Методика и архитектоника медиаисследования. Учебно-методическое пособие для студентов, аспирантов и исследователей медиа

Во-первых, представляя собой сложную многокомпонентную и многофункциональную систему, журналистика органически входит в социальную систему общества в целом. Действительно, как уже отмечалось выше, журналистика является одним из четырёх важнейших социальных институтов (наряду с политикой, экономикой и культурой). Однако стоит отметить, что она не просто «органично входит» в структуру общественных отношений. Журналистика – системообразующий элемент любого человеческого сообщества (к сожалению, до сих пор упорно не замечаемый и не признаваемый в своей значимости отечественными учёными): от дружеской компании, клуба кинолюбителей или игры «Танки», до социальной группы, страты, класса, нации или государства.

Во-вторых, учитывая требование общей теории систем, согласно которой каждый объект в процессе его исследования должен рассматриваться как большая и сложная система и одновременно как элемент более общей системы, учёный отмечает: «Система журналистики, при всей её кажущейся автономии, зависит от режима правления в обществе, социальной обустроенности этого общества, от идей, мировоззрений, духовных и моральных ценностей, традиций, бытующих в обществе, его культурного и образовательного уровня, а уж затем – от экономического, технического и технологического потенциала, который в большей мере, чем все остальные факторы, „космополитичен“ и выходит за рамки любой национальной системы журналистики»[12 - Ахмадулин Е. В. Краткий курс теории журналистики. Учебное пособие. – М.: ИКЦ «МарТ»; Ростов н/Д: издательский центр «МарТ», 2006. – С. 9.]. Этот важный тезис позволяет со всей очевидностью понять катастрофичность увлечения отечественной научной элиты нормативными теориями западного образца (преимущественно американскими): болотные огни типа «наша профессия – новости!», доктрины «объективности/беспристрастности» или культа рейтинга завели русскую теоретическую мысль (как и практику) в тупик.

В-третьих, взгляд на журналистику как на социальную систему позволил говорить о конкретных задачах, функциях и социальных ролях этой системы в российском обществе. Например, к задачам были отнесены «информирование» и «социальное адаптирование», а к социальной роли – «отражение» и «формирование общественного мнения», что как мы ранее убедились, весьма близко к истине.

Слабое место системного подхода, как это ни странно, именно в том, что он описывает журналистику как систему, что предполагает:

во-первых, достаточно высокий уровень обобщения, идеализации и абстрагирования: из многообразных действий людей «избираются к рассмотрению» лишь наиболее существенные «функционалы» и закономерности системы в целом, что необходимо приводит к игнорированию «внутренней (сколь угодно сложной) жизни» отдельных компонентов («гипнонов») на «подсистемном» уровне системы (например, конкретной редакции или журналиста);

во-вторых, игнорирование журналистики как вида духовного производства: ведь журналистика не только разновидность общественной системы с определёнными функциями, но и «вид духовно-практической деятельности людей, включённых в систему многообразных социальных отношений» (М.Н.Ким). В частности, это касается, например, антропологического измерения журналистики (единично-уникальноличностного): она есть деятельность людей, для людей и через людей.

Уравновесить недостатки системного подхода был призван подход институциональный. Его идея восходит ещё к работам К. Маркса, точнее – мысли о том, что не сознание определяет бытие, а именно бытие – сознание. То есть человеческое сознание и жизнь управляются некими безликими социальными структурами, неформальными связями (особенно значимыми, добавим мы, в кризисные периоды трансформации общества). Само латинское слово «institution» означает «обычай, наставление, указание порядок», а более современное понятие институционализма оперирует двумя составляющими: «институциями» – нормами, обычаями и традициями поведения в обществе, и собственно «институтами» – закреплёнными нормами, порядками и обычаями в виде законов, организаций, учреждений.

Таким образом термин «социальный институт» вобрал в себя и «институцию» (обычаи), и «институт» (учреждения, законы), объединив как формальные, так и неформальные «правила игры». Вобрав в себя набор постоянно повторяющихся и воспроизводящихся социальных отношений и практик людей, социальный институт, выражаясь словами Э. Дюркгейма, стал «фабрикой воспроизводства общественных отношений». Более того, набор социальных институтов, исторически присущих данному обществу (и, зачастую, обнаруживающий себя только при нарушении традиционных норм, ценностей и идеалов), является наиболее мощной системой «канатов», «скреп общества» (В. Путин), во многом определяющих устойчивость и жизнеспособность социальной системы.

