Обитель снов

Выглядел костюм шикарно и хозяина своего облагораживал до полной неузнаваемости. Нет, конечно, Ник выглядел представительно и без помощи бронебойных средств от кутюр и даже в заношенных джинсах весьма нравился девушкам, однако костюм делал его воистину неотразимым. Совершенно неотразимым – дамы буквально таяли на глазах. Говорите, женщины любят ушами? Ну-ну…

Портило благостную картину одно-единственное обстоятельство – дядя клятвенно обещал вырвать непутевому племяннику все конечности и отростки в случае порчи раритетной одежды. Уж лучше носить старые джинсы, чем таскать на себе мину замедленного действия – чуть посадил пятно, и ба-бах, полетели руки-ноги по закоулочкам!

– Так-с, повернись-покажись, – дядя вошел в подсобку и теперь разглядывал принарядившегося Ника. – Для местных шалашовок выглядишь вполне пристойно.

– Спасибо, наверное…

– Расслабься ты, костюм должен сидеть, это же вторая кожа. А пока я вижу перепуганного подростка в дорогой вещи с чужого плеча. Запомни: ты уже не подросток и не мальчишка, – это раз, и данная вещь твоя по праву, ты ее заработал – это два. Ну, а три…

Ник протестующее замахал руками – под номером три всегда шло напоминание о страшной каре, которая полагается за «арманивредительство».

На прощание дядя вручил преобразившемуся племяшу двадцатилитровую канистру с солярой:

– Отвези к генератору, чего порожняком гонять. Да стой ты, сам на тележку поставлю, угадишься ведь! Все, иди, веселись. Я мешать вашим гормональным игрищам не буду, дойду до соседней станции, дела кое-какие улажу. До завтра, спиногрыз!

Ник уже вкатил было тележку в любезно распахнутую дверь, как неожиданно вспомнил о подаренной пачке сигарет:

– Дя, я сегодня чаевые нефиговые получил, – он продемонстрировал презент.

– Богато, ничего не скажешь, – дядя присвистнул от удивления. – И что, претендуешь на всю пачку? Для некурящего…

– Не для себя, форсануть бы перед дамочками…

– Хороший понт дороже денег, – медленно протянул дядюшка, усиленно массируя наморщенный лоб. Знак глубокой задумчивости. – Давай так: для левых девиц это слишком круто, моя жаба такого расточительства не одобряет.

Нику хотелось узнать, наконец, что за жаба такая, упоминаемая второй раз на дню, но перебивать старшего он поостерегся.

– А вот Ольгу свою угости сигареткой, побалуй немного. Красавицы это любят. Ну, все, адьё, мой юный друг, гуляй!

* * *

Дорога предстояла недолгая. Прямо из подсобки магазина к месту назначения вел небольшой то ли туннель, то ли лаз шириной в полтора метра и высотой – чуть более метра восьмидесяти. Высоченному крепкому дяде приходилось здесь пригибаться, а вот щуплый и не особо рослый Ник чувствовал себя вольготнее. Однако чертов костюм, будь он неладен, держал в постоянном напряжении, заставляя беречь драгоценные рукава от контакта с шершавыми, неоднородными стенами. Зацепился одежкой – иди вешайся.

Через несколько десятков шагов туннельчик раздался до размеров небольшой комнаты. Здесь был установлен генератор, по соседству с ним расположилась батарея пустых канистр. Ник, растолкав пустую тару, аккуратно припарковал тележку. Свежую канистру со следами неподсохших масляных пятен снимать с нее не стал, логическая цепочка «грязные руки = испачканный костюм = вырванные с корнем конечности» убедила отложить физические упражнения до более подходящих времен. Лишь бы в генераторе осталось хоть немного горючки! Но ведь проверять уровень соляры значит вновь подвергнуться опасности четвертования… После некоторых колебаний Ник решил довериться судьбе и, соблюдая максимальную осторожность при обращении с не самым чистым механизмом, трижды дернул за ручной пуск. Ура, повезло! Привередливый агрегат завелся без ненужных сложностей.

Под ворчливое тарахтение дизеля Ник отправился дальше. Самое валидольное, по дядиной терминологии, испытание ждало впереди – после «генераторной» коридор вновь сужался. До очень некомфортных семидесяти сантиметров… Приходилось передвигаться боком, приставными шагами.

