Время вестников: Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников

«Вспомнил! – щелкнуло в голове у Сергея. – Это ж командор тамплиеров, который привез Элеоноре Аквитанской сундуки с драгметом! Где они пленных-то успели накопать? Вылазку за стены делали?»

– Извольте, я отойду, – примирительно сказал Казаков, отступая на несколько шагов к бугристой каменной стене какого-то амбара. – Только покажите дорогу! Не дайте пропасть человеку!

– Первый проулок налево, выйдешь к стене, двинешься прямо. Шагов пятьсот, вот тебе и Северная башня. Только чего ты там забыл?

Казаков ахнул. Рот разинул да так и остался. Ему ответил всадник, находящий за спинами тамплиеров. Голосом его баронской светлости, Мишеля де Фармера. Как бы господина и хозяина. Или, если угодно, сюзерена – второго после Бога.

Лошади тамплиеров перетаптывались, фыркали и звякали пряжками на уздечках.

– Э-э… – робко вякнул Казаков. Что ж это деется на белом свете? Тамплиеры непонятно за каким хреном арестовали молодого рыцаря и… ну, точно, вон рожа Гунтера светится, и германец почему-то делает отчаянные гримасы, причем непонятно, что он хочет сказать: то ли «беги», то ли «все путем»? Что, черт возьми, происходит?

Единственное, что Казаков знал в точности – почти двое суток назад Гунтер, проведя не слишком удачную операцию на руке приятеля-оруженосца, убежал обратно на укрепления Мессины. Совершать подвиги во имя высоких целей. С тех пор ни сам германец, ни молодой Фармер вестей не подавали. Следовательно, за это время случилось что-то очень нехорошее. Попасть под арест к тамплиерам? По мнению Казакова, это соответствовало тому, как оказаться году эдак в 1937 в подвалах Лубянки. Известно, что у тамплиеров свои суды, разбирающие не только светские, но и духовные дела, своего рода помесь военного трибунала с инквизицией. Любопытно, в чем это успели согрешить Гунтер с Мишелем? Не статую же Бафомета осквернили?..

Не обращая внимания на остолбеневшего Казакова, рыцари ордена Храма, сопровождавшие пятерых дворян, двое из которых были Сергею отлично знакомы, шагом направили лошадей дальше по улице. Другой аллюр не представлялся возможным из-за темноты – по мнению Казакова, мэрия Мессины, если таковая здесь имелась, отпускала слишком мало средств на освещение кварталов в ночное время. Казаков успел только поймать яростный взгляд Гунтера и уловить жест – ладонь, поднесенная к губам. Значит, дело совсем плохо. Надо полагать, германец скомандовал: «Испарись, не то и тебе достанется».

– Как же, ждите! – шикнул под нос Сергей и, оглянувшись, попытался сориентироваться. Улица, по которой двигались всадники, плавно загибалась вправо, в сторону от стены и вела к дальней части города, туда, где находился замок короны. Не иначе, как на разборку к Танкреду везут.

Решение было принято мгновенно. Поручение Рено подождет. Прежде всего следует узнать, что произошло. Всадники двигаются медленно, и, если припустить со всех ног, их можно опередить. Только для этого требуется свернуть в узкую улочку направо, затем на параллельный проезд и… Что «и»? Р-разберемся!

Казаков бомбой влетел в переулок, оглянулся вправо-влево и, прибавив ходу, резвой рысью побежал вперед. В отдалении, среди гулких каменных ущелий Мессины, цокали копыта.

Факел, второй, третий… Некое подобие маленькой площади. Поломанные бочки, кучки подпревшего сена. Люди.

Антисоциальный тип остается таковым и веке двадцать первом, и в эпоху крестовых походов. Обычно имеет глумливо-заискивающую небритую рожу с парой шрамов, грязноватую одежду явно с чужого плеча и настороженно-оценивающий взгляд. Конечно, это самый низший разряд – местное хулиганье и бомжи (сейчас более подошла бы золотая молодежь, которой нечем заняться и которая готова ради острых ощущений потягать за хвост самого дьявола), но выбирать не из чего.

Упомянутых антисоциальных типов разлеглось на соломе не меньше полутора десятков. Больше половины из них лениво приподнялись на локтях, узрев выпорхнувшего из мрака, слегка задыхавшегося от бега хорошо одетого дворянина.

– Испугались кого, ваша милость? – первым подал голос самый антисоциальный. Такую харю хоть в энциклопедию по уголовному праву заноси – бельмо на глазу, шрам от виска до губы, на голове не волосы, а сплошной лишай, и кулаки в мозолях. Гопота.

Вот тут Казаков и проявил себя во всей красе, благо сам по неразумной молодости числился в гопниках. Менталитет криминогенной среды со столетиями не меняется, а если и меняется, то в худшую сторону. Настало время помянуть забытое прошлое и темные питерские подворотни. ППС в Мессине отсутствует, весь ОМОН на стенах, воюет с англичанами, а о том, что такое ГИБДД, здесь не узнают вплоть до появления автомобилей через семьсот лет.

Казаков сорвал с пояса кошелек, подошел к лишайному, наблюдавшему за оглашенным дворянином с интересом, но без напряжения, рванул завязки и излил на криминального авторитета золотой дождь в количестве двадцати безантов.

Должна было произойти классическая киношная сцена: все бросаются ловить монеты, после чего авторитет подобострастно спрашивает, что нужно делать и кого убить. Реальность сии домыслы опровергла с легкостью уверенного в себе удачливого американского адвоката.

Никто даже не пошевелился, только один сицилийцский гопник гнусно заржал, но тут же смолк.

