Лучший друг
Андрей Валерьевич Грачёв
Одинокий житель пустоши, отвергнутый единственным другом, бесцельно скитается по бесплодным землям пока случайно не встречает группу путников. Восторг контакта омрачает стена недопонимания. Но терпение, доброта и любовь ломают любые барьеры.
Андрей Грачёв
Лучший друг
Здравствуй, Друг! Я давно не приходил к тебе – сезон штормов в этот раз затянулся. А я не люблю слишком холодный песок, ты знаешь. Я принес тебе подарок – положу рядом, как обычно. Посмотришь потом, когда уйду. Я давно не находил таких штук. Знаешь, где я его взял? Шуршишь в нетерпении! Сегодня у меня новости, ты не поверишь. Я встретил их, совершенно случайно наткнулся, роясь в пыли после дождя. Они странные, но тебе бы понравились. Гладкие и тёплые. Я прикоснулся к одному, когда он спал. Друг, они такие забавные, сильно шумят, дергаются. Я спрятался и наблюдал за ними, хотел дождаться, пока снова успокоятся. Но они ушли, бросив это и другие штуки. У нас много общего, они тоже любят тихие норы. В которых разводят огонь. Представляешь, они сами умеют делать огонь! Когда они снова ушли, я натаскал горючек в разогретую яму и ещё долго грелся. Это так волнующе, кроме нас с тобой есть другие! Но ты молчишь… Я думал такая новость разговорит тебя, а ты молчишь. Чем я мог обидеть тебя? Я буду спрашивать снова и снова, у меня нет никого, кроме тебя. Друг.
Привет, я снова принес тебе подарок. Это один из них, но он стал холодным ничем и они его бросили. Я забрал, трогал, тряс, совал в огонь – думал подружиться, но он и правда стал ничем. Зато у тебя такого давно не было, Старцы твои рассыпались давно, а этот новый совсем – понюхай, какой сладкий запах. Они просочились в дыру одного из норокамней, ну ты помнишь, за сухоморьем тем, на краю. В самый большой норокамень залезли, ищут что-то или гнездиться хотят, штуки двигают, в утробы собирают. Смешные, зачем им штуки? Они же холодные!
Знаешь, они не готовы к общению, они меня чуют и всё время уходят. Ещё один остыл – шмякнулся из дыры норокамня и всё. Сразу остыл и запах другой. Сок дал. Я не стал его приносить – понюхал поближе, потрогал, попробовал. Сочный, но гадкий, скажу я тебе. Может тёплые они вкуснее? Нет, их совсем не было, а теперь есть. Кушать я могу и грибы с гнусью, что с неба шмякает в бурю.
Друг! Я нашёл их логово, пока те по норокамням лазают штуки двигают, я нашёл дыру из которой они вылезли! Дыра всем дырам дыра – гладкая, твёрдая, сухая. Там их гнездо, без гнуси и грибов. Я не сразу залезть смог, там всё неудобное, скорлупа какая-то кислая кругом, пролезать надо силой. Зато внутри их так много! Они собрались вместе и меня поделили как-то. Я сначала ослаб, но потом поел и снова окреп. Взял больных и медленных – без гладкой кожи эти намного быстрее перемещаются. Поделил несколько – они сразу остыли. Холодные сытные, но не вкусные. Внутри гнезда они не носят гладкую кожу и прячутся. Я больше им не дал себя делить, сам отделил штуки от них и выбросил. Тогда они стали прятаться и наводить скорлупу в норе. Но они тёплые и пахнут хорошо, я быстро нашёл и вытащил несколько из щелей. Тёплые вкуснее, но быстро стынут. Я нашел как их есть, чтобы не остывали – надо есть длинные отростки, если правильно есть, то они не остынут, потом другие им помогают, не дают соку течь и остывать. Я тебе хотел принести попробовать тёплых, но без гладкой кожи они сразу остыли, когда я их из гнезда вынес. Скажи хоть что-то, пошевелись. Когда ты наконец перестанешь на меня дуться – я отведу тебя туда.
