантском камине. На сосновый лес опускался голубой туман, похожий на невесомую шелковую накидку. Ледник цвета изумруда притаился на дне глубокой седловины, и из его недр исходило холодное мерцающее свечение. Какая красота! Какое величие! Разве можно ругаться в этом божественном месте?