Однако следует отметить следующее. Процесс институционализации (процесс образования того или иного социального института) подразумевает процесс упорядочения, формализации и стандартизации общественных связей и отношений. То есть переводя человеческую потребность (требующую кодификации и организации её определённым образом) в надындивидуальное образование, социальный институт приобретает и собственную логику существования и развития («эмерджентность системы»), становясь своего рода «фабрикой смыслов» для своих членов. Будучи ценностно-нормативным комплексом, социальный институт приводится в действие людьми, «играющими» по его правилам, принимающими их в виде габитуса: особого набора социокультурных диспозиций, практических схем действования, становящихся для индивидов их внутренней «естественной» потребностью. Габитус, выступая своего рода стержнем социальной, либо профессиональной роли, выступает центром формирования не только форм взаимодействия индивида с окружающими людьми, но и задаёт «матрицу» осмысления, понимания им социальной реальности и самого себя.

Возникает вопрос: формируются ли социальные институты стихийно, случайно, или всё же есть какая-то закономерность, логика их развития, структура? Очевидно, что исторически человек прошёл несколько стадий: вопервых, само его появление (после возникновения «разумности») потребовало некоего механизма объединения индивидов (как физиологически-психического, так и социально-психологического). Далее, его деятельность была направлена на выживание, адаптацию «нового – разумного – животного» к изменившейся среде обитания. Затем, с формированием коллективности (первой социальности) и способов добычи пропитания, возник вопрос управления, целеполагания. А с развитием этих институтов появляются и традиции, обычаи, образцы, позволяющие самовоспроизводство теперь уже собственно человеческого сообщества.

Американский социолог и философ Джон Сёрль утверждал, что социальная реальность (в особенности институциональная) существует лишь потому, что мы СЧИТАЕМ её существующей, в отличие от реальности физической. Будучи сторонником «биологического натурализма», в своей философии Сёрль исходил из так называемого «философского реализма», согласно которому мир, состоящий из элементарных частиц в силовых полях, существует объективно и независимо от представлений человека о нём. Совершенно иное дело – социальная реальность: существование социального определяется тем, что человек считает эту реальность существующей. Такие социальные объекты (институты), как государства, университеты, гражданство, частная собственность, семья, брак, деньги, моральные нормы, репутация и т.п., присутствуют в нашей жизни именно и только потому, что мы ПРИЗНАЁМ их существование.

Иначе говоря, социальная реальность всегда предполагает наблюдателя, в то время как реальность природная (физическая) в виде массы тела, сил гравитации, химических связей, фотосинтеза, солнечной системы или тектонических плит такого наблюдателя для своего возникновения и существования не предполагает. «Выходит, что социальные феномены, не существующие отдельно от наблюдателя, создаются не зависящими от него ментальными явлениями» – пишет философ Н.А.Блохина[13 - Блохина Н. А. Принципы логического конструирования социальной реальности в онтологии Джона Сёрла // Вестник Ярославского государственного университета им. П. Г. Демидова. Серия Гуманитарные науки. – №1. – 2013. – СС. 159—163. – URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=18882902 (https://elibrary.ru/item.asp?id=18882902) (дата обращения: 30.03.2018)] и приводит слова Сёрла о том, что задача исследователей, занимающихся природой социальной реальности, состоит в выяснении, как «совокупность институциональных явлений, относительных к наблюдателю, может иметь объективное в познавательном аспекте существование, даже если их онтология зависима от наблюдателя и таким образом содержит элемент, который онтологически субъективен»[14 - Searle J. R. Mind, Language and Society. Philosophy in the Real World. – New – York: Basic Books, 1999. 175 p. – Р.117. – Цит. По: Блохина Н. А. Указ. соч.].

Таким «связующим аспектом» выступает язык, являясь фундаментальной предпосылкой существования всех социальных институтов: правительство, деньги или собственность не могут возникнуть без развитого языка, а он может существовать и без них. Как это происходит? Для описания структуры социально-институциональной реальности философ использует три исходных понятия:

1) коллективную интенциональность,

2) наделение [статусной] функцией,

3) учредительные правила и процедуры.

