Дни Солнца

Марта указала пальцем на запертую ванную:

– Как он сюда попал?

– Кто?

– Не знаю. Я думала, вы открыли.

Андрей пересел в кресле. Спросонья он не придал значения шуму воды и шаркающим звукам, доносившимся из-за двери, но вдруг шум воды оборвался, всхлипнула сливная горловина и послышалось посвистыванье, сдобренное шорохом полотенца.

Зазвонил настольный телефон. Андрей снял трубку и, поджав ее плечом, дотянулся до пистолета в ящике.

– Слушаю…

– Это декан, господин крон-капитан, – промурлыкала трубка. – Имею честь сообщить, что вы получили допуск.

– Раскошелились.

– Не в этом дело, господин крон-капитан. Вы сами получили его.

– То есть?

Трубка сообщила тоном шпионского откровения:

– Просроченный проездной, господин крон-капитан. Просроченный проездной… Высочайшим соизволением. Не смею больше…

– Послушайте, вы в своем уме?

– …Не смею больше занимать вас, господин крон-капитан. До свидания. – Раздался сигнал отбоя.

Андрей бросил трубку.

– Пожалуйста, иди к себе, – сказал он горничной и поскреб пистолетом в ящике.

Марта молча удалилась на свою половину. В двери клацнула защелка. Андрей выпустил пистолет. На столе перед ним лежала папка черной кожи. Он раскрыл и закрыл ее. Отчет об инциденте № 7 занимал листов полтораста, но не объем пачки, конечно, смутил его. Дело было в этой полуобморочной возне. Андрей встал и, потягиваясь, прошелся по комнате. Чего-то подобного он ждал все два года, пока находился при цесаревиче. Безмятежная, в сущности, жизнь эта была ему если не по душе, то и не в тягость, и он, хотя и подозревая о скрытых ее течениях, не помышлял ни о чем подобном. То, что он знал и видел до сих пор, описывалось общеизвестными законами. Даже тот день, когда его отец заслонил собой раненого престолонаследника, не выбил камушка хотя бы из-под одного закона. И вот все в одночасье начинало крениться, съезжать куда-то из-за бумажки, добытой на улице. «Бред», – думал он, возвращаясь к креслу и глядя на немолодого улыбчивого человечка, как ни в чем не бывало стоявшего у стола. Густой дух яблочного мыла шел от рыхлого, румяного и хмельного лица незваного гостя.

– Ты ходишь сквозь стены? – сказал Андрей.

Человечек довольно кивнул, повертел лысоватой головой, подтащил себе стул и плюхнулся на него.

– Не всегда… Это… не мой профиль.

– Ну, конечно, – передохнул Андрей. – Ломать дурака на панели – вот твой профиль.

– Ломать дурака, ваше высочество, это искусство.

– Я тебе не «ваше высочество», дурак.

– Ну, как знать… – Человечек хитро прищурился. – А может, я только по вторникам и средам дурак? Сегодня среда?

Андрей опустился в кресло.

– Три эс – что это?

– Из-за Фантома.

– Чего?

– Вы не помните?

– Не знаю никакого Фантома.

– Этот тот, кто покушался на его высочество.

– Но… – Андрей, замолчав, услышал потрескиванье обшивки подлокотника, и увидел, как его побелевшие пальцы давят ее. – Он же застрелен, еще тогда. И почему Фантом, если…

– Двенадцать лет назад, как и сегодня, был использован смертник, марионетка. А фантомами называют макеты тела, их, если знаете, привлекают в музеях, на лекциях – ну, для обозрения… Короче говоря, сначала пошутили, а потом прижилось.

– А отчего ты думаешь, что сегодня – тоже смертник?

Человечек обмахнул лоб.

– Оттого что в пистолете у него не было ни одного боевого патрона.

– Но в автобусе убитые. И девушка – она, по-моему, так и не выжила.

– Про девушку не знаю. А заложники, причем оба, убиты из огнестрельного оружия.

– Холостыми патронами?

– Винтовочными пулями.

– Как так?

– Вот так. В городе еще. Снайпером. Причем не одним.

Андрей придвинул к себе папку, листы съехали вбок. Человечек глубоко, до слез, зевнул и встряхнул головой:

– Но это еще не все.

– Что еще?

– Эти двое убитых.

– В смысле?

– У обоих руки в крови по локоть.

– И что?