Обитель снов

Ник шел темным коридором, соединяющим магазин и квартиру, даже не включая фонарика. Зачем? Больше никто не пригрозит страшными карами за порванный костюм, да и какой смысл его вообще теперь надевать?.. Пускай себе пылится в шкафу до скончания времен.

Дядя умер, Ольга уехала… Нет смысла обманываться насчет Оли, она навсегда ушла из его жизни, точно так же, как и дядя. Их больше нет. Есть только Ник, один-одинешенек.

Юноша вздохнул: жалость к себе действовала не лучше самобичевания. То есть, никак. Как бы опустошить голову, прогнать все мысли и долго-долго не думать вообще ни о чем? Может, напиться?

Негромко звякнули ключи, тяжелая дверь отворилась, запуская внутрь квартиры младшего хозяина… нет. Теперь уже просто – хозяина. Так напиться или? Лучше «или»: лечь спать, провалиться в никуда и не быть целую ночь. Не быть – это хорошо, это то, что сейчас нужно. Только бы не видеть снов.

Ворочался в кровати он долго, блаженное «никуда» никак не хотело принимать его. Вспоминался вечер накануне похорон, когда Ник и попрощался с дядей. Без свидетелей, ненужных церемониалов и высокопарных речей.

– Привет, дядюшка! Мы никогда не обсуждали, как это будет, ты не любил говорить о смерти, так что мне пришлось решать все самому. Например, я передал похоронной команде твой любимый костюм. Сжигать такое сокровище глупо, знаю, но сжигать любимых людей гораздо глупее. И страшнее. Может, Костлявая, увидев такого красавца-мужчину в шикарном смокинге, поймет свою ошибку и…

Тогда он заплакал в первый раз. До этого держался, на что-то наивно и совершенно по-детски надеялся, но, увидев вместо любимого человека, полного сил и жизни, пустую оболочку, недвижимого мертвеца, слез больше не сдерживал. Все закончилось.

– Я положил во внутренний карман фляжку. Долго мучился, что в нее налить… Там виски, ведь его мы пили в тот день. Если увидишь ангелов, угости их настоящим скотчем охренительной выдержки, им должно понравиться.

Это очень странно – улыбаться, когда скулы сводит от боли, а влага из глаз солью разъедает губы.

– А если встретишь черта, заряженный пистолет в боковом кармане.

В холодную, ставшую чужой ладонь Ник вложил монетку:

– Для Харона. Ты же сам мне рассказывал, что этот злобный таксист никогда не подвозит бесплатно. Наверное, у него на груди сидит огромная жаба… Как думаешь, я все нужное собрал в дорогу? Не ругайся сильно, если что забыл… И передавай привет гуриям.

Перед тем как уйти, Никита оставил последний подарок. Любимые солнцезащитные очки дяди, которые лежали без дела уже двадцать долгих лет. От чего защищать глаза в подземелье, где царит вечный вечерний полумрак?

– Говорят, там всегда светит Солнце… Легкого пути!

* * *

Утро не принесло ни облегчения, ни отдохновения – очнулся Ник совершенно разбитым. Сны мучили всю ночь, почти ничего не запомнилось, осталось лишь тяжелое, давящее ощущение приближающейся беды. Как будто она уже не заглянула в этот дом…

Видел Никита и дядюшку, тот шептал разными, не принадлежащими ему голосами, что-то про мертвого человека.

– Помню, дядя, помню, ты говорил про него в свой последний день. Только что это значит? Ты встретил собственную смерть? Я не силен во всей этой чертовщине. Нашепчи мне лучше, как починить треклятый диктофон. Клиент, похоже, крутой перец, не хотелось бы лажануться со своим первым самостоятельным заказом. Поможешь?

Разговаривать с самим собой – не лучшая затея, но что делать, когда поговорить больше не с кем?

Никите понадобилось всего полчаса, чтобы поставить диктофону неутешительный диагноз: неремонтопригоден. На самом деле, диагноз относился скорее к самому ремонтнику, который из всего спектра «реставрационных» работ владел лишь единственным приемом – прямым подключением питания, минуя давным-давно разряженные батарейки и аккумуляторы. Приборчик отказался функционировать даже после подачи электричества, что и предопределило его судьбу. Хотя бы в отдельно взятом антикварном магазине. Без дяди его не оживить.

