О.С.А. Роман

Историк угрожающе сощурился и, слегка помолчав, произнес:

– Не совсем так, но в общем и целом верно. Сократ был мудрец. Он был мудр как никто ни до, ни после него. Все, чем он занимался, так это ходил по Афинам и разговаривал с жителями города. Он был ужасно некрасив собой, просто уродлив, и к тому же беден. У него была сварливая жена, которая ругалась с ним. А он каждый день пил вино и разговаривал со знакомыми и незнакомыми людьми, доходя всякий раз в разговоре до истины, побеждая всех в споре.

– Бомж, короче, конченый! – раздалось с последней парты.

– Да, выглядел он примерно так, – на удивление всех спокойно произнес историк, не сделав замечание за выкрик.

– И как вы думаете, что с ним стало? Не бойтесь, смелее, я слушаю ваши предположения.

– Грохнули, наверное, кому охота идиотом выглядеть! – вновь заголосила галерка.

– Да и пил еще, – поддержали девочки, – может, в пьяной драке пырнули ножом и все.

– Или заказали его киллеру.

– Спился, да и делов-то! – заржал второгодник. – Как пахан у Серика.

На все голоса завязалась дискуссия.

– А ты как думаешь, Март? – вновь персонально обратился историк.

– Я не знаю, почему она не пришла, – набрался духу и произнес Март.

– Угу, – понимающе покачал головой историк, – да, отчасти вы правы. Но лишь отчасти. Сократа приговорили к смерти. А обвинили его в том, что он не почитает Афинских богов. И еще в том, что растлевает афинскую молодежь. Его пригласили в суд, и он выступал в свою защиту. И как вы думаете: величайший человек в истории, мудрец, который не чета нам, не мог бы защитить себя перед кучкой жалких ничтожных людишек? Конечно же мог бы, ему не стоило никакого труда оправдать себя. Но мудрец на то и мудрец, он с легкостью, стоически принял этот приговор. Выпил чашу цикуты – это чаша с ядом. Друзья отговаривали его пить этот кубок смерти, склоняли к побегу, говорили, что все устроят. Но Сократ отказался.

– От зеленого вина отрекалася она, – довольно громко произнес вихрастый парень, сидящий за четвертой партой рядом с окном.

– Похвально, Тютин, что ты знаешь Пушкина. Но, как обычно, ты все перепутал. Сократ совсем не походил на царевну, и от зеленого вина никогда не отрекался. И цикуту выпил добровольно, хоть и был к ней приговорен. Это скорее добровольная смерть. Он мог бежать, его никто не держал. Он мог выиграть этот судебный процесс, но тоже не стал. Ах, какая блистательная речь была произнесена им на суде!

– А почему он это сделал? – спросила девочка, сидящая за первой партой и жадно глотающая каждое слово учителя.

– Добровольно ушел из жизни? – улыбаясь кончиками губ, спросил историк. – Много причин. Вы знаете, он учил молодежь простым житейским истинам, тому, что нужно быть смелым, сильным, честным. Но как-то раз один афинянин разговорился с Сократом и сказал ему: «Вот ты, Сократ, учишь молодежь быть честными, сильными, смелыми, они сидят и слушают тебя, даже, наверное, думают, что такие и есть. А если я налью им вина покрепче да позову к гетерам развратничать, они тут же отрекутся от тебя и твоего учения и пойдут со мной». На что мудрейший Сократ ответил ему: «Безусловно, ты прав, ведь катиться вниз всегда проще, чем подниматься вверх». Быть честным, смелым, добродетельным – это удел немногих, это сложный, тяжелый путь на вершину крутой горы. Предать, отречься легко. Человек слаб по натуре своей. Но в нем достаточно мужества, чтобы исправить ошибки. Чтобы раскаяться в малодушии и впредь так не поступать. Коль уж мы заговорили об этой теме, давайте подумаем вот над чем. Два ученика Христа, два апостола: Иуда Искариот и Петр. Петр отрекся от своего Учителя, Сына Божьего, от Бога, отрекся трижды и всю оставшуюся жизнь искупал свой грех. Он стал тем камнем, на котором стоит христианская церковь. И другой, Иуда – тот, который предал Христа за 30 серебряников. Петр сделал это невольно, по малодушию, и затем всю жизнь исправлял эту роковую ошибку. А поступок Иуды не малодушие, не страх и не боязнь за собственную жизнь, здесь иной мотив. Раскаянием было повешение, Иуда удавился. В христианстве это один из самых жутких грехов, он так и называется – Иудин грех. Самоубийство – это Иудин грех. Иуда предал Христа сознательно, за деньги, обдуманно. Не так, как Петр, в порыве навалившихся на него событий. Но кто мы такие, чтобы судить? Кто из вас возьмет на себя эту ношу, кто осудит Иуду или Петра?

Учитель замолк, в классе стояла гробовая тишина, распахнутые словно окна доверчивые детские глаза смотрели на него внимательно.

И тут учитель увидел поднятую руку.

– Да, Март, ты что-то хотел?

– Можно мне уйти? – негромко, но твердо произнес мальчик.

– Конечно, – кивнул головой довольный учитель, – иди и не беспокойся, я скажу, что тебе нездоровилось, и я отпустил тебя домой. Тебе ведь нездоровится, я правильно понимаю?

– Да, – буркнул Март.

