Б. Рыжему
Нам у мамы химии
Всем одно почтение,
Только за стихи мои
Я прошу прочтения.
Не суди по имени
За земными судьями,
Господи, прочти меня
Между строчек суетных,
Между кровью крашеных,
На сметане мешаных.
Ты их жалуй, ряженых,
Не стреляй и бешеных,
Пусть их безобразные!
Это – вещи штучные,
И всегда непраздные,
Оттого и тучные.
Есть у них, у каменных,
С рифмами раскосыми,
Между воплей маминых
Вдохи Твои, Господи.
Утреннее
Я встал. За окнами носом хлюпал
Дождь, загадочное существо.
Он обрадовался и стал глупо
Показывать скучное свое мастерство:
Заполнив пространство и время, промозглый,
Свисая с неба, по людям тек,
Ушами хлопал, без глаз, без мозга,
Шаркал ступнями старческих ног.
По комнатам бегали противные карлики,
Уроды фантазии, аборты строк,
Всю эту нежить элементарную
Дождик смывал – я радостно мок.
Крыши блестели, запахло раскопками
Трои, и тронулся лед наконец.
Так реставрировал город из копоти
Дождь, чистоты слабоумный творец.
Запоздалое признанье
«Станешь янки – сделав бизнес,
Иудеем – с обрезанья,
Станешь русским после тризны
Запоздалого признанья,
Выпьешь утреннего снега
Горлом, вспухшим от рыданий,
Задохнувшийся от бега
С похоронками признаний.
Сорок дней любая пьянка,
Ты устал, но стены зданий
Пахнут иодом: где-то ранка
Новой боли непризнаний!
…Ветер взял твой нежный волос
Перенес полукасанье,
Но напрасен прежний голос —
Запоздалое признанье…»
– У дверей ее намедни
Ты царапал на листочке,
Но она не будет медлить,
А вот русским – станешь точно.
Поджелудочный мир
ПОЭТ.
Кровью небесной омытые роды
Атомной глотки текли без помех.
Вот я иду по дороге уродов
В город желудка, кривой, как лемех,
Лента дороги глистой из асфальта
Лезет из задницы города, где
В школе злословья за партами фарта
Чада из стада машин и людей.
Я на обочине, я на канате,
Снизу – арена дурацких персон,
Кто-то кричит в упоении «Нате!»,
«Дайте» – прошу я, но спрятался он.
Значит, услышали голос надрывный
Те, кто, рыгая, по улице шли.
В каждой груди расцветают нарывы
Розами воздуха или земли.
Это – отечество социализма,
Где-то тут строится завтрашний рай,