Берегиня

– Давай у дяди Саши переночуем. А то когда ещё погостить доведётся? – грустно ответил Алёша, потупив глаза.

– И то правда. – Дед приобнял внука, почувствовав, как заходится сердце в груди (действительно, когда ещё доведётся – два месяца учебной четверти впереди). – А я рассказывал тебе, что, когда давеча на пяток минут к Антиповым заглянул, Рита на меня разобиделась? «Почему, – спрашивает, – один пришёл? Ежели ты, дядя Ваня, ещё раз без Алёшки заявишься – на порог не пущу!» Представляешь? Так и сказала! Ай да девчонка! А вы дружите, ничего постыдного в этом нет. А там, глядишь, дружба ваша в любовь перерастёт.

– Деда!

– А чего?! Всякое в жизни бывает. Вот мы с бабушкой твоей до свадьбы почитай сызмальства знались и потом ещё четверть века душа в душу прожили. И ничего.

Дойдя до звонко журчащего ручейка, решили устроить привал с обедом. Упитанный вяхирь[10 - Вяхирь, витютень – лесной голубь. – Прим. автора.], подстреленный полчаса назад Алёшей, так и просился в котелок. И пока внук собирал хворост, Иван Данилович решил незаметно осмотреться. Чутьё фронтового разведчика и бывалого охотника подсказывало, что за ними кто-то идёт. Идёт осторожно, крадучись, не проявляя агрессии. До поры с этим можно мириться. Но лучше упредить нападение зверя, чем, будучи застигнутым врасплох, от него отбиваться. Не за себя – за ребёнка боязно. Если это медведь (не приведи господи), то стоит избегать встречи с ним. Обозначив своё присутствие, хозяин тайги намекает человеку о том, что тот должен уйти с его территории. Дурак останется, умный уйдёт.

– Алёша, пойдём-ка вон под теми деревьями грибов пошукаем. – Мужчина, беззвучно зарядив ружьё патронами, снаряжёнными пулей Бреннеке, и взведя курки, взял внука за руку, с опаской озираясь по сторонам.

Не сделав и пары шагов, они услышали душераздирающий визг маленького зверька, полный нестерпимой боли и отчаяния.

«Не косолапый, и то ладно!» – с облегчением выдохнул Иван Данилович.

– Деда, это волчонок? – Алёша кинулся было на вой, но рука деда стиснула его ладонь ещё сильнее.

– Никогда, слышишь, никогда не вздумай подбегать сломя голову к волчонку. Попал ли он в беду, или тебе просто захотелось его потискать, что бы ни случилось – стой, где стоишь. А лучше развернись и уйди. Ты понял меня? – Дед говорил вкрадчиво, глядя в широко раскрытые глаза внука. – Рядом с ним может оказаться мать. И горе тому, кто посмеет приблизиться к её малышу. Ей не объяснишь, что ты хороший мальчик и не собираешься обижать её кроху.

– Ему же больно! – Глаза ребёнка налились слезами. – Что, если ему нужна помощь?

«Нет, ну что ты с ним будешь делать, а? – выругался в сердцах дед, посмотрев сначала на внука, потом вдаль, понимая, что ребёнок прав. – Выходит, что не я ему, а он мне преподал урок сострадания к братьям нашим меньшим».

Сам что, пожил на белом свете, а вот рисковать жизнью мальчишки ради спасения зверя он не хотел. Права на это не имел! Но и животинку, чего греха таить, ему было жаль. Вот ведь закавыка какая. Ничего не поделаешь, придётся разведать обстановку.

Метров через тридцать они увидели бьющееся в капкане животное.

– Я же говорил! – Алёша с укоризной посмотрел на деда.

– А ну, полезай-ка вот на это дерево.

– Зачем?

– Мне так спокойнее будет. И не вздумай слезать, пока не разрешу! И по сторонам в оба глаза гляди.

Подсадив внука и выждав, пока тот залезет повыше, Иван Данилович начал сближаться с волчонком.

«Старый дурак, – корил он себя, озираясь по сторонам и держа наготове ружьё, – на что ты рассчитываешь? На быстроту своей реакции? Так ведь волчица в разы быстрее и сильнее тебя. Если не попадёшь в неё с первого выстрела, второго шанса у тебя уже не будет. И потом, какой смысл спасать дитя, если при этом потребуется убить его мать?»

Волчонок, завидев приближающегося человека, не зарычал, оскалившись, не стал биться в капкане, как это обычно бывает, наоборот, он вжался в землю, прижав ушки и жалобно поскуливая, завилял хвостом, будто перед ним давний знакомый. Старику даже показалось, что зверёк плачет. Нет, действительно, из широко раскрытых серо-зелёных глаз текли слёзы.

– Малыш, как же тебя одного-то в лес отпустили? – Иван Данилович опустился на колени, продолжая озираться.

Зубья капкана вонзились в плоть задней правой лапки волчонка, а ведь могли спокойно перерубить кость. Тогда всё – пиши пропало, вон сколько крови потеряла животинка. С такой раной, да в капкане, зверь долго не протянет. Это уж как пить дать.

– Сейчас будет немножечко больно, потерпи.

Едва стальные челюсти капкана раскрылись, волчонок взвизгнул и прижался к человеку.

– Ах ты ж, горемыка, – старик аккуратно погладил маленького зверя за ушками. – Угораздило тебя.

Вытащив нож из ножен, снял их с ремня и, используя в качестве шины, прибинтовал к ним лапку (волчонок стоически терпел манипуляции с ней, не кусался, лишь жалобно скулил). Сунув нож за голенище сапога, закинув ружьё за спину и бережно взяв на руки дрожащего зверя, ещё раз осмотревшись по сторонам, разрешил внуку слезть с дерева.