У коридора была своя история, о которой Ник узнал лишь недавно, и, естественно, не от маниакально скрытного дядюшки. Рассказал один из покупателей, а истинность его слов подтвердили многие. Этого прохода в прежнем метрополитене не существовало, коридор обрывался на техническом помещении, называемом ныне «генераторной». Узенький лаз в бетоне и земной породе пробили благодарные жители станции. Благодарные дяде – его, Ника, дяде!

Донская вымирала, целиком и полностью, всем своим населением. Медленно, человек за человеком угасала от эпидемии, которую научились лечить еще в двадцатом веке. На беду – исключительно антибиотиками. У бедной, захолустной станции их не было, как не было и средств, что приобрести у более везучих и зажиточных соседей. А кто придет на помощь умирающему бедняку, к тому же больному заразной, смертельно опасной дрянью? Кто отдаст ему последнее, самое драгоценное, что припасено на черный день для себя и своих детей?

Но появился на станции изможденный, израненный человек, который сам еле держался на ногах. Он истекал кровью, и, казалось, смерть уже заглядывает в его глаза. Единственное, что не давало ему лечь на землю и с облегчением принять неизбежное, – маленький, испуганный мальчик, его племянник. Ребенок, чья жизнь зависела от его жизни.

Пришедший на станцию отдал лекарства больным – у него была целая сумка медикаментов, и он не пожалел ничего. А когда лекарств не хватило, оставил племянника на попечение спасенным, собрал последние силы и ушел к соседям, где обменял все свое оставшееся имущество, среди которого попадались настоящие диковинки, на столь необходимые таблетки.

И вернулся. Исцелил целую станцию, а сам слег в больницу на долгие-долгие месяцы. Теперь спасенные боролись за жизнь своего спасителя. И обманули-таки безносую, вытащили его с того света.

Только ни один житель станции не посчитал долг возвращенным. Они спасли человека, он же – несколько сотен людей. И эти несколько сотен никогда не забывали и не забывают до сих пор, кому обязаны всем.

Ника распирало от гордости за своего дядю. Конечно, он не помнил момента, когда им подарили шикарное место под антикварный магазин в самом центре станции, не помнил, как сталкеры уходили в опасные экспедиции, лишь бы пополнить полки магазинчика новыми драгоценными товарами, не помнил, как, работая в несколько смен, без остановки, жители пробили в земной тверди проход, соединивший лавку с заброшенным техблоком, который позже стал их с дядей квартирой. Настоящей трехкомнатной квартирой! Не палаткой, не домиком из пластика и картона, а квартирой – с каменными стенами, потолком, железными дверьми и даже окнами, пусть и декоративными.

Дядя стеснялся и тяготился своим особым положением, даже пытался скандалить, выводить окружающих на эмоции, вот только к любимому герою люди испытывали одну-единственную эмоцию – благодарность. Бесконечную и неиссякаемую. Пришлось смириться, принять причитающиеся привилегии, однако почивать на лаврах он не собирался. Благодаря растущим из нужного места рукам превратил лавку со всяким хламом в магазин с дорогостоящими раритетами, а недюжинная деловая хватка помогла раскрутить бизнес, сделав его известным на всех соседних станциях и даже далеко за пределами. Сюда хлынули покупатели и туристы, желающие поглазеть на осколки прежней жизни. Приютившая героя станция внакладе не осталась.

Ник покачнулся и чуть было не шаркнул плечом по стенке. Не вовремя он в думки ушел, любимый герой Отечества на куски порвет за подобную расхлябанность. Осторожно, осторожно, без спешки, без суеты пройти последние метры! Ничего сложного, главное, не отвлекаться, держать равновесие, помнить об обещанной каре… Дядюшке проще, ему не приходится продираться по узким коридорам между магазином и квартирой в костюме – для приема посетителей (вернее, посетительниц) в домашних условиях у него припасена еще парочка смокингов.

Наконец Ник добрался до массивной двери, сшитой из нескольких железных листов. У финишной черты облегченно выдохнул, похвалил себя за ловкость да исключительные эквилибристские навыки и полез в нагрудный карман рубашки за ключом. Когда пальцы нащупали пустоту, а память услужливо подсказала, что искомый предмет остался в рабочей рубашке, тишину разрезал отчаянно непотребный крик.

