Созвездие любви

– Да. Ещё, конечно, детей родить, чтобы их учить резьбе и с ними поехать на море.

– А муж?

– Наверное, дети без мужа – не очень интересно.

– По себе знаю, – огорчённо призналась мама.

– Извините, я ведь ничего о Вас не знаю.

– Ничего страшного. Был муж из Франции, да сплыл куда-то.

Закурлыкал дверной звонок, прервав женскую беседу.

– Открою, – сказал я, поднявшись со стула, направляясь к входу.

– Странно. Кто бы это мог быть? – удивилась мама.

Подойдя к двери, я спросил, не глядя в глазок:

– Кто там?

– Сэ месье Маршаль? – послышалось оттуда.

– Уи, – ответил я, открывая.

Передо мной стоял седой смуглый мужчина в элегантном пальто с полосатым шарфом огромной длины вокруг шеи.

– Же… Ма пель Жиль Маршаль! – торжественно произнёс он.

Я подумал: «Лёгок на помине!»

– Сильвупле! – оставалось ответить мне вслух, показывая ему дорогу в квартиру.

– Кто там, сынок? – послышалось из зала.

– Ещё гости, мама.

Она вошла в прихожую и, это ужас, увидев перед собой вошедшего человека, сначала затряслась со слезами на глазах, затем начала падать в обмороке. Мон пэр мгновенно подхватил её, командуя мне:

– Вит, вит, сильтупле, – жестом у своего носа указывая на необходимость нашатырки.

Никогда не мог себе представить, что с мамой мог случиться обморок. Нашатырный спирт был найден, который сразу же помог ей очнуться, уложенной Жилем Маршалем в зале на диван.

– Тридцать три года! – были первые её слова.

– Мон анже! Мон ами! Жем тю! – тараторил он, целуя ей руки и лицо.

– Господи, где же ты был столько лет? Мон анже, – французский прозвучал у неё с немалым сарказмом.

– Элен! Сэ трэ бьен! Жо э бессиль! Миль пардон, мон ами!

– Очень ему хорошо, ишь! Дурак – это точно! Что мне теперь от твоего пардона, а? Ты что, по-русски разучился говорить? – отчитывала она его, словно нашкодившего кота.

– Я очень волнуюсь, Элен, – заговорил он вполне по-русски.

– Чего это ты вдруг заволновался?

– Боялся, что забыла, не впустишь, – небольшой акцент выдавал в нём француза.

Лежачее положение мама сменила на сидячее с помощью наших подоспевших многочисленных рук. Мы облегчённо присели на стулья.

– Леон, это твой отец, лёгок на помине, – сказала она мне.

– Я уже понял.

– Кэс кё сэ помине? Меня похоронили, Элен? – возмутился, только что появившийся в моей жизни, папа.

– Где-то три десятка лет прогулял, заявился, а, смотри-ка, уже претензии! – так же без снисхождения парировала мама.

– Я искал вас долго. Ма фамий, пардон, моя семья из Франции тоже вас искала. Ответы приходили, что мадам Лейкина Елена Витальевна не значится ни там, ни где. Адреса точного нет, трудно искать.

– Что ж ты писем не писал, когда я в общежитии жила.

– Я писал, возвращали. Оттуда в Люньон Совьетик не пропускали ничего даже через Францию из-за поддержки вами повстанцев.

– А какая у тебя семья, ты женат? – с подозрением спросила мадам бывшая Лейкина.

– Мама, папа, – ответил он с ударением на последнюю гласную.

– А жена, дети?

– Но, пардон, нет, я же женат на тебе, мон анже.

– Не врёшь?

– Эй, как-то, ей Богу!

– Я ведь с сыном твою фамилию взяла.

– Догадался, поэтому нашёл. Только искал сначала Маршаль, а вы Маршал. Мне повезло, что мой коллега работал по Роттердаму с нашим сыном. Как узнал, что Леон Жильевич, понял, что нашёл вас и сразу прилетел и поехал в указанный офис.

– И что? – спросил я.

– Там никого уже не было. Мне помог поли…, пардон, милиционер за пятьсот евро. Позвонил куда-то, дал адрес, и я тут.

Мама смотрела на него, то ли улыбаясь, то ли сомневаясь, полными слёз глазами. Она не верила своему счастью снова видеть перед собой любимого человека.

– Вот это да! Помог за пятьсот евро! Дорогая помощь, однако! – качая головой, воскликнула Таня.