Ходили мы и вы походами. Сборник рассказов о подводниках

Вообще-то, об отправке на работы

Все выделения курсантов должны проходить через меня!

О военно-морской серости

Курсант Стрелкин надел на развод серые носки. Это настоящая серость!

О субординации

Если услышал свою фамилию, пулей лети вверх, как гвоздь.

О связи с подводной лодкой

Нам нужны такие средства связи, чтобы они обеспечивали надёжную связь в трёх средах: в воздухе, под водой и над водой.

Пакостники

Точность – вежливость королей. У курсантов рефлекс точности воспитывался при помощи построений. Главное – не опаздывать в строй. А как научить будущего офицера флота не опаздывать? Наказывать, наказывать и ещё раз наказывать! Вот тогда стремление к точности и станет у него рефлексом.

Мы строились раз по сто за день. Утром после подъёма сразу же построение на физзарядку и – строем нарезать круги по плацу, пугая мирное население. У нас плац просматривался с верхних этажей жилого дома. Так однажды к начпо примчалась разъярённая фурия в обличье бабушки с требованием немедленно прекратить «этот разврат» (мы бегали строем в трусах и ботинках, даже майки-тельняшки не всегда надевали):

– Моей внучке уже четырнадцать лет стукнуло, – визжала фурия-бабушка. – Так она в семь часов утра вскакивает и к окну прилипает – не отодрать! Что это за мода – совращать малолетних девочек толпой голых мужчин в трусах?

А начпо возьми, да ляпни:

– Так точно! Бардак! Устраним – будем бегать без трусов!

Бабка – в обморок, начпо – по шапке! Правда, бегать мы стали в брюках, слава Богу…

После утренней пробежки опять построение, на этот раз – к умыванию. Потом – на утренний осмотр, на завтрак, после завтрака – для перехода на занятия и так далее. Целый день – одни построения. И попробуй, опоздай! Тут же вычислят и накажут.

Единственное построение, которое радовало курсантов, было перед увольнением в город. Вот уж куда нельзя было опаздывать ни в коем случае! Опоздаешь на одно из повседневных построений – накажут. А опоздаешь на это – останешься без увольнения. И вот тут-то начинается самое интересное.

Советского курсанта хлебом с маслом не корми, дай поиздеваться над ближним. Вредителей у нас хватало.

Например, начистит курсант Федя Пупкин ботинки до зеркального блеска, поставит их у койки, а сам, схватив брюки, мчится в бытовую комнату за утюгом (это он в увольнение намылился, торопится, чтобы на построение не опоздать!). В это время можно, достав припасённую заранее кнопку, сунуть её остриём вверх под стельку. А если припас две кнопки, то лучше в оба ботинка, причём в один – под пятку, а в другой – ближе к носу, чтобы Федя не сразу её обнаружил. Потом остаётся только, собрав зрителей, ждать, когда хозяин ботинок обуется, встанет и начнёт дикий танец раненого гамадрила. При этом он, конечно, может вычислить автора этой проделки, но времени на отмщение не хватает. Вон, слышите? Уже дали «три зелёных свистка» к построению на увольнение! А ему нужно ещё достать кнопку из правого ботинка, а потом, обнаружив вторую, и из левого.

– Ладно, гадёныш! Потом расквитаемся! – шипит раненый в пятку Федя и убегает на построение, придумывая на ходу план мести.

Расплата наступает, обычно, перед следующим увольнением. Если всё это происходит на первом курсе, то до следующего увольнения проходит неделя. За это время вредитель успевает забыть кому, когда и как он навредил. Но этого не забывает Федя! Предусмотрительно заглянув в книгу увольняемых, он обнаруживает там фамилию своего обидчика: это его закадычный враг хохол Вася.

Остаётся выбрать один из вариантов мщения. Можно, конечно, повторить фокус с кнопками, но это уже не интересно. К тому же, может и не сработать. Чёрт его, Васю, знает, вдруг он не забыл, что имеет кровника и проверит ботинки, прежде чем надеть их. Тут желательно внести некоторое разнообразие.