Март взял уже собранный к этому моменту портфель и вышел из класса. Сквозь закрытую дверь до него донеслось:

– Я вам расскажу притчу про зерна…

После окончания школы Март и Весна поженились. Через несколько лет у них родился сын.

– Прости, – сказал Март своей жене, – но я больше не люблю тебя.

– А как же Апрель? – спросила она.

– Апрель приходит, когда уходит март, – сказал он на прощание.»

– Он очень большой, этот Байкал, – произнесла девушка уже внятно и отчетливо, – большущий. У вас есть картины про Байкал?

– Нет у нас про Байкал, – раздраженно, хотя и вполне сдержанно, ответил Семен.

Девушка расстегнула молнию на штормовке и засунула руку за пазуху. Мгновение, и она извлекла оттуда бутылку с водой.

– У вас тут жарко, – произнесла она, открутив крышку и принялась пить.

– Да, есть немного.

И тут Бокалову словно наяву привиделась такая картинка.

Эта девушка – бывшая лыжница, и приступ шизофрении, так внезапно напавший на нее из-за елки, заставил ее упасть и забиться в конвульсиях прямо на лыжне. Пока она лежала и вздрагивала, пораженная конвульсиями, соревнующиеся лыжно-атлеты проезжали прямо по девушке на своих натертых мазью пластиковых лыжах. Тем самым эти юные чемпионы нанесли коллеге глубокий психосоматический урон. Истоптанную пластиковыми лыжами и поруганную алюминиевыми палками, врачи скорой помощи увезли страждущую душу и изнемогающее тело в «Кащенко», приют заблудших душ. Ее там долго лечили электричеством и прочими пилюльками, лыжница от этого полюбила спорт еще больше. Девушка и до этого его очень сильно любила, а после еще сильнее стала. И вдруг летом у главврача – юбилей, шестидесятилетие, все врачи, братья и сестры, ясное дело, в хлам. Ну и наша Глаша ноги в брюки и ходу. «Лыжню, дайте даме лыжню!». Вот так и доковыляла до галереи.

– Вы любите лыжный спорт? – устав от нечленораздельного бормотания девушки, спросил Семен.

– Нет, – ответила девушка, не услышав в вопросе Семена никакого тайного подвоха, – может, у вас есть что-то с Байкалом? Он большой, красивый … – завела опять свою шарманку Глаша.

– Девушка, нет у нас Байкала, нет! – уже не выдержал Семен, – закончился Байкал, весь выпили!

– Закончился… – произнесла лыжница так, словно она – Джульетта, а Ромео как раз скончался.

– Да, – сочувственно выдохнул Семен, – что поделаешь. Вы приходите через полгодика, может, появится. Если принесут, я Вам один оставлю, честное слово.

– Байкал? – обнадеживающе произнесла лыжница.

– Байкал, – уверил ее Семен. – Байкал, что же еще.

– Ну ладно, – вновь как-то грустно произнесла она, – я, пожалуй, пойду.

Семен ничего не ответил, он боялся спугнуть столь благостное настроение, которое повлекло девушку прочь из этого живописного храма. Подальше от храма, поближе к Байкалу.

Любительница самого большого пресноводного озера ушла. Семен вновь погрузился в думы.

Он давно мечтал написать большой роман: про себя, про нелегкую жизнь искусствоведа среднего звена, и там отобразить всех этих сумасшедших, которые заходят к нему с подобными Байкалами. И еще, без лишней скромности подумал он об экранизации своего ненаписанного романа. И больше всего его заботила именно эта сцена с сумасшедшей лыжницей. Во-первых, представлял он себе, следовало начать с подбора знакомых актрис на роль любительницы озера Байкал. Первым делом Семен примерил Дженнифер Лопес. Но так как Бокалов не собирался убивать в своем фильме эту полоумную в лыжном обмундировании, по этой причине Лопес на эту роль не годилась. Как-то однажды Семен включил телевизор, там как раз только началось американское кино. Он открыл пиво, чипсы и принялся смотреть, смакуя из стеклянной пивной кружки бодрящий янтарный напиток. Но только Бокалов сделал хороший глоток, как на экране появилась красотка Лопес. Минут пять он откашливался и приходил в себя. И как только пришел и уже собирался переключить канал, как, о чудо! – на шестой минуте Дженнифер Лопес скоропостижно скончалась. Хорошо, что Семен не сделал еще один глоток, а то бы уже не оправился от такого счастья. Фильм Бокалову очень понравился. Будь Семен в числе американских киноакадемиков – режиссер мог бы смело рассчитывать на Оскар.

Следующей после Лопес в списке шла Джулия Робертс. Ее оскароносная улыбка слегка смущала Семена. Он представил сумасшедшую спортсменку в затасканном лыжном костюме в тридцатиградусную жару с ослепительной улыбкой Джулии и ему чуть не поплохело. Искусствовед решил, что эта тоже не подойдет. Затем шли вереницей различные голливудские матрешки Барби. И, наконец, Семен переключился на российских актрис. Сначала он копался в советском кинематографе, тщательно подбирая фактуру на роль лыжницы. Не найдя и там подходящих кандидатур, занялся российской сериальной машиной, поставляющей звезд, словно печеные пирожки.

Но вскоре, утомившись, оставил эту затею вовсе. И попытался поскорее забыть странную девушку в лыжном костюме.

Глава 2