Настя и кроличья лапка / Остров / Мазок. Три повести

Лаголев снова не разобрал. Тарабарщина.

– Нодир, – парень указал на Лаголева. – Он!

Нодир спрятал кружку в каморке и вразвалочку, чуть косолапя, пошел между столами. Выглядел он старшим братом парня в тюбетейке, такой же смуглый и скуластый, такой же плосколицый, с тем же узким разрезом глаз.

– Домой иди! – крикнул он Лаголеву еще за метр.

– Я не могу, – сказал Лаголев. – Я жду хозяина.

– Нет хозяина, – оглянувшись, сказал Нодир.

– Он придет.

Охранник нахмурился и обменялся с парнем в тюбетейке короткими фразами. В руке его появилась снятая с пояса дубинка.

– Туда иди! – показал он дубинкой на двери. – Там жди. Здесь нельзя.

– Зак-иривается.

– Мне деньги должны, – упавшим голосом произнес Лаголев.

Нодир пристукнул каблуком.

– Там ищи!

Конец дубинки, покачиваясь, все так же смотрел на двери.

– Спасибо, – сказал Лаголев и пошел прочь.

Хотя зачем «спасибо»? Кому «спасибо»? – вертелось у него в голове. «Спасибо», что дубинкой не ударили?

Нодир проводил его до выхода, даже похлопал по плечу. Вечер дохнул холодом. Створки закрылась у Лаголева за спиной. Он встал на широких ступенях, глядя на асфальт, на каркас автобусной остановки, освещенный уличным фонарем, на пятна луж.

В кустах, застряв, шелестел обрывок плаката.

Все это подмечалось как-то исподволь, ненужными, лезущими в глаза деталями, растрепанным фоном для внутренней, звенящей пустоты. Подумалось: как так? Я же рассчитывал. Я, в конце концов, человек. Так это оставлять нельзя.

Осознавая, насколько близок он к безобразной истерике, Лаголев пошел в обход рынка к заднему двору. Ребро ладони так и пробовало на прочность прутья ограды. Рукой, рукой, ногой. Пум, пум, бам!

– Это же моя зарплата, – вслух зашептал Лаголев, не замечая рыдающих ноток в голосе. – Я на него два месяца… Не было в тот раз, я понимаю, деньги в товаре, товар в дороге, можно войти в положение. Но сейчас?

Он мотнул головой и зашагал быстрее. Мутная, темная волна поднималась в душе. Горечь сжимала пальцы. Теперь уже костяшками в железо – пум. Больно. Но все равно, вызовом, – пум! Еще бы топор!

Ворота, через которые заезжали на задний двор грузовики, были не заперты, только сдвинуты вместе. Лаголев протиснулся между створками и мимо прицепов и фургонов направился к палатке с мангалом, лавками и белым столом. Человек пять там гортанно переговаривались, смеялись. Мангал сыпал искрами. Запах шашлыка набивался в ноздри.

– Здравствуйте, – подошел Лаголев.

Сразу стало тихо. Блики огня пятнали носатые, настороженные лица.

– Э, ты кто? – спросил кто-то.

– Мне Кярима Ахметовича, – сказал Лаголев.

– Кого?

– Кярима Ахметовича.

Сидящие переглянулись.

– Нет такого.

– Он мне денег должен.

– Не знаем, – качнулась кудлатая голова. – Хочешь шашлык?

К Лаголеву просунулась рука с одноразовой бумажной тарелкой. На тарелке дымился только что снятый с шампура кусок мяса.

– Вкусный.

Внутри у Лаголева все затряслось от злости. Сволочи! Выгораживают своего! Всегда и всюду, несмотря на вину. А если тот вор, убийца? На миг подумалось: выбить тарелку, полезть в драку, вымещая отчаяние в порыв. Изобьют? Скорее всего. Но так даже лучше. Тело придет в равновесие с душой. Больная душа, больное тело.

Не решился.

– Мне бы Кярима Ахметовича, – повторил Лаголев.

– Э! – встала с лавки фигура, взмахнула рукой. – Иди отсюда! Нет здесь его!

– А где он?

– Не было здесь!

Лаголев сник. Что делать дальше, он не представлял. Кто-то так и держал перед ним тарелку с шашлыком.

– Спасибо, – сказал Лаголев.

Он взял тарелку и пошел обратно к воротам. За спиной снова заговорили о своем. Мясо пахло. Лаголев вспомнил, что не ел с утра. Яичницу из двух яиц серьезным завтраком не назовешь. Тем более, без хлеба. Сын-то хлеб с маслом по ночам в одно горло наворачивает. Растет.

Рот вдруг оказался полон слюны. Лаголев жадно запихнул шашлык в рот, и всю дорогу до дома жевал его, размалывая зубами на волоконца. Кярима Ахметовича можно достать и завтра, решил он. Нет, послезавтра. Завтра – выходной. Досадно, что он Натке зарплату анонсировал. Хотели по такому случаю по магазинам прошвырнуться, те же кроссовки оболтусу купить. Теперь-то, конечно, вряд ли.

Но на кредит и рассрочку хватит. Натка разозлится, как пить дать. В последнее время у них вообще не ладится. Она – в кровати, он – на кресле. Семейная жизнь!

А так как бы вместе.