Шенгенская история

Если бы шел дождь, она бы точно ни за что не согласилась идти к Пер-Лашез в вечерних сумерках. Не потому, что боится кладбищ, а просто странно и глупо гулять с малышом в коляске не в просторном парке Бут Шомон недалеко от дома, а по тесным тротуарам в уличном шуме машин, развозящих парижан по домам после окончания рабочего дня. В это время года рабочий день заканчивается самым темным вечером.

Резиновые шины колес коляски по-особому шипят на мокром асфальте. Дождь шел ночью и утром, а уже днем тучи покинули небо над городом, уступив свое место облакам и разрывам между ними, сквозь которые проглядывала привычная и яркая небесная синева.

Барбора остановилась на переходе. Дождалась зеленого сигнала. Пошла дальше. Малыш в коляске спал. Он, наверное, проспит всю дорогу до кладбища и обратно. Вот уже и поворот на бульвар де Бельвиль, отсюда до Пер-Лашез минут пятнадцать.

«Если Андрюс будет каждый день зарабатывать хотя бы по тридцать евро, я оставлю себе только прогулки с собакой», – подумала она.

Мама малыша Лейла уже второй раз напрягла Барбору. Первый раз, неделю назад, она попросила прогуляться с коляской в другую сторону, до канала Сан-Мартан, чтобы передать ее родственнице пакет со специями. К ним приехала бабушка из Бейрута и привезла массу гостинцев. Так она сказала.

Теперь ситуация повторилась, только какой-то дальний родственник родителей Валида должен был ждать Барбору у правого края кладбища возле кафе со странным названием «Добедодо».

Бесконечная змея машин и мотороллеров с включенными фарами ползла по бульвару. Мотороллеры спешили к своей цели, объезжали уткнувшиеся в пробку автомобили слева и справа, протискиваясь между машинами, задевая зеркала заднего вида и получая взамен в спину отборные французские ругательства. Час пик пробуждал в воздухе Парижа атмосферу агрессии. Агрессии скорее театральной, буффонадной, чем той, от которой надо прятаться. Но все равно этот шум действовал на нервы. Настроение у Барборы и так было не праздничное.

Слева показалась стена кладбища и сразу открылась вогнутая дуга-воронка с воротами центрального входа, уже закрытого. Барбора уже гуляла тут, но без коляски. Они с Андрюсом оказались у кладбища в тот момент, когда из машины, припаркованной прямо у входа, благодетели в белых поварских куртках принялись кормить голодных и бездомных. Очередь этих несчастных казалась бесконечной и, так же, как змея, только змея тихая и терпеливая, она своим концом почти достигала правого края кладбища. Именно там, по словам Лейлы, и находилось это кафе, на рю де Репо, то есть на улочке Покоя, уходящей влево вверх, на улочке, где с одной стороны стояли жилые дома, а с другой – кирпичная стена города мертвых.

Перед кафе, на втором и третьем этажах которого располагалась одноименная с кафе гостиница, никто Барбору не ждал. Внезапно наступившая вокруг почти-тишина удивила ее. Густой поток машин и мотороллеров продолжал свое движение по бульвару, но здесь – всего в каких-нибудь сорока метрах – никакого назойливого шума. Словно близость стен кладбища отталкивала все ненужные и чуждые для покинувших этот мир звуки. От этой почти-тишины Барборе стало легче. Ее раздражение, связанное с вынужденной прогулкой, прошло. Вспомнилось дождливое утро. Вспомнилась прогулка с сенбернаром. Прогулка в том же чудесном парке, в котором она обычно возит по аллеям коляску с Валидом. Только этим утром после того, как пес сделал все свои дела, она завела его в квартирку. Себе сделала чай, а собаке, улегшейся у двери, дала кусочек колбасы. Сенбернар, когда зашли, ринулся в их комнатку и оставил на полу много мокрых следов. Андрюса уже не было, он уехал сразу после завтрака. В «клоунское кафе» на рю де Севр. Может, он уже дома?

– Вы Барби? – спросил мужской голос из-за спины.

Барбора обернулась. Перед ней стоял парень лет двадцати в куртке с капюшоном. Рассмотреть его лицо ей не удалось. Козырек от капюшона закрывал глаза.

– Мне Лейла передала два пакета, – сказал он.

– Там один, – Барбора бросила взгляд на коляску, закрытую прозрачной пластиковой накидкой от дождя.

Она сдвинула накидку и достала легкий пакетик, лежавший в ножках малыша. Передала его парню.

– Там должен быть еще один, – недоверчиво проговорил он и сам наклонился над коляской и полез туда рукой. – Вот! Вот он! – обрадованно воскликнул парень, вытащив с другой стороны коляски – со стороны изголовья – пакет размером в два раза больше первого.

– Спасибо! – сказал он и ушел в сторону бульвара, в сторону шума и движущегося света фар.

Барбора поправила пластиковую накидку от дождя. Вздохнула и, развернув коляску, отправилась в обратный путь.

Лейла ждала ее возле булочной. Они всегда встречались здесь, на рю де ля Вилетт, в пяти минутах ходьбы от их квартирки.

– Завтра можете отдохнуть, моя мама с ним погуляет, – сообщила Лейла, вручая Барборе тридцать евро. – А послезавтра утром я вам позвоню!