1. Как и многие живые существа, человек наделён способностью к сотрудничеству, способен разделять свои установки с соплеменниками. Кооперация приобретает различные формы: общение, коллективные игры, трудовая или досуговая деятельность и т. д. Эту человеческую способность Сёрль и называет коллективной интенциональностью (или «мы-интенциональностью»). Суть в том, что у каждого участника в совместной деятельности, присутствует исходное понятие «мы намерены». В случае успешности совместного действия становится ясным, что у каждого участника также имеется намерение в форме «мы намерены (убеждены, хотим, переживаем и т.д.)».

На основе понятия мы-интенциональности, Сёрль выводит категорию «социального факта» (любой факт, в который вовлечены два и более действующих индивида, обладающие коллективной интенциональностью, причём не важно – люди это или животные). И, далее, сугубо человеческую способность: создавать не только социальные, но институциональные факты (предполагающие, помимо физического взаимодействия, использование языка – например, чтобы жениться, избирать правительство или владеть собственностью, к чему животные не способны).

2. Как высокоорганизованное животное, человек способен к использованию вещей как орудий труда, то есть к наделению природных (нейтральных) объектов функциями: то есть использованию природных свойств объектов для несвойственного им предназначения. «Функции никогда не бывают независимыми от наблюдателя. Каузальность от наблюдателя независима; то, что функция добавляет к каузальности, это нормативность или телеология», – пишет Сёрль[15 - Там же. С. 122.]. То есть, благодаря «телеологии и нормативности», естественные причины связи событий (либо физические свойства вещей) субъективно наделяются «функцией», целью – производной от коллективных потребностей (установок) людей (коллективной интенциональности). Если в животном мире связь между свойствами вещи и функцией находится в более или менее прямой зависимости, то в социальном совсем необязательно.

Более того, люди наделяют вещи «статусными» функциями, что и позволяет конструировать не просто социальную, но собственно институциональную реальность.

Сёрль приводит пример стены вокруг поселения. Её функция – защита, и эта функция вытекает из физических свойств стены: крепости камня, её высоты, качества кладки. Но вот стена со временем разрушилась и осталась лишь гряда камней, продолжающая, однако, служить границей, которую нельзя нарушать, например, для застройки. Стены нет, но её статусная функция (в частности, пограничья) продолжает служить людям. Таким образом, все институты человеческого общества создаются и существуют как результат наделения предметов и отношений статусными функциями.

3. По мнению философа, для различения любых видов фактов достаточно усвоить два вида правил:

– регулятивные – имеют формулу «Делай так-то и так-то» и управляют ранее уже существовавшими формами поведения (пример – правила дорожного движения);

– учредительные – строятся по формуле «то-то и то-то считается имеющим статус того-то и того-то» или «X считается Y в контексте C». Они не только регулируют поведение, но делают возможным существование самой формы регулируемой деятельности и образуют «субстанцию» регулирования. Только в рамках существования учредительных правил и их реализации, могут быть поняты и объяснены институциональные факты (пример – игра в шахматы: такая-то позиция считается шахом, такая-то форма шаха понимается, как шах и мат; т.е. исполнение определённых условий X позволяет присвоить себе статусную функцию Y, в контексте С: в данном случае – шахматной партии).

Институциональные факты, представляя собой систему статусных функций, пронизывают собой всё общество, это невероятно широкая, могущественная и невидимая структура (система конвенций, концептов и форм поведения). Он называет эту систему нормативной или деонтической властью (deontic powers – учреждающую права, обязанности, полномочия и так далее). Это сущностные причины именно человеческой деятельности (представления о нормах – deontology), существующие только в мире людей: «эти нормативные структуры делают возможным существование независимых от нашего желания причин для действия». То есть если у меня есть какое-либо «право», и остальные признают это право за мной, то они получают независимые от их желания причины для того, чтобы не нарушать моих прав. Создавая статусные функции, люди создают власть, упорядочивая её. Вся человеческая институциональная реальность состоит из различных видов власти, по большей части невидимых. Деонтическая власть и создаёт цивилизацию.