– Вот тебе и первый заказ, – горестно заключил Ник, когда поток бранных слов иссяк окончательно. – Не потянуть мне этот бизнес. Распродам все запасы и подамся через годик-другой в местные забулдыги.

Юноша оценил открывающиеся перспективы и остался ими недоволен. Подаваться в забулдыги отчего-то совершенно не хотелось.

– Ну и что мы с тобой будем делать, мой неподатливый друг? – Ник крутанул лежащий на столе диктофон, и тот сделал несколько ленивых оборотов вокруг своей оси. – Нехорошо скрывать ценную информацию от людей. Что в твоей памяти, признавайся! Иначе буду пытать: вскрою тебя, выпотрошу и обратно фиг соберу, даже если сильно захочу. Есть у меня такой «талантик», дядя его патологической криворукостью называл.

Бесстрашный приборчик на угрозы не реагировал и тайнами по-хорошему делиться не собирался. Сволочь!

– Ах, ты так?! Упираться вздумал, кибальчиша включил! Ладно-ладно, считай, ты разбудил во мне зверя. Знаешь, что, а отнесу-ка я тебя на Лесопарковую. Там живет злой и страшный конкурент, известный на все Метро криворукий коновал. Он любит развязывать молчаливым электроприборам их механические языки. Это не человек, это настоящий луддит[5 - Здесь: разрушитель машин и механизмов.], маркиз де Сад в мире машин.

Прежде чем решиться на нелюбезный сердцу вариант с передачей заказа конкуренту, Никита провел пару восстановительных процедур, больше похожих, по своей тщетной сути, на шаманские пляски с бубном. Увещевания и обращения к совести в принципе бессовестного диктофона результата также не дали.

– Гад ты. Из-за тебя придется тащиться на другую станцию и позорно сдаваться на милость вражескому антиквару. Когда он вытрясет из тебя всю душу, надеюсь, ты отправишься в механический ад. Там всегда сыро, пыльно и…

Что «и» Ник придумать не смог, не хватило знаний о фобиях строптивой техники. В размышлениях о том, чего боятся неорганические собратья, он и отправился в путь.

Глава 6

Конкурент

Путешествие до Лесопарковой не считается ни опасным, ни тяжелым. Безопасный туннель без дурной славы. Изменит ли его репутацию смерть дяди? Вряд ли, убийство человека человеком давно уже никого не страшит. Бытовуха подземного ада, рядовое происшествие для мира, погрязшего в смерти. А то, что убийцу не нашли, так это тоже дело житейское, главное, чтобы не маньяк здесь завелся и не разбойник лихой. Но маньяки не пускают милосердную пулю в сердце жертве, им же потребно хорошенько поглумиться над беззащитным страдальцем, а грабители не оставляют на телах ограбленных весьма богатых трофеев. Значит, «в Багдаде все спокойно», кому-то просто не повезло. Последние двадцать лет с удачей вообще плохо…

Ник шагал быстро, смотря прямо перед собой в одну точку. Боялся опустить глаза и случайно заметить на земле пятна запекшейся крови. Или лужи? Это ненужное знание, что изменится, если он найдет место, где пуля лишила жизни самого важного человека? Ничего, человека больше нет. Дознаватели с Донской все обыскали, а если что и пропустили, обязательно найдет Евгений Александрович, старый следователь с полувековым стажем. Но его, Ника, не интересует география смерти.

Наверное, это был какой-то защитный механизм в сознании, блокиратор опасных будущих воспоминаний, но юноше не хотелось разбираться в причинах. Весь путь он проделал, ничего не видя вокруг себя. И его это вполне устроило.

На лесопарковом пропускном пункте как всегда царило оживление. Очередь из челноков, прочего торгового люда, а также обычных «ходоков» выстроилась нешуточная. Народ упорно шел бесплатным гейтом, не отличавшимся скоростью обслуживания. В ожидании менее прижимистых граждан, либо более нетерпеливых, простаивал так называемый «зеленый коридор», где за полдюжины патронов тебя встречали гораздо приветливей, а багаж досматривали на порядок расторопнее.