Андрюса еще не было дома, и Барбора первым делом вытерла высохшие на полу отпечатки лап сенбернара. Включила электрочайник. Присела за стол. Взяла из деревянной миски-хлебницы утренний круассан, макнула его кончик в открытую баночку с шоколадным кремом и откусила. Приятная сладость во рту не смогла отвлечь ее от воспоминания о сомнительной прогулке до кладбища, не смогла отвлечь ее от неприятного послевкусия этого вечера. И тридцать евро, полученные за услуги няни-курьера, тоже не радовали. Думать об этом не хотелось, но и не думать Барбора не могла. Единственное, что она точно могла, так это оставить эти мысли и сомнения себе, чтобы не нагружать Андрюса, когда тот вернется домой. А он, если день оказался удачным, обязательно будет навязывать свою радость ей, не обращая внимания на ее настроение. Будет навязывать и обязательно навяжет. И она ему не будет перечить и снова пойдет с ним во вьетнамскую или китайскую забегаловку, которые тут гордо именуют «ресторанами».

Барбора вздохнула. Попыталась отвлечь себя от этого неприятного состояния. Подумала о друзьях, находящихся теперь далеко. О Клаудиюсе и Ингриде, до которых отсюда намного ближе, чем до Ренаты и Витаса, так пока и не доехавших из Аникщяя до своей Италии! Интересно, как у них там дела? Действительно ли сидят на хуторе Ренаты? Это же, наверное, такая скука! А Ингрида в последний раз по скайпу показала роскошный особняк, за которым они теперь присматривают и в котором устраивают себе ужины и обеды. У них все отлично. Есть и деньги, и машина. Хоть кому-то из их доброй «шенгенской» компании повезло!

На лице Барборы появилась грустная улыбка. Нет, и тут тоже не все так плохо! Даже – наоборот! Тут все отлично, просто они еще не обвыкли, не приспособились к этой парижской легкой жизни. Просто не удается заработать! Хотя нет, на жизнь они почти зарабатывают, а вот на спокойствие – нет. Но процесс идет. И Андрюс, кажется, в этом процессе обгоняет ее, Барбору. Хотя это она ему рассказала о «рынке клоунов» на рю де Севр. И хотя никакого реального рынка там не оказалось, но он его нашел! Потому, что не дурак!

Улыбка Барборы перестала быть грустной.

И очень вовремя. За входной дверью звякнули ключи. Два замка поочередно щелкнули и дверь открылась.

Барбора поднялась ему навстречу. Поцеловала.

– Ты, наверное, хочешь пойти куда-нибудь поужинать? – спросила она.

– А что, у нас ничего нет? – растерялся Андрюс. – Я как-то устал сегодня. Думал, что дома поужинаем.

Барбора с облегчением вздохнула.

– Я тоже устала, – призналась она. – Можем и тут перекусить.

Уже за столиком, поедая круассан, превращенный в бутерброд с сыром, Андрюс немного ожил, стал беспричинно усмехаться и подхихикивать, чем вызвал у Барборы любопытство.

– Ты чего? – не выдержала она.

– Папа этого больного мальчика, его зовут Ганнибал, – заговорил Андрюс. – Я таких странных еще не видел! Заплатил мне только двадцать евро сегодня. Сказал, что все деньги у него ушли на дорогой итальянский костюм. А сам и так пришел в костюме «Хуго Босс».

– А ты разве разбираешься в одежде? – удивилась Барбора.

– Нет, но на рукаве пиджака у него пришита лейбочка с фирмой! Рубашка тоже крутая! Но нормальный человек эту лейбочку с пиджака срезал бы! А он к тому же дипломат! И ездит на крутом «мерседесе»!

Барбора пожала плечами.

– Африка, – выдохнула она с таким видом, что это слово было универсальным объяснением всему, что удивило Андрюса. – А как мальчик?

– Ничего! Смеялся. У него, оказывается, болезнь костей. Но во Франции эту болезнь лечат. В Камеруне медицины практически не существует. Ганнибал сказал. Правда, мальчишке придется лежать в больнице несколько месяцев.

– Это хорошо, – Барби закивала.

– Почему хорошо? – Андрюс посмотрел на нее озадаченно.

– Для тебя хорошо, – объяснила Барбора с нотками вины в голосе. – Пока он болеет, у тебя есть регулярная работа.

– Да, – согласился Андрюс. – Только сначала он мне платил по сорок евро, а теперь – двадцать.

– Будь благодарен и за это! Ты же можешь там еще кого-нибудь найти для того, чтобы рассмешить?!

– Клоун не обязан смешить, – Андрюс дожевал круассан и посмотрел в закрашенное вечерним мраком окно, выходящее во двор. – Я, конечно, сижу там, в кафе. И это действительно похоже на «рынок клоунов». Заходит человек, рассматривает нас, выбирает одного и уводит… Чаще всего уводят Джека, он чернокожий, иммигрант. Говорит, что из Нигерии. Есть два парня-албанца, Сесиль сказала, что они родные братья, сидят всегда мрачные, совершенно не смешные, приходят иногда еще и другие клоуны. Сесиль всегда сидит за столиком у окна.

– А Сесиль это кто? – с подозрением спросила Барбора.

– Француженка. Рыжая, маленькая, ей, может, уже и пятьдесят стукнуло! Она иногда ходит в детскую онкологию бесплатно детей смешить. Ну и несколько раз за день ее берут родители к своим больным детям за деньги. Она симпатичная, но по-английски не очень.

В куртке Андрюса, оставленной на настенной вешалке у двери, зазвонил мобильный. Он достал телефон.

– Да, да, привет, Поль! – сказал в трубку. – Хорошо. Во сколько? Как сегодня? Договорились. Спокойной ночи!

Вернулся за столик и опустил телефон на узкий подоконник.

– Это кто? Тот мальчик из больницы? – поинтересовалась Барбора.

– Да, сказал, что папа за мной в кафе завтра не зайдет. Попросил, чтобы я сам к нему поднялся.