Каков же языковой механизм создания этой власти? Сёрль отвечает, имея в виду свою теорию речевых актов:

«Есть ещё один класс высказываний, которые делают что-то фактом, представляя вещь, которую мы хотим сделать фактом, как уже состоявшийся факт. Они создают реальность при помощи репрезентации этой реальности как уже существующей. Я называю этот тип высказываний декларативами. Теперь я сделаю важное утверждение. Вся институциональная реальность человечества – деньги, летние отпуска, водительские удостоверения – все это создаётся с помощью повторяющейся репрезентации, имеющей логическую форму декларативов, которые производят статусные функции. Будем называть их декларативами статусных функций. Таким образом, институциональная реальность одновременно создаётся и поддерживается с помощью многократного применения логической формы репрезентации реальности как уже существующей»[16 - Danil Burygin. Философ Джон Сёрль о том, как язык конструирует реальность (Лекция «Язык и социальная онтология» Джона Сёрля) [электронный ресурс]. – URL: https://theoryandpractice.ru/posts/7381-filosof-dzhonserl-o-tom-kak-yazyk-konstruiruet-realnost (https://theoryandpractice.ru/posts/7381-filosof-dzhon-serl-o-tom-kak-yazyk-konstruiruet-realnost)]. Иначе: как только мы создали декларатив статусной функции, мы создали институциональный факт посредством репрезентации этого факта. И соответственно в реальности, столкнувшись с некой конвенцией (и распознав её благодаря рациональности), мы (зачастую подсознательно, «автоматически», «привычно») выстраиваем своё поведение адекватно общепринятой норме.

Таким образом социальный институт выступает главным элементом социальной структуры, интегрирующим и координирующим множество индивидуальных действий людей с целью упорядочения социальных отношений в наиболее важных сферах общественной жизни на основе лингвистической репрезентации институциональных фактов. Ведущая (генеральная) роль в этой репрезентации принадлежит журналистике, поскольку последняя есть сознательная и целенаправленная деятельность по формированию массового сознания (его институционализации) – и превращению его в общественное. В подтверждение этой мысли можно привести слова П. Бергера и Т. Лукмана, о том, что «социальный порядок – это человеческий продукт или, точнее, непрерывное человеческое производство», базирующееся на языке: «общие объективации повседневной жизни поддерживаются главным образом с помощью лингвистических обозначений»[17 - Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. – М.: Медиум, 1995. – СС. 88, 65.].

Однако и институциональный подход к исследованию журналистики, несмотря на предложенные структурно-функциональный и содержательнофункциональный типы анализа, сохранил недостаток системного подхода: обезличенность. Действительно, любой социальный (общественный) институт основан на интегративной целостности безличных объективных связей, характер и направленность которых не зависит от индивидуальных свойств людей, в них включённых. Институт государства, например, или армии (в отличие от неинституциональных групп, типа дружеской компании или сетевого сообщества) есть не совокупность живых людей, а система социальных ролей, чётко взаимосоотнесённых и накладывающих жёсткие ограничения на возможное, желаемое или допустимое поведение своих «исполнителей» или «игроков».

В данном контексте о журналистике надо говорить особо, поскольку она предполагает высокую степень антропологичности (есть деятельность людей, для людей и через людей). В этой связи нельзя не отметить нынешнего катастрофического перекоса в понимании профессии в сторону технологий и технологичности (1), вульгарного экономизма (2), а также «новостного журнализма» (3), с которым как раз прекрасно справляются роботы и автоматизированные компьютерные системы (агрегаторы новостей и др.). На самом деле журнализм – лишь одна из трёх сфер деятельности в журналистике, наряду с публицистикой и беллетристикой, и при том не самая значимая.

На сегодняшний день журналистика – мощнейший идеологический общественный институт со сложной многоуровневой дифференцированной структурой, синтезирующей самые разнообразные виды деятельности, специализации и профессии, обеспеченный самыми современными технологическими достижениями в области полиграфии и тиражирования востребованных обществом сведений как в формах традиционных, так и электронно-цифровых форматов.

Этот очевидный факт нельзя не признать, но проблема институционального подхода также в том, что он пытается «охватить» эту систему статично, «метафизически» – как неизменную цельную структуру, самостоятельную и обособленную. Но при этом, зачастую, нарушая самый существенный принцип метафизики – изучение того, что лежит за пределами физических явлений, в основании их («Что есть причина причин? Каковы истоки истоков? Каковы начала начал?»). Иными словами, усилия сосредоточены на изучении «тела» и его «функционирования», но никак не на «душе» и «функции» (предназначении и смысле) её существования.

