Попутчики

– А машину он как покупал? В магазине? Или с рук?

– Нет. К ним на производство пришло несколько автомобилей. Часть денег объединение заплатило, поэтому не так дорого вышло. Цены-то сейчас какие бешеные на машины.

– Желающих много было, наверное?

– Серёжа говорил, что очень многие хотели, но машин всего пять штук было.

– Значит, были и недовольные распределением?

– Не знаю. Сергей сказал, что ему со жребием повезло, а так особо недовольных, кажется, не было.

– Простите, а это кто в штурвале?

– Это отец Серёжи. Он погиб на учениях в 73-м. В Крыму служил, в эскадрильи, летал на грузовом самолёте. В полку его не очень любили, он, в отличие от Серёжи, очень строг был, солдат гонял. А однажды на десантирование с новобранцами полетел. На взлёте какой-то болт отвинтился и подкрылок зашкалило, самолёт винтом вниз пошёл. Отец-то Серёжин не растерялся и штурвал руками зажал, чтобы самолёт подольше в воздухе удержать. Там уж никакой автопилот не помог бы. Вот так он и держал, пока пацаны не выпрыгнули. Сам не успел. У нас ещё один штурвал такой есть.

Не настоящий, самодельный. Его Серёжа на машину поставил, вместо руля, в память об отце.

– Так неудобно же, он ведь не круглый.

– Он обод сделал. Серёжа умелец у меня. Красиво вышло. Но, Андрей Васильевич, что же делать? Ведь что-то делать-то надо, он же не мог бесследно…

Анна Петровна опять заплакала. Кивинов записывал объяснение.

"Если бы я знал, что делать. В городе пять миллионов, а тут никаких зацепок. Мало ли где можно попутчика взять. Жизнь сейчас ничего не стоит.

Машина дороже. Ради новой «девятки» можно и рискнуть. И с трупом проблем нет – вывез в лес и зарыл. Вечный «глухарёк».

Кивинов записал приметы машины, приободрил Анну Петровну, сказав дежурное «Будем искать», и вышел из квартиры. Вспомнился утренний визит в тюрьму. Рыжий Макс, пропавшие водители. Совпадения, не больше, если совсем не туфта. А чем жене помочь, я не знаю.

Опера в отделении вообще не занимались розыском пропавших без вести. Участковый опрашивал всех возможных свидетелей, а затем, если пропавший не находился, отправлял материал в РУВД, в специальную розыскную группу, которая уже вплотную искала «потеряшку».

В редких случаях возбуждалась 103-я, и вот тогда к делу подключались опера с отделения и Главк. Кивинов оформлял материал только потому, что не было участкового.

«Завтра опрошу народ в мастерской и на работе и матери – ал в РУВД отправлю. Мне велосипед искать надо.»

Глава 3

Асфальт нагрелся, как плита, по трещинам медленно растекались смоляные пятна, неприятно липнущие к подошвам. Улица была пустынна.

Город словно заснул, убаюканный жарким днём. Даже к вечеру жара не спадала.

Кивинов, обмахиваясь папкой, вернулся в отделение. В дежурке уже царило оживление. В дверь камеры кто-то барабанил, настойчиво требуя прокурора, а в аквариуме сидело двое пьянчужек, через минуту целовавшихся друг с другом. «Точно Ремарк заметил: алкоголь сближает людей гораздо быстрее, чем интеллект», – подумал Кивинов.

Постовые ввели в помещение даму лет сорока. «Опять мама Тома здесь и, естественно, под газом», улыбнулся Кивинов. Украшением дам французского двора была мушка на щеке. Постоянным украшением мамы Томы был фингал под глазом. Он никогда не исчезал с её лица, только изредка менял свой цвет, как хамелеон. Мама Тома была уникальной женщиной. Её знало всё отделение. Она имела пятерых мужей, которые все, как один, являлись особо опасными рецидивистами и постоянно садились, культурно уступая друг другу место у супружеского очага. Единственный сынок её тоже находился где-то в ГУЛАГе. Мама, папа, я – судимая семья.

Правда, сама Тамара никогда не влетала в тюрьму.

– О, Андрюша, – засмеялась она, завидев Кивинова, – я срочно хочу просить политического убежища в твоём кабинете, а то тут кругом сплошные грубияны, ты один джентльмен.

