Между адом и раем

– Бывает ли мне скучно? Да ты смеешься надо мной?

Лилит

– Нисколько. Вот это все вокруг, где ты живешь, что ешь и пьешь, и носишь, на чем ты ездишь, во что ходишь – все это рай. Возможно ли скучать в раю?

Адам

– Я что-то не пойму к чему ты клонишь?

Лилит

– Я? Вовсе ни к чему. Нальешь вина? Я так люблю вино. Шато лафит, или «кричащего орла». Скажи мне, что ты пьешь и я скажу тебе кто ты.

Адам

– Я пью зеленый чай, английский эль или простое пиво.

Лилит

– Простое пиво? Надо же как мило. Какой Адам у вас ужасный вкус, но это ничего, все это поправимо. Я научу тебя, что есть, что пить изыскано, легко, непринужденно. Я покажу тебе, как нужно жить красиво. И ты забудешь это все.

Адам

– Что именно?

Лилит

– И скуку и отца. Отныне буду всем я для тебя. Глотком воды, прохладою ночной, испепеляющим вулканом страсти. Я утолю твои невзгоды и напасти. Но я не буду для тебя женой. Жена – кухарка, прачка, роль ее ничтожна: ждать, убирать, варить, стирать. Лежать безропотно, покорно, да ноги по команде раздвигать. Нет, этого Лилит не станет делать, никогда.

Адам

– И почему?

Лилит

– И ко всему, что я сказала выше, жена должна верна быть мужу. Необходимо клятву верности давать, когда придется перед алтарем стоять.

Я не люблю ни алтарей, ни клятв. Я птица вольная, лечу куда хочу, и сплю с мужчинами я только по желанью, а если не желаю, то не сплю.

Адам

– А если я отцу скажу? Вот так, сейчас, без лишнего стесненья, я твой подарок не хочу. Он мне не надобен, он как колючий еж, как роза без бутона, лишь шипы. В ней нет того что ценят в розах, ни аромата, ни красы, лишь иглы острые, как финские ножы.

Лилит (смеется в голос)

– Ну что сказать, скажи. Мой милый, маленький и глупенкий Адам. Мне нравится когда ты злишься. Иди ко мне, я потушу этот пожар и сделаю все так, что новый разгорится. Я сделаю все так, что новый разгорится. Что новый разгорится. Разгорится.

Лилит обнимает его. Они целуются. Гаснет свет.

Сцена третья

Адам и Лилит лежат в постели.

– Скажи, Адам, с тобою вместе мы уже два года, ты думаешь о том, кем станешь через десять, двадцать лет?

Адам

– Тем, кем я был всегда. Адамом, первым человеком на земле. У нас с тобой родятся дети. Три мальчика. Когда я был один, я здесь лежал и думал, как хорошо бы завести детей. Мы забрались бы в горы, набрали там камней. Отец мне как-то говорил, есть время собирать и время разбросать все собранные камни. Лилит, мы слишком долго вместе, и да, я счастлив, но все же я хочу детей!

Лилит (с отвращением)

– Детей? Орущих, мерзких, непослушных тварей? Нет, это без меня. Кормить их грудью, ночи напролет не спать, ходить с мешками под глазами, мечтать о сне, как о небесной манне. Стирать пеленки, выносить горшки? Ага, я поняла, со мною шутишь ты. И эти горы, эти камни, ну что за бред.

Закрой глаза, и ты увидишь свет, он будет жарок, как сто тысяч солнц, и сладок, как с клубникою пирог.

Адам

– Я не люблю клубнику, у меня с нее изжога. Есть страсть Лилит, а есть любовь до гроба. Ты предлагаешь мне не ту дорогу.

Лилит

– Любить я не хочу и не умею. Любовь – какой-то сивый бред. Любви вообще на свете нет. Ее придумали поэты, лишь для того, что б лучше продавать свои бездарные сонеты, а для чего еще? Ведь это просто сказка, порою глупая, жестокая, тупая, в ней смысла никакого нет. Любовь по центру, а вокруг нее сто бед. Она богата, он бедняк – у них любовь, но вместе им никак. Другой уходит на войну и погибает в первой битве. Его жена, верна ему и что в итоге? Любовь-то есть, а счастья никому она не принесла. Иль вот еще – влюбились, поженились, нарожали. Детей, двоих, иль скажем трех. И вдруг он остается без работы, неважно почему, болезнь, хандра иль годы, семью-то нужно содержать. А нет работы, где же деньги взять? К тому же папа их не Бог, чтоб просто так давать. И тут твоя любовь, трещит по швам, как сношенное платье. Ну и конечно рвется, там, где тонко. Что до любви, ее там нет нисколько.

А страсть, она не долговечна, но прекрасна. В ней нет обмана, лжи, притворства. Она подобна свету падающих звезд, цветку, что расцветая тут же вянет. Оазису в пустыне, где утомленный долгим зноем странник пьет живительную влагу. Напившись, отправляется в поход, через пески к иному дастархану и снова иступлено пьет.

Природа человека такова – тут страсть огонь, а человек дрова.

Адам

– Нет, на таком огне, ни пирога, ни каши не сваришь ты, лишь выгоришь до тла. А к старости, опустошив все чаши, к гадалке не ходи, останешься одна. Забытая, ненужная, пустая, бутылка хереса опустошенная до дна.

И там где цвел цветок недолговечный, остался только кактус, засохший, сморщенный, больной и никому не нужный. Такая жизнь не для меня. А что касается любви. Любовь не мыслит зла, не радуется лжи, не превозносится, и не гордится, и терпит, долго терпит. Все переносит, ждет, надеется, и верит. В любви нет страха, нет боязни, и там где надорвалось от износа, она заштопает, излечит, залатает. Любовь не ураган, чинящий разрушенья, она строитель и хранитель очага. Она законный продолжатель рода, она не умирает никогда. Любовь – есть жизнь.

Лилит

– Все это лишь слова. В них правды ровно столько, сколько и притворства. Весь этот романтичный берд не стоит медного гроша. Любви в природе нет, ее не существует. Хотя любить, наверное, возможно, но никого другого, ты не полюбишь, не любя себя.

Я знаю то, что говорю. Весь мир стоит на трех китах – их имена – власть, деньги, страсть, увы, и ничего другого.

Правитель, облаченный властью и народная любовь – смешно, не правда ли? Любовь не купишь, не продашь, не обменяешь на ведро картошки. Любовь мертва, когда уходит страсть. Так что она? Мираж, галлюцинация больного.

Адам

– Уж лучше пусть я буду болен, или обманут миражом, но жить в таком раю здоровым, как приговор. Пожизненный, бесславный и нелепый. Скажи, а как же мы с тобой? Вот, ты и я. Сейчас у нас есть нечто – влеченье плоти, шалости утех. А завтра, я разгрызенный орех, пустой внутри, разломанный снаружи и для тебя уже не нужный?

Лилит

– Адам, ну что ты, право слово. На мир ты смотришь слишком плоско, а мир объемный, многогранный. Как куб иль шар, ни круг расчерченный ребенком на песке. А ты попал в его пустое притяженье и все бредешь за годом год в одном и том же направленье. Ты словно пес, посаженный на цепь, по кругу бегаешь, мечтая полететь. А это милый мой привязанность, не крылья. Опутанный цепями не летает человек, он тихо воет ночью на луну, иль пьет до помутнения рассудка, а после посылает все в…