Между тем, сами же исследователи отмечают: «Журналистика и журналистская деятельность, пожалуй, – самые динамично изменяющиеся во времени и в пространстве явления. Суть данной изменчивости заключена в самой природе журналистики, которая всегда нацелена на освоение новых и актуальных явлений действительности, на овладение новыми формами отображения социальных фактов, на нескончаемый поиск новых идей и путей решения общественных проблем. В этом смысле журналистская деятельность есть нечто непрерывно меняющееся во времени, нечто непрерывно текущее и ни на секунду не останавливающееся»[18 - Ким М. Н. Основы творческой деятельности журналиста: Учебник для вузов. СПб.: Питер, 2011. С.12.]. Объяснить «саму природу» журналистики был призван самый, на наш взгляд, мощный и успешный на сегодня методологический междисциплинарный «инструмент» – синергетический подход.

1.5. Синергетический подход к журналистским явлениям

Синергетический подход (синергетическая парадигма) пришёл в теории массмедиа как ответ на вызовы времени – «хаотические» тенденции в функционировании журналистики как социального института: уютный космос советской системы СМИП был разрушен вместе с государством, а на смену ему мощным потоком устремились западные (преимущественно американские) концепции и доктрины. Российские учёные, несмотря на все усилия не смогли противопоставить новым рыночным подходам свою оригинальную и самостоятельную методологию. Методологический хаос стал первой причиной поиска такой парадигмы, что смогла бы объединить разрозненные очаги теоретической мысли, дать возможность осмыслить происходящее и одновременно наметить пути выхода отечественных массмедиа из кризиса.

Вторая причина – неразвитость медиарынка России. Несмотря на ускоренное вхождение в капитализм, на быструю и жёсткую коммерциализацию прессы и пропаганду «вульгарного экономизма» некоторыми школами журналистиковедения, российский медиарынок, тем не менее, находится в стадии становления (по крайней мере в своих более или менее «человеческих» формах): индустрия масс-медиа ещё не выстроилась, медиабизнес пока развит слабо, иностранный капитал только-только начинает вытесняться отечественным, методы управления зачастую остаются если не средневековыми, то авторитарными (в политической сфере), либо – в экономической – непрозрачными и тяготеющими к монополизации рынка и «ангажированности».

Третья причина, традиционная для России, лежит в плоскости нравственности и, в более точном определении, в сфере справедливости общественного устройства. И если справедливое устройство общества прерогатива государства (в том числе через и с помощью СМИК), то нравственная ориентация масс – прямое дело журналистов, с чем нельзя не согласиться с Т.В.Науменко: «Журналистика есть система внедрения в массовое сознание социальных оценок текущей действительности, то есть оценок актуальных событий, попадающих в поле зрения массового сознания, оценок актуальных результатов практической деятельности с точки зрения интересов тех или иных социальных групп»[19 - Науменко Т. В. Функция журналистики и функции СМИ // CREDO NEW: электрон. теоретический журнал. URL: http://credonew.ru/content/view/176/27/ (http://credonew.ru/content/view/176/27/) (дата обращения 01.05.18)]. Однако те плюсы и позитивные моменты «хаоса», что перечисляют исследователи – повышение уровня креативности журналистов, появление новых форм и методов деятельности и т.д., в нравственном отношении могут привести к деградации и упадку культуры, как в обществе в целом, так и в случае конкретного человека в частности.

Исследователи традиционно перечисляют ещё ряд причин и признаков кризисного состояния российской медиасреды, требующей новой мыслительной парадигмы, нового осмысления:

– прежде всего, дисфункцию медиасистемы (журналистские коллективы не являются коммерческими предприятиями, поскольку деятельность и существование журналистики определяется идеолого-просветительскими, организационно-пропагандистскими целями, но руководители СМИ, действуя, как правило, без осмысленной информационной политики, вынуждены придерживаться в свей деятельности коммерческой целевой структуры);

– в силу разных причин в профессию пришло огромное число людей различных специальностей, что привело к размыванию профессиональных критериев, мнению о необязательности специального образования и даже к разговорам о «вымирании» профессии журналиста – что особенно характерно для интернет-коммуникаций;

– проблемно-тематическая всеядность: отсутствие каких бы то ни было жёстко регламентирующих проблемное поле современных СМИК структур позволяет журналистам писать, говорить, снимать и показывать любые темы и объекты, что открывает колоссальные возможности манипуляции (окна Овертона), обмана (срочность и динамизм обновления информации), «обеспечения» пассивности аудитории (через навязывание потребительскимещанского образа жизни и пошлости (а иногда откровенного разврата));

– снижение качества журналистских текстов (мастерства журналистов): это проявляется как в диффузии и размывании чёткой и ясной системы журналистских жанров, так и в языковой и стилистической хаотизации текстов (разностильность публикаций, невнимание к нормам русского языка, сниженность лексики, массовое заимствование иностранных слов, популярность «албанского языга», мемов и т.д.).