И Федя, дождавшись, когда его жертва выйдет из кубрика, завязывает узлом рукава на его форменке. Узлы лучше вязать ближе к манжетам, чтобы руки пролезли в рукава как можно дальше.

Весь фокус заключается в том, что форменки мы обычно ушивали. Считалось особым шиком ушить форменку так, чтобы она облегала тело, как обтягивает глобус надетый на него презерватив. В такую ушитую форменку самостоятельно влезть невозможно. Обычно курсанта обтягивали этим «презервативом» вдвоём: он засовывал голову с руками внутрь, а два приятеля с силой натягивали на него форменку. Чтобы её снять, помощь уже не требовалась, но приходилось, держась за низ скрещенными руками, извиваться ужом минут пять, буквально по миллиметру задирая форменку наверх.

А теперь представьте себе, что вы вдели голову и руки в нужные дырки, приятели рывком натянули на вас этот «презерватив», макушка уже показалась в вырезе ворота, а руки …застряли на выходе из рукавов. Потому что рукава завязаны узлом.

Помогавшие вам друзья уже отошли в сторону и, держась за животы, надрываются, глядя, как вы крутитесь на месте, не понимая, что происходит. Ибо на свет божий вылезла только ваша макушка, а глаза остались там, внутри, в кромешной темноте; руки застряли в рукавах, и их никак не вынуть, так как форменка уже обтянула ваше тело, как это самое – глобус.

Федя, довольный, наблюдал за вертящимся Васей в компании двух приятелей. Это они только что помогли несчастному натянуть форменку. Вокруг прыгающего в трусах и наполовину натянутой форменке Васи собралась уже небольшая толпа хохочущих курсантов. Бесплатный концерт!

Извиваясь и подпрыгивая, Вася, конечно же, понял, кто сотворил с ним каверзу. Пытаясь выбраться из этого хомута, он орал оттуда, изнутри:

– Пупкин! Гад! Убью!!! Вынь меня отсюда! Скотина! Я же в строй опоздаю! У-у-у, с-сучё-ныш!

Курсанты любят поржать над товарищем. Но они не садисты. Услышав команду дежурного по роте: «Увольняемым в город приготовиться к построению!», Васе помогли выбраться из западни и развязать узлы на рукавах. Федя при этом не присутствовал – он прятался в гальюне.

Вернувшись к полуночи из увольнения, Вася тихонько прокрался к койке своего врага и, нагнувшись, разглядел в темноте мирно почивавшее тело. Федя безмятежно улыбался во сне. Ему снился глобус в трусах, пытавшийся вылезти из презерватива.

– Спи-ш-шь, х-хорёк? – прошептал сквозь зубы Вася. – Щас ты у меня проснёшься, животное!

Он обошёл ряд коек, нащупал в углу казармы спортивный мат, на нём – штангу, а рядом с ней – стопку «блинов». Выбрав наощупь самый большой – пятнадцать килограмм, – он взял его в охапку, поднёс к крайней койке и прицелился.

Федя спал на пятой по счёту койке. Если запустить блин под койками немного наискосок, то он докатится до нужной койки и ударится либо по койкиной ножке, либо в тумбочку у изголовья. Неважно, куда он попадёт, главное – сотрясение, произведённое пятнадцатикилограммовым блином, заставит супостата проснуться в холодном поту.

Злорадно ухмыляясь в предвкушении, Вася придал блину ускорение и катнул его под койками…

Ну, что тут можно сказать? Будучи в увольнении, наш дискобол нарушил завет заместителя начальника факультета по политчасти и залил себе в организм стакан водки. А ведь замполит факультета, инструктируя нас перед увольнением, всегда говорил (с хорошим украинским акцентом):

– Тоуарищи курсанты! Не пейте уодку. Пиука? Ну, пиука можно!

Если бы Вася «уыпил» кружечку «пиука» вместо «уодки», возможно, он и не промахнулся бы. Хотя, с другой стороны, в кубрике было темно, поэтому даже трезвому трудновато было бы попасть блином в яблочко.