Прооравшись от души и выматерившись всласть – неудобная одежда, доставшаяся от предков, собственная дырявая память, а также дядины причуды – все было обложено трехэтажным ненормативом с головы до ног, – несчастный юноша двинулся в обратный путь… Ник вскипал от ярости, которую никуда не мог выплеснуть – костюм не тронешь, дядю тоже, а срывать злость на себе – так он и без того нынче пострадавший.

В опустевшем магазине царил полумрак. Свет со станции хоть и проникал сюда через щели в закрытых ставнях, но робко, почти деликатно, лишь намеками и осторожными, неуверенными штрихами выделяя из темноты громоздкие силуэты витрин, прилавков, полок. Ник, лавируя между хорошо знакомыми препятствиями, торопливо промчался по торговому залу прямиком к сейфу, где хранились запасные ключи. Рисковать лишний раз и искать забытый ключ в подсобке, щедро набитой самым разнообразным костюмонебезопасным хламом, он благоразумно не стал.

Со второго раза набрал на сейфовой дверке правильную комбинацию – при первой попытке немного поспешил, да и трясущиеся руки подвели – замок негромко, но смачно щелкнул, открывая доступ к святая святых. Дальше хуже, внутрь несгораемого шкафа не проникал ни один даже самый слабенький лучик станционного «солнца», пришлось действовать на ощупь. Ник щелкнул зажигалкой, синевато-красный огонек, болезненно ударив по глазам, – те только-только привыкли к темноте, – выхватил на несколько коротких секунд содержимое несгораемого шкафа. Нижнее отделение: документы и патроны. Верхнее: на переднем плане доисторический алкоголь в количестве двух бутылок – недавно опробованный вискарь и обойденный вниманием коньяк, за ними – всякая всячина. Где-то в этих залежах и прятался заветный ключик, если в очередной раз не лукавит дырявая память.

Ник просунул руку меж емкостей с алкоголем, одними пальцами прощупал всячину. Ничего похожего на ключ. Свободной конечностью почесал в затылке, однако «непрямой массаж мозга» новых откровений не принес – искомый предмет, будь он неладен, должен лежать на верхней полке, это точно! Ну, почти точно…

Фонарик бы… Только возвращаться за ним в генераторную не хотелось совершенно. Фигаро тут, Фигаро там, блин! Сколько ж можно носиться туда-сюда?!

Очень несвоевременно на ум пришла Ольга. Наверное, сидит сейчас перед закрытой дверью – другой дверью, той, что ведет в квартиру из межстанционного туннеля, – и проклинает его на все лады. В гневе дядина любимица ой как страшна! Настоящая валькирия!

Ник очень живо представил себе эту грозную воительницу из мифов. Правда, в его фантазиях она носила соблазнительно короткую, весьма условную юбочку и… и на этом все одеяния боевой дамы полностью исчерпывались. Меч и крохотная тиара не в счет. Видение подстегнуло юношу – разве можно заставлять ждать легендарных существ, наделенных столь выдающимися… хмм… достоинствами?!

Теперь он рылся во всячине гораздо увереннее, даже напористей. Старые монеты, кольца, браслеты, еще какие-то железки. Нет, все не то! Ник в сердцах саданул ладонью по полке и тут же коротко вскрикнул – в подушечку безымянного пальца впилось что-то острое. Он резко отдернул руку, при этом локтем задев одну из бутылок. Коньяк, мать его так!

Драгоценный сосуд качнулся из стороны в сторону, будто решая, какую из возможностей предпочесть – бесславно завалиться вглубь сейфа или же отправиться в героический полет до земли, – замер на миг над пропастью и затем очень-очень медленно устремился вниз, к своей и Ника погибели. Ничего этого в темноте юноша видеть не мог, за него постарались богатая, не в меру развитая фантазия да обострившийся от бескрайнего ужаса слух. Потрясенный рассудок погрузился в глубочайший ступор, но тело сработало само, на одних рефлексах. Ник бросился наперерез своей безрадостной судьбе, облаченной в хрупкую форму из стекла, и с глухим стуком приземлился спиной на каменный пол, так что захрустели ребра, а в глазах заплясали огоньки, но, невзирая на вспыхнувшую боль, выкинул руки навстречу падающему коньяку.