Кроме того, «наблюдения за способами трансляции информации в медиасфере показали, что значимыми для собственно журналистского творчества становятся такие параметры социокультурной ситуации, как размывание границ между разными сферами жизни (общественно-политическая и частная, светская и религиозная, научная и мистическая), разными культурами (классическая и массовая, контркультура и субкультура), разным характером осмысления происходящего (реальный и виртуальный, драматический и иронический)»[20 - Зверева Е. А. Журналистика эпохи постмодерна: векторы исследования // Социально-экономические явления и процессы. 2011. №10. С.266. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/zhurnalistika-epohi-postmodernavektory-issledovaniya (дата обращения: 25.04.2018).]. Всё большую популярность набирает инфотейнмент – особый тип развлекательности на телевидении и в кино, проявляющий себя в игровой манере подачи информации: с большим количеством ремейков, подражаний, стилизаций, аллюзий и цитат.

Аргументация текстов начинает строиться не на логике и фактах, а на цитатах и прецедентности: «Цитатное мышление делает прецедентный текст одним из способов осмысления новой информации: незнакомое, неясное помещается носителем языка в готовую и понятную схему, при этом нередко происходит упрощение, деформация или частичная потеря смысла. <…> рост прецедентности общения является одним из главных путей трансформации современной массовой коммуникации»[21 - Саломатина М. С. Прецедентность современного дискурса как следствие когнитивной глобализации // Человек в информационном пространстве: меж-вуз. сб. науч. тр. / под науч. ред. Н. В. Аниськиной: в 2 т. Вып.][22 - .Ярославль, 2010. Т. 1. С. 120.], – пишет исследовательница М.С.Саломатина. Такое «цитатное мышление» фрагментарно, ситуативно и бессистемно. Оно просто по определению не может быть нравственным – поскольку любая ценность для него лишь повод для цитаты, иронии и самовыражения.

Помимо вышеперечисленных проблем, существует и ещё один аспект развития современной российской медиасистемы: благодаря техническим возможностям Сети (интерактивность, многоканальность, мультимедийность, гипертекстуальность) в медиапространстве формируются условия (в идеале) неиерархического партнёрства аудитории и медиа, в частности, как мы уже отмечали ранее, «общение „человек – компьютер“ в рамках превалирующего в современной журналистике компенсаторно-развлекательного дискурса выступает основным трендом. И сетевые компьютерные игры в нём начинают играть всё более возрастающую роль»[23 - Дмитровский А. Л. Медиасистемы и конвергенция в СМИ: компьютерные игры как элемент современной медиакоммуникации // Дискурс современных масс-медиа в перспективе теории, социальной практики и образования: II Международная научно-практическая конференция. Актуальные проблемы современной медиалингвистики и медиакритики в России и за рубежом: II Международный научный семинар. Белгород, НИУ «БелГУ», 5—7 октября 2016 г.: сборник научных работ / под ред. Е. А. Кожемякина, А. В. Полонского. – Белгород: ИД «Белгород» НИУ «БелГУ», 2016. – СС. 231.]. Можно говорить о компьютерных играх как новом, но органичном элементе медиакоммуникации.

Журналистика как синергетическая система – это сложноорганизованная, самопорождающаяся и саморазвивающаяся система, характеризуемая такими признаками, как открытость, нестабильность, неравномерность и нелинейность, функционирующая по единым для всего мироздания законам. Их, эти перспективные идеи, применительно к журналистике еще 20 лет назад сформулировала Л.Г.Свитич в докладе «Смена научной парадигмы и журнализм»[24 - Свитич Л. Г. Смена научной парадигмы и журнализм // Средства массовой информации в современном мире: материалы Междунар. науч.-практ. конф. / под ред. В.И.Конькова. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1998. С. 10—17.]: идею холономности, многообразия и многосоставности вселенной и человеческого сообщества при существовании единых законов их функционирования; идею об информационноэнергетическом принципе вселенной и существовании метаинформационного слоя земли, – ноосферы; о принципиальной возможности человека общаться с метаинформацией, которая может реализоваться в будущем; идею о цикличности, ритмологии природных и социальных процессов; о спиралевидности и разновекторности движения природных и социальных систем, о сочетании эволюционности и фуркационности (катастрофизма) в развитии цивилизаций; идею о двойственности, бинарности природных и социальных информационных систем; а также принцип «золотого сечения», т.е. преобладании позитивных, созидательных процессов над негативными в природных и социальных системах.