В общем, блин, как и предполагалось, попал в ножку койки… Но не пятой, как рассчитывал Вася, а шестой. Там, свернувшись калачиком, спал командир отделения по кличке Ёжик.

Эффект, произведённый ударом блина по койке, превзошёл все ожидания. Ёжик не только проснулся в холодном поту, он ещё и грохнулся с койки на палубу. Причём в полёте зацепил головой тумбочку (шишка на лбу!), ударился рукой о соседнюю койку (синяк на локте!) и проехался коленом по паркету (ссадина на ноге!).

Пока шёл процесс травмирования Ёжика, блин под его койкой совершал круговые движения на месте, сопровождаемые ускорением вращения и усилением грохота. В радиусе метров десяти от эпицентра, с коек поднимались заспанные головы. Головы озирались по сторонам, хлопали глазами и вежливо интересовались:

– Какой… курве… нех-х… делать?

На следующий день невыспавшийся Ёжик решил наказать Васю и слегка поколдовал над его койкой, пока тот совершал вечерний моцион.

Умывшись на ночь, Вася, как обычно, с размаху уселся на койку (они у нас были пружинные, если сесть с подскока, можно немного покачаться). Но койка качаться не стала, а Вася сказал:

– У-у-й-ё-ё-ё! – потому что под койкой оказалась лежащая на боку баночка (не стеклянная из-под варенья, а деревянная, в виде флотского табурета). Потирая ушибленный зад, Вася нагнулся, достал баночку и, встав на колени в ногах койки, выставил её в проход. Потерев ещё раз мягкое место, он прыгнул назад – головой на подушку. Спина его при этом сильно соприкоснулась со второй баночкой, лежащей также под койкой, но ближе к изголовью.

«Ёжик, блин!» – подумал он, услышав довольное сопение из-под одеяла своего командира отделения. Мысленно завязав узелок на память, Вася достал из-под койки вторую «мину» и поставил её рядом с первой. Немного подумав, он на всякий случай заглянул под койку – мало ли чего туда ещё напихали? Ничего больше не обнаружив, он взялся за угол подушки, чтобы поправить её, но …подушка вырвалась из его рук, точнее, он не смог её поднять. Было такое ощущение, что её приклеили к матрасу.

«Не понял, это как?» – оторопел Вася. Осторожно потрогав подушку, он понял, «как». Под наволочку чьей-то шаловливой рукой был засунут вчерашний пятнадцатикилограммовый блин от штанги! «Ёжик не мог до такого додуматься», – подумал Вася. Похоже, число его недоброжелателей росло не по дням, а по часам. Пришлось ему ощупывать всю кровать – на предмет ещё каких-нибудь пакостей. Но больше он ничего не обнаружил (а там ничего больше и не было!).

Перед следующим увольнением в город, прежде чем одеться, Федя внимательно осмотрел всю форму, чтобы не попасть впросак – он догадывался, что супостат не дремлет! Но визуально всё было в порядке: рукава на форменке не завязаны; только что отглаженные брюки он из рук не выпускал – достал их из рундука, снял с вешалки, погладил и повесил обратно на вешалку; прощупал на всякий случай ботинки – кнопок не было; бескозырка в порядке. Даже не верится, что на сей раз обошлось без эксцессов.

Федя с помощью двух друзей влез в форменку, снял с вешалки брюки и сунул ногу в штанину. Нога почему-то застряла… А Федя – не аист, чтобы долго прыгать на одной ноге! Попрыгав немного, он потерял равновесие и, споткнувшись, грохнулся на палубу. Под общий хохот всего кубрика. А стоявший от него на безопасном расстоянии Вася о чём-то весело нашёптывал приятелям.

Всё было просто. Ещё часа за два до подготовки к увольнению он вынул брюки Феди из рундука, зашил штанины в самом низу (каждую в трёх местах – оно и прочно, и незаметно!) и повесил на место. Он всё точно рассчитал: хозяин брюк не станет их разглядывать перед глажкой, а просто, сняв с вешалки, подравняет стрелки, погладит и повесит на место. А поймёт, что они зашиты только тогда, когда сунет ногу в штанину. Так и получилось, на радость окружающим.