Молчишь? Мне грустно, Друг, я очень хочу их понять, но не могу. Они очень странные. Я вспоминаю себя таким, но это было очень давно, ещё до первой тряски. Они такие маленькие, мягкие, тёплые. Очень мягкие – я несколько испортил просто ощупывая. Я начинаю беспокоиться, что они все скоро остынут, так странно ведут себя! Я даже сделал огонь в гнезде, чтобы не дать остыть испорченным, но если они уже дали сок, то обычно потом всё равно остывают. Прячась от меня некоторые ушли из гнезда сами и сразу же остыли снаружи, так глупо. Теперь я кушаю очень аккуратно – мне стал нравиться вкус, но я берегу их, чтобы они были тёплыми. Чуть-чуть кушаю, чтобы сок весь не вытек. Я собрал всю их гладкую кожу и свил гнездо в центре их логова, чтобы за всем следить. Они перестали уходить без гладкой кожи в бурю и прячутся от меня по щелям гнезда. Я выковыриваю их и пытаюсь наладить контакт, трогаю, изучаю. Перед тем, как идти на встречу с тобой – отложил в гнезде яйца, может среди других живых они вызреют? Знаю, я много раз пытался. Но почему бы не попробовать снова? Если они вызреют, то тебе придется наконец заговорить со мной, старый упрямый дурак!
Друг? Я едва нашёл тебя. Буря была невероятная, я весь вибрирую от восторга! А так спешил к тебе с новостями, что раздавил переползая кислую гремелку, что так тебе нравилась. Но ты всё равно простишь меня, ведь я сделал открытие! Они откладывают яйца внутрь себя, там они вызревают и появляются новые тёплые личинки! Это настолько же поразительно, насколько безумно – яйца внутри себя вызревать. Пока меня не было, они принесли огонь в моё гнездо и моих яиц больше нет. Но я не унываю. Я тоже не знал, что яйца могут гореть. И они не знали. Я не расстроился, взял несколько тёплых и начал пробовать отложить яйца прямо в них, пришлось постараться и в итоге получилось засеять кучку яйцами так, чтобы они не стали холодными. Спрятал их в одной из щелей, потому что другие стали их портить. Они не понимают, какое это чудо, но если яйца вызреют – мы сможем друг друга понять. Надеюсь, что это случится до возвращения тех, что лазают по норокамням и двигают штуки. Вот будет сюрприз.
Друг, я очень расстроен. А ты молчишь. В тебе нет доброты. Я все испортил, мне больно. Они все стали холодными, я сделал что-то не так. Яйца вызрели и мои отпрыски разбежались по щелям, начали кушать. Столько сока вытекло зря. Я переловил мелюзгу и скушал. Ужасное поколение, нам такое не нужно. Правда ведь? Ты бы не одобрил. Пока больше не буду откладывать яйца, наверное не сезон. Пойду назад в гнездо, ждать возвращения тех, что лазают в норокамнях.
Здравствуй, Друг, я пришел к тебе в последний раз. Ты не говоришь со мной, не ходишь на болота погреться, не играешь в разрядах бури. Ты целую вечность просто стоишь тут недовольно. Я хочу рассказать тебе, что все изменилось. Оказалось, что один теплый спрятался в щели, я был расстроен и не заметил. Он такой маленький, совсем личинка. Я наблюдал за ним, не приближаясь. Он лазал между холодными, двигал штуки, сочился и вибрировал. Ему некуда было идти, гладких кож нет, тёплых нет. Только я есть. Он прятался от меня, потом привык, что я не кушаю и не трогаю и перестал. Я все время у них брал, ничего не давая взамен. Но это неправильно, надо давать, тогда они будут тёплыми. Я ведь наблюдал за ними, изучил повадки. Когда вернулись те, я собрал их и спрятал. Отделил немного и сразу дал ему кушать. Он сам пришёл ко мне и поел отростки тех. Такой маленький, странный и теплый. Когда я в гнезде – он лежит рядом и греет, он говорит со мной. Я не понимаю, но мне приятно. Может я когда-нибудь отложу в него яйца, но сейчас я просто счастлив от того, что нашел себе Лучшего Друга.
***
Трехметровая тварь, похожая на богомола из ороговевшей плоти с гротескной пародией на застывшее в крике человеческое лицо и белесыми наростами вместо глаз, скрылась в пыльной завесе, лавируя между ржавыми остовами военной техники и торчащими из бурого песка руинами зданий. На пригорке, как священный алтарь утопая в странных дарах, осталась небольшая покосившаяся башня с гроздью репродукторов на вершине. Умолкшая много лет назад, оборвав на полуслове звучащие для давно умерших людей инструкции по поиску убежища.