БОБЫШ. Так вы меня потом на этой правде и повесите. Что говори, что не говори – одна перекладина.
ЧЕРЕЖАНОВА. Ну вот: выбирайте свою перекладину. (Кладёт перед ним лист бумаги, на котором она писала.) Подписывайте.
БОБЫШ. Ага, против себя подписывать?
ЧЕРЕЖАНОВА. Это ваши слова. Можете проверить.
БОБЫШ(читая бумагу). Проверю… (От плохого зрения водит носом по бумаге.)
ЧЕРЕЖАНОВА. Страницы пронумерованы, видите, добавить я ничего не смогу.
БОБЫШ. А почему написано, что он был со мной в дружеских отношениях?
ЧЕРЕЖАНОВА. А в каких, в ликёроводочных?
БОБЫШ. Ну, хотя бы в товарищеских.
ЧЕРЕЖАНОВА. Давайте напишем в товарищеских. Господи!.. (Берёт у него бумагу и переписывает.) Вот, а теперь внизу напишите: «Исправлено и записано с моих слов верно». (Даёт ему бумагу и ручку.) И ещё ниже – подпись.
БОБЫШ. И чё, не посадят меня за это?
ЧЕРЕЖАНОВА. За что?
БОБЫШ. Ну что раньше не рассказал.
ЧЕРЕЖАНОВА. Нет. Подписывайте.
БОБЫШ. Страшновато как-то…
ЧЕРЕЖАНОВА. Подписывайте. Всё будет хорошо. Я обещаю.
БОБЫШ. Точно?
ЧЕРЕЖАНОВА. Точно. Я жду.
БОБЫШ. Может, я приму для храбрости?
ЧЕРЕЖАНОВА. После. (Достаёт из сумки десять рублей и кладёт на стол.) Вот: чирик на фунфырик.
БОБЫШ. Я эту отраву не злоупотребляю.
ЧЕРЕЖАНОВА(с деланным восхищением). Да мы элита! Ну, тогда на ситро.
БОБЫШ. Ладно, подписываю… (Подписывает бумагу и отдаёт ей.) Если меня посадют, вас Бог накажет.
ЧЕРЕЖАНОВА. Если нужно, вас посадят безо всякой бумаги. Вы даже подумать не успеете – за что? Даже ойкнуть не успеете.
БОБЫШ(мрачнея). Прямо вот так вот?
ЧЕРЕЖАНОВА. А вы как думали? В бирюльки с вами играть? Людей надо ограждать от криминальных личностей.
БОБЫШ. Вам ещё доказать надо, что я криминальная личность.
ЧЕРЕЖАНОВА. Это вам доказать надо, что вы порядочный. (Осматривает квартиру.) Живёте вон как… в первобытной пещере. Не работаете, непонятно чем питаетесь, неизвестно на что одеваетесь. Медный провод где стащили?
БОБЫШ. Это я в карьере – гляжу валяется.
ЧЕРЕЖАНОВА (саркастично). Ну да, только руку протяни.
БОБЫШ. Это всё временно.
ЧЕРЕЖАНОВА(язвительно). Временно-беременно…
Чережанова подходит к старенькому исцарапанному серванту и достаёт из-под стекла картонную грамоту.
Когда-то был замечательный экскаваторщик, водитель…
БОБЫШ. Это уже всё мхом поросло.
ЧЕРЕЖАНОВА. Здрасьте! Грамота за профессионализм и ударный труд.
БОБЫШ (махнув рукой). Так – побрякушки.
ЧЕРЕЖАНОВА. У вас вся жизнь – побрякушки. Не заметили, ваш поезд давно с рельсов сошёл, под откосом валяется.
БОБЫШ. Моя жизнь – моё дело.
ЧЕРЕЖАНОВА. Нет, ваша жизнь – это общее дело.
БОБЫШ. «Общее». Может мне на? людях в сортир ходить?
ЧЕРЕЖАНОВА (твёрдо). Надо будет – сходите! Если вы свою жизнь в кучу дерьма превратили, почему другие должны нюхать?
БОБЫШ. Ах вона как! Ладно, чтобы никто не нюхал, – пойду из окна выброшусь… Прямо во двор шмякнусь, для общего обозрения… (Подходит к окну и пытается открыть его, но от рывков оно только вздрагивает, звенит стёклами – и больше ничего.) Раскудыт-твою за ногу!.. Приросла, что ли?.. Открывайся!.. Окно в мир, блин…
Женщина подходит к окну и пытается оттеснить Бобыша.
ЧЕРЕЖАНОВА. Сядьте давайте, успокойтесь. Не надо истерик. Все взрослые люди… Надолго таких как вы не сажают.
БОБЫШ. Надолго – это на всю жизнь, а ненадолго – на пять лет, что ли?
ЧЕРЕЖАНОВА. Не надо нас извергами выставлять. Мы работаем для людей.
БОБЫШ(понимающе). А-а. А я думал, для собак.
ЧЕРЕЖАНОВА. Хамство так и прёт из вас.
БОБЫШ. А с вами как ни говори, на выходе хамство получается. Вам хоть сапоги вылизывай, скажете, сапоги хотел сожрать.