– А где ж твой супруг дражайший? Придёт за тобой или нет?

– Который? Генка или Генка? Ха-ха-ха, они у меня все хорошие – не успеваю зубы вставлять. Ну ты, ты, – ткнула она постового, – не мешай, крутится тут под ногами, не видишь, с начальником беседую.

Кивинов снова улыбнулся. Что-то было притягательное в Тамаркиной бесшабашности, потому как, несмотря на гопницкий облик, она была незлой и совсем не глупой тёткой.

– Я б с удовольствием помог, но месячный лимит на твою отмазку от штрафа, увы, уже исчерпан. Извини.

Кивинов зашёл к Дукалису забрать печатную машинку. Машинка была настоящим раритетом – «Ундервуд» 20-го года, без знаков препинания, но в приличном состоянии. Единственная во всём уголовном розыске и хранимая вследствие этого с особой любовью. Дукалис обучал Каразию премудростям оперативной работы.

– Главное на первых порах тебе усвоить следующее – работа с потерпевшими. Без этого никуда. Допустим, приходит к тебе заявитель. Не спеши хватать ручку и брать от него заяву. Это никуда не убежит. Сначала послушай. А потом применяй основное правило Анатолия Дукалиса, которое называется «Заговаривание зубов». А у Анатолия Дукалиса есть пять этапов заговаривания зубов. Этап первый: посочувствуй, но при этом тактично намекни, что он сам виноват. В девяти случаях из десяти в происшествии виноват сам потерпевший. Либо напьётся и его опустят, либо машину бросит без присмотра, либо дверь нормальную в квартиру не поставит, ну, и так далее. Этап второй: пожалуйся на загруженность и нищету милиции, мол, не до вас, но всё это тоже тактично. У нас убийства каждый день, а вы со своей кражонкой. Если после этого человек не уходит, наступает третий этап. Запиши на листочек, что он там хочет, и объясни, что поможешь, но пока без заявления, потому что наличие уголовного дела сейчас нежелательно, вот когда найдём преступника, тогда и возбудим. А то нам придётся писаниной заниматься вместо поисков. После этого ты можешь показать какие-нибудь фотографии из альбома, назвать фамилии судимых из этого района, так, для вида. Этап четвёртый: отвлеки человека от его проблемы, расскажи смешную историю или анекдот, а лучше аналогичный его преступлению случай, но который произошёл с кем-нибудь другим. И напоследок, чтобы он никуда не пошёл жаловаться, объясни, что территория отделения делится на участки и что, кроме опера, обслуживающего его участок, абсолютно никто в раскрытии этого преступления не заинтересован ни в Главке, ни в Министерстве Внутренних Дел. При этом ты ничуть не покривишь душой, ибо, собственно, так оно и есть. Но всё это, конечно, относится к тому случаю, если заявитель принёс «глухарь», то есть явно не раскрываемое преступление. Короче, твоя задача тактично объяснить, что он погорячился, придя в милицию. Это на первых порах трудновато будет, но когда ты этому научишься, можешь смело считать, что стал опером. А пока ты ещё птенец.

– Ты сейчас научишь Эдика чему не надо. Не слушай этого оболтуса.

Главное – научись справки и бумажки писать. Как Жеглов говорил грамотная бумажка в нашем деле дорогого стоит.

– Он про спрос говорил, а не про бумажки.

– Ерунда, бумажки важнее.

– Кстати, о бумажках. У меня уже все бланки кончились и листы чистые. Ты только посмотри, на чём пишу – «Акт технического оборудования объекта». В столе нашёл, кто-то по наследству оставил. Где бумагу-то брать?

– В канцелярии возьми.

– Канцелярия сама попрошайничает. Бардак.

– Брось ты. У меня уже месяц ни одной лампочки не горит, пишу только днём, а по вечерам, если дежурю, у Соловца сижу. Так что, Эдик, привыкай к спартанским условиям. Посидишь с полгодика у Толика, пока тебе три метра не выделят. Вон в 84-м и таких условий нет. Опера, как в камере, по пять человек сидят. Ни тебе человечка вызвать, пошептаться, ни бумаг в тишине пописать. Какая в такой обстановке, к чертям, работа? Помню, Юрка Михайлов, опер ихний, мучался-мучался, а потом вытащил стол из отделения, поставил в садике напротив, под яблоней, и сел там бумаги писать.

