Цифра ахра

– Что ж вы так трясётесь? Не бойтесь, над вами не будут ставить медицинские эксперименты.

– Что вы собрались со мной делать?

– Будет много разных опытов. Поверьте, они абсолютно безопасны. Я же физик, а не врач-убийца. И ещё… завизируйте, пожалуйста, документик о вашем добровольном согласии, – улыбнулся ему Юрий Артёмович и прищурился.

В его облике не было ничего азиатского, однако продолговатые серые глаза становились как щёлочки, когда сужались.

Мезенцев подчинился: деваться всё равно было некуда.

– Не представляете, как я вам благодарен, – елейным голосом продолжил Истомин. – Проект «Буна» вознесёт человечество на небывалую высоту. Он профинансирован всеми державами Европы и Азии. Выделены огромные средства. Кстати, наше подземное устройство – вытеснитель частиц первозданного взаимодействия – больше всего Ямова!

– И такую хреновину построили прямо под городом?

– Нет, чуть поодаль. На всякий случай. Хотя, что с ним может случиться? Проектировщики специально выбрали Русскую платформу: здесь нет ощутимых землетрясений. К тому же, я уроженец Ямова. Вот и настоял, чтобы помещения Института построили в моём родном городе. Представляете, мне пошли навстречу… но хватит разговаривать! Пройдите санитарную обработку, полежите в ванной, насладитесь вином и настоящим сыром… Видите, у нас намного лучше, чем на свалке. Здесь даже симпатичные женщины водятся. Сейчас познакомлю вас с самым талантливым и перспективным помощником.

Юрий Артёмович нажал на левое запястье: «Где вы, Вера Леонидовна?»

Вскоре в комнату вошла невысокая девушка.

– Николай Валентинович, что вы так растерялись? – недоумённо посмотрел на него Истомин. – Почему стоите, как истукан?

– Он, наверное, разучился общаться с женщинами, – рассмеялась вошедшая.

Мезенцев от неожиданности не мог произнести ни звука: перед ним стояла его бывшая студентка. Она мало изменилась. Видимо, ещё ни разу не рожала.

Такая же миниатюрная ладная фигурка. Чуть вздёрнутый носик. Свежая кожа пухловатых щёк. Большие светлые глаза. Хорошенькая, не более того… Однако Николай Валентинович заметил бы её даже в толпе роковых красавиц.

Юрий Артёмович пожал плечами, посмотрев на опешившего Мезенцева.

– Всё-таки познакомьтесь, поговорите! – буркнул он и вышел из комнаты.

Теперь Николаю Валентиновичу стало проще собраться с мыслями.

– Будем знакомы, Вера Леонидовна! – нарочито громко произнёс он.

– Очень приятно!– улыбнулась в ответ девушка и добавила сбивчивым шёпотом: – Эти опыты смертельно опасны. Истомин хочет сделать вас мёртвым создателем новой вселенной. Я не сошла с ума, уверяю вас! К счастью, главные опыты начнутся не завтра. Не раньше, чем из Ямова улетят Сысоев и Кылычоглу. Ещё есть время! Я попытаюсь вас спасти… На всё пойду ради вас! Ждите.

«Создатель вселенной, да ещё и мёртвый? Тут все, похоже, бредят… Кстати, что в нашей глуши будут делать главнокомандующий РВС и глава Европейской Конфедерации? В этом институте людей, наверное, опаивают наркотиками или облучают», – подумал Мезенцев и растерянно произнёс:

– Вера, присаживайтесь. К сожалению, мне нечем вас угостить.

– Нет-нет, Николай Валентинович! Я пойду. Мы ещё успеем пообщаться…

3. Дикий кофе Эритреи

За годы жизни на свалке он почти забыл, что в мире существуют ванны. Теперь же, смыв с себя грязь последних пяти лет и нежась в искусственной морской воде, он возвращался к жизни и мысленно превращался из Гнойка даже не в дядю Колю, а в Николая Валентиновича Мезенцева, полноправного жителя города Ямова.

«Зачем отсюда бежать? Всё равно податься некуда. Пусть Вера из-за меня не рискует. Поживу несколько дней по-человечески, а потом будь что будет…» – размышлял он.

Мезенцев вспомнил последний год работы в Ямовском государственном университете. Вера Леонидовна, на тот момент четверокурсница, ему нравилась, хотя он никогда бы ей в этом не признался. Николая Валентиновича пугала разница в возрасте.