Более подробно вышеуказанные и другие синергетические перспективы были изложены ею в монографии «Феномен журнализма» (М.: Изд-во МГУ, 2000). Однако не получили широкого распространения и глубокой разработки, что показала начатая в 2016 году журналом «Вопросы теории и практики журналистики» дискуссия о необходимости новых походов к созданию теории СМИ[25 - Суходолов А. П. К созданию теории средств массовой информации: постановка задачи / А. П. Суходолов, М. П. Рачков // Вопросы теории и практики журналистики. 2016. Т. 5, №1. С. 6—13.]. В ответ на первые публикации Л.Г.Свитич откликнулась статьёй «Изучение журналистики в контексте общенаучных парадигм», где подробно, со ссылками и цитатами, во-первых, показала свой приоритет в постановке данной проблемы, во-вторых – изложила основные гипотезы тех лет и, втретьих, констатировала: «Изложенные здесь аналогии следует считать предположительными и требующими дальнейшего осмысления и исследования. Однако в дальнейшей разработке их видятся интересные инновационные возможности по-новому взглянуть на информационную деятельность вообще и на журнализм как одну из ее форм, в частности, т.е. переосмыслить в свете общенаучной современной информационной парадигмы»[26 - Свитич, Л. Г. Изучение журналистики в контексте общенаучных парадигм // Вопросы теории и практики журналистики. 2016. №4. С.555. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/izuchenie-zhurnalistiki-v-konteksteobschenauchnyh-paradigm (дата обращения: 07.05.2018).]. Действительно, за более чем двадцатилетнюю историю своего существования в опубликованном виде, «инновационные» принципы так и остались «аналогиями», и по-прежнему находятся в стадии «перспективных идей и гипотез».

Этот факт отмечал Е.П.Прохоров (автор базового на сегодня учебника теории журналистики) в методологической монографии «Исследуя журналистику», говоря о том, что синергетический подход в отношении журналистики перспективен, но очень сложен в реализации, поскольку если с традиционными классическим (механистическим) детерминизмом исследователи хорошо знакомы, то уже позиции диалектического (неклассического) подхода («частным случаем» которого оказался детерминизм) освоены хуже – что же говорить о постнеклассических подходах, одним из которых и является синергетика: «Все три находятся в состоянии топологического единства, играют свои роли в разных предметных „пространствах“ и в ряде случаев взаимодополнительны»[27 - Прохоров, Е. П. Исследуя журналистику: теорет. основы, методология, методика, техника работы исследователя СМИ: учеб. пособие для вузов / Е. П. Прохоров. – М.: РИП-холдинг, 2006. С.51]. Однако учёный многократно предупреждал, что увлечение прямыми аналогиями и переносом естественнонаучных и математических принципов (на которых и строится синергетика изначально) чревато трудностями. И дело даже не в терминологии или сложности этих принципов. Для начала необходимо просто ответить на вопрос: что есть журналистика? Журнализм?

Тем не менее, о том что намеченные Е.П.Прохоровым системносинергетические идеи остро востребованы сегодня, пишут в статье «Синергетика и теория журналистики: аспекты исследования медиасистемы», посвящённой 85-летию со дня рождения ученого, его коллеги М.В.Шкондин и И.Н.Демина[28 - Демина И. Н., Шкондин М. В. Синергетика и теория журналистики: аспекты исследования медиасистемы // Вопросы теории и практики журналистики. 2016. T. 5. No 1. С. 14—28.]. В ней они подробно характеризуют современный этап развития медиаисследований журналистики и как системного объекта, и как синергетической системы. На базе научных концепций этого видного специалиста ими анализируются основные категории системного, синергетического подхода, предложенные Е.П.Прохоровым ещё в 70-е годы и применяемые в исследованиях его последователей (целостность медиасистемы, ее функциональные и структурные особенности, информационный потенциал общества, медиапространство и др.).