Людей туда же вызывал. Начальник, конечно, к нему: мол, что, рехнулся? А Юрик, молодец: «Нет, – говорит, – пока кабинета у меня не будет, никуда не уйду, хоть увольняйте». И хрусть яблочком с дерева. Может, так бы там сидеть и остался, если б секретные бумаги писать не начал. Разложит на столе дела всякие и пишет себе. Прохожие, конечно, интересуются, что это за чудо там сидит под яблоней? А Юрик в ус не дует. Ну, а когда он стукачей туда приглашать начал, тут начальство засуетилось. Отгородили ему закуток фанерой в Ленинской комнате, он туда и переехал. Кстати, нам тоже так сделать надо. Ленинская комната пол-отделения занимает, работать негде. На фига эта комната нужна? Пару раз в году собрания провести да пол в субботник помыть? Надо будет Георгичу предложить.

Кивинов вышел из кабинета и направился к себе. Должны были подойти люди, вызванные им по материалам. Он сел в кресло и ещё раз пролистал заявления, чтобы не перепутать, кого зачем вызывал. Иногда из-за большого количества преступлений невозможно запомнить, кто есть кто, и опер беседует с вызванным по абсолютно другому вопросу, вызывая, естественно, у оппонента справедливый гнев и возмущение.

Кивинов взял из пачки верхнее заявление и решил более внимательно изучить его, чтобы вникнуть в суть проблемы.

Заявление поступило через канцелярию ГУВД, то есть заявитель обратился прямо на Литейный, а оттуда оно было спущено в территориальное отделение с резолюцией проверить и принять меры.

Кивинов, положив перед собой заяву, начал читать:

«Начальнику всей милиции от гражданки Умновой С. А., проживающей там-то, сям-то. Заявление. Довожу до вашего сведения, что последнее время меня преследует банда насильников и извращеннев. Путём гипнотического влияния на мою ауру, они нагоняют на меня порчу и, пользуясь моим беспомощным состоянием, насилуют. За последний месяц я потеряла в весе пять килограммов. Меня постоянно мучают головные боли. Акты изнасилования происходят путём передачи энергии через Космос…»

Дальше Кивинов читать не стал. Всё ясно. Заявление его вообщем-то не удивило. К нему и до этого обращались по поводу слежки КГБ, напускания радиации в розетки и по телефону, подкладывания инопланетянами в пищу отравы и прочего бреда. О порче, правда, ещё не было. Его удивило другое. Резолюция начальника – проверить и принять меры. Ну, раз есть резолюция, придётся проверять, просто так, в корзину, эту заяву не выкинешь.

Следующее заявление было посвящено краже магнитолы из машины. Ничего, в принципе, необыкновенного, если не считать, что потерпевший обращался в милицию уже в пятый раз и всё в течение полугода. И кстати, по поводу одной и той же магнитолы. Его фамилия уже стала нарицательной в 85 отделении. А всё объяснялось очень просто. Товарищ застраховал машину в каком-то коммерческом агентстве, а потом только строчил заявы в милицию. Если ещё в первые разы он писал о разных магнитолах, то все последние заявления, вероятно, в силу слабой фантазии жалобщика, были посвящены одной и той же. Самое обидное, что все всё понимали, но послать ходока подальше не могли. Доказательств, что он сам «крутит динамо», занимается мошенничеством, – к сожалению, не было, поэтому приходилось возбуждать вечные «глухари» и молчать в тряпочку.

Одно утешение, что ущерб он наносил фирме, а не сотруднику. А фирма и сама зачастую «динамо крутит». Так они друг у друга и воруют.

Кивинов кинул заяву на стол, слез со стула и подошёл к окну. Обидно, что основное время приходится тратить на такие вот заявления, а на серьёзные вещи ничего не остаётся.

Мысли его постоянно возвращались к визиту к жене Суворова. Да, он хотел помочь ей, любой человек сейчас может оказаться в подобной ситуации. Но как? Дукалис говорил как-то, что машины ворованные в бывшие союзнические республики увозят, но попробуй, перекрой границы. Это только в кино трубку снял, команду дал перекрыть и понеслось. А тут в лучшем случае воду в туалете перекроют. Впрочем, кино и есть кино. Если снимать про то, как есть, никто и смотреть не будет.