– Деда, а можно я понесу? – мальчонка вился вокруг как юла.

– Дорога домой дальняя – успеешь ещё.

– Так мы не пойдём к дяде Саше?

– Даже если бы мы пошли до дяди Саши, который в медицине ничегошеньки не петрит, нам всё равно пришлось бы везти волчонка к ветеринару, а это лишняя трата времени. Нет, если ты настаиваешь… давай оставим подранка здесь, а сами…

– Нет, пойдём скорее домой!

Они прошли с полкилометра, и Иван Данилович вновь почувствовал присутствие кого-то чужого, идущего по следу. Но этот кто-то держался всю дорогу на почтительном расстоянии и в деревню не посмел сунуться.

До ветеринара далеко ходить не пришлось. По счастливой случайности он жил по соседству. Пропойца со стажем, но, нужно отдать ему должное, дело своё знал и делал отлично, особенно за магарыч. Встречать гостей он вышел в семейных трусах до колена, начёсывая ягодицу, лицо опухшее, немытые волосы всклокочены. Закурив, пробурчал раздражённо: «На кой чёрт ты его припёр?», имея в виду волчонка, и уставился на старика. Выслушав и с трудом уяснив суть проблемы, клятвенно заверил, что всё будет сделано в наилучшем виде, после чего умылся холодной водой из кадки, сопровождая водные процедуры шумным фырканьем (да так, что брызги воды летели во все стороны). Растерев полотенцем лицо, побрёл в дом, махнув с порога: «Заноси…»

– Держите, – спустя полчаса он вынес спящего волчонка и передал Алёше. – Девчушка здоровая, месяцев шесть-семь от роду. Ухоженная.

– В каком смысле ухоженная? – Глаза Ивана Даниловича округлились.

– В прямом. Животина домашняя. Шерсть чистая, без всяких там мандавошек, и псиной не воняет, что странно. Не знал я, Иван, что ты волка решил приручить.

– Чего несёшь-то? Мы её в полдень в лесу из капкана вынули.

– Говорю, что вижу. Я хоть и с похмела, а глазам своим верю. Домашняя она. Вот те крест. – Ветеринар перекрестился. – И это, давайте топайте отседова. Без вас голова гудит.

– Я своим глазам тоже верю. Ладно, чего попусту языком молоть, спасибо тебе. Пошли, Алёша.

– Деда, ты же говорил, что волка нельзя приручить. Как она может быть домашней?

– Слушай ты его больше. Сам же видишь – с бодуна человек, вот и несёт чёрт знает что!

С той самой минуты, как маленькую волчицу принесли домой, Алёша не отходил от неё ни на шаг. Даже спать улёгся на полу, рядом с ней, стащив с печи тяжёлый овчинный тулуп.

Как стемнело, дед, расположившись в сенях, разобрал ружьё и не торопясь принялся его чистить, оставив дверь в кухню открытой. Алёша мирно сопел на полу, обняв пациентку, жалобное поскуливание которой то и дело нарушало тишину ночи.

«А ведь сосед прав, – подумалось вдруг мужчине, убелённому сединами, украдкой приглядывающему за спящими детьми, – необычного волчонка мы приютили: шёрстка у неё действительно ухоженная и цвет глаз не жёлто-коричневый, как у её сородичей, а серо-зелёный. Чертовщина какая-то».

За входной дверью едва слышно скрипнули ступеньки широкой лестницы, ведущей на крыльцо. Старик напрягся и замер. Не показалось. Кто-то крадучись подошёл к двери. Остановился. Незваному гостю ничто не мешало толкнуть незапертую дверь и беспрепятственно войти в сени, но он не стал этого делать – наверное, выжидал, прислушиваясь к звукам внутри дома. Будучи не робкого десятка, Иван Данилович беззвучно скользнул к двери и, вместо того чтобы задвинуть засов, рывком открыл её. Никого. Вышел на крыльцо. Ни души. Нарождающаяся луна, висевшая в небе холодным блином, надкушенным с левого бока, освещала двор не хуже фонаря, и если бы незнакомцу удалось каким-то невероятным образом ретироваться с крыльца, услышав шевеление хозяина дома за дверью, то лунный свет высветил бы его спину по пути к калитке. Но дорожка к ней также была пуста. Засов калитки был заперт, что совершенно невозможно сделать снаружи без ключа.

«Чертовщина какая-то, – второй раз за вечер подумалось Ивану Даниловичу. – Не могло же мне почудиться».

Неспешно спускаясь по лестнице, он задержался на нижних двух половицах ступеней, которые, как обычно, послушно отозвались знакомым скрипом, приняв на себя вес человека. Подошёл к калитке, потрогал засов – заперт. Пожав плечами и почесав затылок, развернулся – и чуть не вскрикнул, испугавшись увиденного. Вдоль спины пробежал неприятный холодок. Попятившись, старик упёрся спиной в ворота и, не в силах пошевелиться (ноги словно отнялись), уставился на существо, стоявшее возле крыльца. Это был огромный, матёрый волк, размером с телёнка, килограммов сто живого веса, а может, и больше. В холодном лунном свете его густая тёмно-серая шерсть едва заметно лучилась, отливая серебром, а от притягательного свечения бирюзовых глаз невозможно было отвести взгляд, настолько оно было бездонным и завораживающим.

«А ведь луна светит сбоку, и её свет не может вызвать свечение глазного дна», – промелькнула мысль в голове мужчины.

Мягко ступая мощными лапами, волк приближался, хотя при его размерах он мог не утруждать себя излишними движениями: один прыжок – и всё кончено. Сократив дистанцию до полутора метров, остановился, сел на задние лапы и, дёрнув головой вверх, издал требовательный рык и многозначительно посмотрел хозяину дома в глаза. Во взгляде этом не было агрессии, что успокаивало.