Бутылку он не поймал. Она прошла всего в нескольких сантиметрах от его ладоней и с издевательским «шлеп!» врезалась ему в незащищенный пах. Прежде чем сложиться пополам и заорать от дикой, нестерпимой боли, Ник сумел ухватиться за горлышко членовредительского снаряда и рвануть его подальше от немилосердной земли.

Так и лежал несколько невыносимо долгих минут: свернувшись в позе эмбриона, завывая и постанывая, но продолжая держать над собой спасенный «напиток древних». Величайшее сокровище, за утерю которого полагалось… вряд ли что-то меньшее, чем за порчу треклятого костюма. Костюма!!!

Ник в одно мгновение оказался на ногах, совершенно забыв о только что перенесенных страданиях. Отбитое достоинство – это одно, ? а костюм – совершенное иное. Секунду назад он корчился на грязном, вонючем полу в «Армани»! А до этого спикировал на землю, со всей дури приложившись все тем же Армани о неровный, шероховатый бетон. Что у него сейчас на спине – лоскутки от пиджака? Одна большая дыра или рваные борозды? Есть ли надежда на чудо?

Правая рука до сих пор судорожно сжимала бутылку. Юноша машинально откупорил коньяк и сделал большой глоток, зарплат сразу на пять-шесть.

– Твою мать!..

Приятное тепло разлилось по израненному телу – пусть болело абсолютно все, начиная с тестикул и заканчивая душой, но алкоголь, как ни странно, подействовал отрезвляюще. Голова очистилась, нервные окончания ненадолго затихли, прекратив нескончаемую истерику. Костюм нужно было срочно осмотреть, но не здесь, в условиях недостаточного освещения, а желательно у зеркала при ярком сиянии софитов. При отсутствии таковых – хотя бы ламп накаливания. Таким образом, организму Ника надлежало срочно прибыть в квартиру, где большинство из поставленных условий исправно выполнялось.

Он вернул бутылку с оставшимся содержимым в сейф и, не предпринимая новых поисков, запер его со всевозможной тщательностью. Затем, стянув с себя штаны, пиджак (на ощупь дыр и прорех не обнаружилось) и рубашку, в одних трусах и ботинках проследовал в подсобку, где повесил все дорогостоящее добро на вешалку. В голом виде, не боясь повредить костюм (а на царапины и ссадины, остающиеся от неаккуратного контакта с наваленным здесь хламом, просто не обращая внимания), он добрался до шкафчика с рабочей одеждой и без каких-либо проблем обнаружил там заветный ключик от дома. Необходимый инвентарь для путешествия был собран: вешалка с костюмом в одной руке, ключ от квартиры зажат в зубах, вторая же рука освобождена от поклажи – ей предстояло поработать «зондом».

Повторный переход до генераторной не принес ни новых испытаний, ни свежих ран. А уж с фонарем дела и вовсе пошли на лад – до железной двери Ник добрался чуть ли не вприпрыжку.

* * *

Квартира встретила его ощущением тепла и уюта. Дом, когда-то ставший родным, – впрочем, другого Ник и не помнил, – искренне радовался возвращению младшего хозяина. И человек обычно отвечал ему взаимностью. Но только не сегодня, слишком долгим и тяжелым выдался день. А впереди еще ждал осмотр костюма (от одной мысли о том, какие артефакты[3 - Здесь: дефекты, изъяны.] могут обнаружиться на задней части пиджака, сердце безвозвратно уходило в пятки) и встреча с разъяренной валькирией (или даже фурией), черт знает сколько времени ожидающей его перед закрытой дверью.

Благоразумно расставив приоритеты, Ник первым делом бросился заглаживать вину перед Ольгой – проклятый костюм никуда не денется, а девичье терпение может и лопнуть, с совершенно непредсказуемыми последствиями и невероятным радиусом поражения.

В экстравагантном наряде, состоящим из одних трусов и пары ботинок, появляться перед девушкой и ее спутницами явно не стоило, потому Ник ограничился тем, что убрал преграду между тремя девчонками (их количество он рассмотрел в глазок) и квартирой. Одним словом, отпер дверь. После чего стремглав бросился в свою комнату. Пока он будет изучать последствия неразумного обращения с «Армани», умничка Ольга найдет, чем развлечь гостей.