На зачётах и экзаменах он ставил Вере оценки автоматом. Старался вообще не задавать ей вопросы: он мучился, когда находился рядом с ней. Студентка же в это время смотрела на него испытующим взглядом экзаменатора. В её серо-голубых глазах читался вопрос: «Ну, когда же ты, наконец, решишься?»

Девушка училась уже на последнем курсе, когда ректор вызывал Мезенцева и задал короткий вопрос:

– Николай Валентинович, сколько времени вы уже не публиковались?

– Шесть лет…

– А ведь вы способный человек!

– Что толку от этих публикаций? – взвился Мезенцев. – Если у тебя нет свежих идей, зачем засорять журналы своими статьями?

– А у кого здесь есть новые идеи и эпохальные открытия? – удивился ректор. – Гении в ЯГУ не водятся. Однако порядок есть порядок. Преподаватели должны не только читать лекции. Публикации в солидных изданиях – это не только престиж университета, но и его спасение. Пока его не закрывают, но финансирование с нового года опять урежут. Придётся расстаться с шестью сотрудниками, и одним из них будете вы.

Для Мезенцева это не было неожиданностью. Всё шло к такой развязке. Он не добивался грантов на исследования и давно не публиковался: не мог заставить себя компилировать чужие идеи, как это натужно делали его коллеги. Он не брал взятки, и ему нечем было делиться с начальством. В общем, с какой стороны ни посмотри, а ценным сотрудником Николай Валентинович не был.

Мезенцева уволили. Тыла у него не было.

Для многих безработных спасением становилось ремесленничество, однако Мезенцев ничего руками делать не умел. Долги за коммунальные услуги росли. Николаю Валентиновичу предложили перебраться в комнатку на окраину Ямова, но он не увидел в этом смысла. «Перед смертью не надышишься! – говорил он себе. – Какая разница, когда я попаду на свалку: годом раньше или годом позже?»

Денег оставалось ещё месяцев на пятнадцать-двадцать, когда он прочёл в Сети объявление.

Пожилому человеку нужна была операция – из разряда тех, что не входят в убогий пакет государственного медминимума. Мезенцев узнал фамилию. Она была той же, что и у Веры. И имя его совпадало с её отчеством.

Бывший преподаватель продал квартиру и сделал перевод на счёт больного старика, а на оставшиеся деньги полетел к Красному морю.

«У меня больше нет ни семьи, ни жилья, ни работы. Жизнь закончилась. Разве я не имею права красиво отдохнуть напоследок?» – рассуждал он.

Мезенцев снял хедмо, маленький домишко в Эритрее. С тех пор, как утряслась жизнь в соседнем Сомали, эта страна начала превращаться в мировой центр секс-туризма, отодвинув в сторону Таиланд. Изящные эритрейские девушки бередили воображение мужчин всего мира – и одиноких, и таких, которым просто надоели жёны.

Также отсюда происходил прадед Пушкина. В столице даже стоял памятник, который изваял какой-то русский скульптор.

Деревушку Мезенцев выбрал с таким расчётом, чтобы можно было одинаково легко доехать и до кораллового моря, и до пустыни, и до тропического леса, и до городка, где располагались кафешки с экзотическими яствами.

Однажды вечером в кафе к нему за столик непринуждённо, вроде бы просто поболтать, села девушка и по-русски представилась праправнучкой князя народа кунама. Она прочла наизусть два стихотворения позднего Пушкина, чем пленила Мезенцева.

«Вдруг вправду аристократка? Какая образованная! «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем». Эти стихи даже в России мало кто знает!» – восторгался он.

– У нас маленький народ. Наш язык похож на древний нубийский. Его здесь не понимают. Нас ущемляют, – посетовала девушка, ожидая сочувствия и утешения.

Она принялась рассказывать про обряды своей древней веры, непохожей ни на христианство, ни на ислам. Мезенцев наслаждался, слушая чистый высокий голос эритрейки и любуясь её наружностью. Она напоминала ожившую статуэтку из эбенового дерева.

«Пушкин не был хорош собой, а вот она прелестна… но всё равно эта девушка может быть его далёкой родственницей», – Николай Валентинович уже начал фантазировать под впечатлением от красоты собеседницы.

– Где ты работаешь? – спросил он.

– Я студентка. Очень бедная, вот и приходится подрабатывать по вечерам. Сам понимаешь, кем…