И ничего не довелось.
От ванны до саванны – шаг,
И кафель из электроплит,
И я, противный, как ишак,
С тоской из зеркала глядит.
И нет спасенья от жары,
Как только шторы до темна,
Пока внизу от кожуры
Освобождается весна.
Познай их, лежа на боку,
И вновь умри от маеты,
Пока внизу они в соку
И беспризорны, как цветы.
И я не трус отнюдь, но чуть
Увижу смуглый локоток,
Меня стегает плетью ток,
И я умру, увидев грудь.
Я душной ночью городской
Парю над мерзостью мирской,
На подоконнике молясь
При двух свечах бессонных глаз.
Глухая ночь, давно бы спать,
Но снизу снова чью-то мать,
И хулиганочка одна
Идет-бредет, пьяным-пьяна.
Окурок пишет полукруг,
И спотыкающийся стук,
Трикратным эхом разносим,
Сменяем шорохом босым
Неверных ног… О, я, как гад,
Обняться с ними был бы рад!
Сейчас бы – трезвый, сильный вор —
Я мог спуститься к ней во двор…
И с этой жуткою мечтой
Я укрываюсь с головой.
А утром пыль еще хранит
Следы вчерашних аонид,
Любой свидетельствует – явь!
А сколько их не вижу я!
Но новый день уже горит,
И, не влезая в габарит,
Пылает солнце надо мной,
И все красивы до одной.
Оккупация
1.
Месяц барашком с завистью вниз,
Там за рубашку глупый повис.
Карты кварталов в крапе огней
Капают талым, хочется к ней,
Хочется счастья, в пах головой,
В теплые части, клей тыловой.
– Ви поиграем в шутку кричать:
Щас вас пымаем, тит тфою мать!
2.
Фриц на охоте, он не космат.
Людям охота ходы размять.
– Месяц, бедняжка, что там завис?
Звать меня Машка, ехай на низ!
Месяц заплакал звездами, но
Звезды – заплаты на домино.
Наглая Нюрка, пьяный гараж.
Тихо в дежурке хрусть карандаш.
Сенокос
Сияет солнцем сталь литовки,
Клинок как бритва шепеляв.
И смерть свистит, всекаясь ловко
В колени толстомясых трав.
Они от горести кричали,
Зрачком метался узкий бог,
И только голени торчали
Зеленой щеткой из сапог.
Окрест газона, изнывая,
Асфальт по руслам улиц тек
И раскаленные трамваи
Скакали с гиком наутек.
А дирижер махал неслабо!
За ним, с прожорливым мешком,