Ник по обыкновению направился к «мажорскому» гейту, но на полпути туда напомнил себе, что в ближайшем будущем собирается совершить «головокружительную» карьеру забулдыги и, чтобы этот момент наступил как можно позже, стоит учиться экономии прямо сейчас. Короткий взгляд на длинную очередь привел к мудрому выводу, что менять привычки стоит постепенно (например, с понедельника, в крайнем случае, с первых чисел следующего месяца), не мучая организм напрасными стрессами.

С патронами расставался легко, ведь он платил за сэкономленное время и приличествующий его статусу комфорт. Быть собственником успешного (пусть временно) бизнеса значит принимать правила игры.

Самоудовлетворившись объяснением (дядины словечки, похоже, будут преследовать всю жизнь), Ник предъявил ненатурально любезному таможеннику свое нехитрое походное имущество – нож для самообороны, затушенный факел, нескромную горсть патронов и диктофон. Ничего криминального, все из дозволенных списков. Его попросили вывернуть карманы, снять обувь, предъявить именной жетон. Стандартная процедура, неизменная в течение многих лет.

Правда, в этот раз все закончилось не пожеланием счастливого пути, а очередными соболезнованиями по безвременно почившему родственнику.

«Вы очень любезны, спасибо, что ткнули в свежую рану» – но это про себя, а вслух с вымученной улыбкой:

– Спасибо. Я могу идти?

– Конечно, счастливого пути.

Родной Бульвар Дмитрия Донского никогда не отличался изяществом архитектурных форм и смелым дизайном, но Лесопарковая даже на его не особо выигрышном фоне выглядела ужасно. Гадкий утенок, даже не помышляющий стать лебедем. Теснота, грязь, шум и гам, очень условное освещение, на котором безбожно экономили, духота. Убогая архитектура недостроенной станции лишь подчеркивала унылый беспросвет этих мест. А ведь когда-то Бульвар ходил у Лесопарка в бедных родственниках! Теперь же дончане с нескрываемым злорадством объясняли упадок некогда зажиточных соседей карой за неоказание помощи во время эпидемии 2021 года. Парк отказался делиться с Дмитрием Донским лекарствами, за что и расплачивается до сих самых пор.

Кто-то объяснял причины упадка экономико-политическими причинами, однако версия с заслуженной карой или даже проклятьем находила гораздо больше сторонников. Как бы то ни было, лучшие дни станции остались позади, и теперь она служила лишь перевалочным пунктом для транзитников. В тесном мирке, застрявшем на южной оконечности московского метрополитена и состоящем всего лишь из одной крупной общины – Ясеневской – да горстки самостоятельных одиночных станций, Лесопарковой досталась незавидная роль нищебродки, целиком и полностью зависящей от более успешных соседей.

Конкурент квартировал где-то на отшибе, и найти его среди других мелких «торговых точек» (другого корректного слова для этих скворечников Ник подобрать не мог) оказалось не так-то просто. Впрочем, терпение и труд все перетерли, искомый магазин после недолгих мытарств был успешно обнаружен. Нечто под громким названием «Антиквариат от Ильича» более всего напоминал лавку старьевщика.

Не обнаружив внутри хозяина, Ник громко «постучал» по воздуху:

– Туки-туки!

Никакой иной стукабельной поверхности в помещении с картонными стенами не нашлось. Удручающее зрелище, особенно в сравнении с родным магазином.

Из-за прилавка послышался дребезжащий, похожий на старческий голос. Говоривший ловко и чрезвычайно нецензурно срифмовал Никитин стук. Получившийся образ оказался легко представимым, но совершенно нефизиологичным: ну не растет на брюхе упомянутый орган!

– Вы где? – юноша подивился цветастому приветствию (хорошо же здесь встречают гостей!), но виду не показал.

– То, что ты тупой, – заметно издалека, – «невидимка» вздохнул. – Но что слепошарый…