Повисла долгая и неприятная пауза. Казаков несколько оторопело посматривал на лишайного, а тот, не обращая внимания на валявшиеся в соломе монеты, зачаровывал вывалившегося из глубины мессинских улиц дворянина взглядом философа, познавшего на старости лет всю бренность бытия.

– Шли бы вы своей дорогой, господин хороший, – наконец подал голос кто-то из шестерок. «Точно, шестерка, – подумал Казаков, рассмотрев. – Слишком молод, слишком грязненький, даже в сравнении с остальными».

– Не могу, – прохрипел Сергей, – возьмите деньги, здесь много.

– Так у нас своих хватает, – ласково произнес лишайный и антиобщественный элемент. – Мы в благородные дела, извиняйте, не лезем. Рылом не вышли. У вас, сударь, герб, как посмотрю, причем наваррский. Ежели влипли да убегаете – во-он к тому переулочку двигайтесь, потом все время налево. Выйдете к пустырю, а там и монастырь рядом, укроетесь. Денежки только заберите, чего им тут валяться.

Казаков опять наткнулся на непреодолимую стену разницы того, что в околокриминальной и законоохранительной среде далекого российского будущего именовалось «понятиями». Кто он такой для этих гопников? Да никто! Либо богатый чудак, либо человек, влипший в историю, которая данной гоп-компании абсолютно не касается. И прежде всего – человек не их касты. Дворяне сами по себе, простецы сами по себе.

– Помогите, черт бы вас задрал! – рявкнул Казаков. – Получите столько же!

– К чему покойникам деньги? – вяло поинтересовался лишайный, стряхивая с себя завалившую в складку грязной кожаной куртки монету. – Тут за вами, сударь, небось шайка благородных набежит, мечами начнет махать… А мы что – люди тихие, мирные, богобоязненные… Зазря никого не обидим. Денежку подберите да идите себе с миром.

– Что творим? – голос за спиной Казакова. – О, как я погляжу, нынче над Мессиной денежные дожди? Из какой это, интересно знать, тучки византийские безанты капают?

Сергей резко обернулся.

Ничего примечательного. Старикашечка. Лет шестидесяти, не меньше. Возраст Рено де Шатильона, да только Рено выглядит как король, а этот – как гробовщик в отставке. Чистая, но бедненькая одежда, усики, седая бородка. Для полного завершения картины в руке зажат тонкий воловий ремешок, заканчивающийся ошейником, плавно переходящим в старую пятнистую дворнягу с сединой на морде. Жанровое полотно кисти Караваджо «Сицилийский нищий образца конца XII века».

С одной маленькой разницей. Гопники поднялись и почти что вытянулись по струнке.

– Вы, милейший, здоровы ли? – ласково осведомился старичок с дворнягой. – Пришли бы до вечерних колоколов, поговорили, как человек. Знаю, иногда и дворянам требуется помощь простецов. А вот так, вдруг…

– Некогда! – едва не взвыл Казаков. – Не для кого-нибудь прошу, для себя!

– Так все для себя просят, – старец подошел поближе, в круг света, обозрел раскиданные по соломе монеты и тяжко вздохнул: – Вы, сударь, как погляжу, не местный, законов не знаете? На то и спишем. Что случилось такого страшного?

Казаков, запинаясь через слово, изложил. Времени практически не оставалось. Еще немного – и всадники уйдут из квартала в сторону замка.

– Тамплиеры, значит? – не по-хорошему нахмурился старик. – Нет, любезный, никакого нападения. С орденом Храма и безумец не стал бы связываться. А вот кое-чего другое могу придумать. Ты слушай, слушай. Не торопись, никуда они не пропадут.

Спустя несколько минут обрадованный Казаков и антисоциальная шайка растворились во тьме переулков сицилийской столицы. Старичок с дворнягой остался на месте и, покряхтывая, собирал рассыпанные монеты.

– Молодежь… Да вдобавок и иноземец. Как тут не помочь?

* * *

«Нельзя не признать правоту Мессира, – думал Гунтер, слегка покачиваясь в жестком седле. Прямо впереди серели в предутренней темноте плащи орденских рыцарей, сопровождавших неудачливого английского короля и его маленькую свиту к замку Танкреда. Ричард, кстати, выглядел совсем убого: понимал, что потерпел поражение, даже не начав толком войну. Так глупо попасться в лапы тамплиеров… Теперь озабоченные спасением души ближнего своего храмовники случая не упустят. Ричарду предстоит крайне неприятный разговор с сицилийским королем, а потом – вот ужас! – с матушкой и собственными соратниками, которым тоже нужно будет объяснить причину столь фатальной неудачи. – Он, паскуда, мне еще в Нормандии втолковывал: „Сдвинете камушек – обрушится лавина“. Извольте, сдвинули. Никакого взятия Мессины не предвидится, Ричард пленен Танкредом… Очень резкое изменение в ходе реальной истории приведет к доселе непонятным последствиям. Не будет дележа наследства Иоанны, ссоры Ричарда и Филиппа из-за золота вдовы… А что же будет? Посмотрим. Одного боюсь, не случилось бы так, как говорит Серж – хотели как лучше, а получилось как всегда».

Мишель, наоборот, долго не рассуждал. Ему было досадно за свою ошибку и неприятную сцену в хранилище тамплиеров, но, в принципе, все шло, как и задумывалось. Не пройдет и половины колокола, как обнаглевший Ричард Львиное Сердце предстанет перед ясными очами молодого сицилийского монарха. А уж короли как-нибудь договорятся между собой. Одно интересно – что именно Серж делал ночью на пустой улице, когда ему положено оберегать покой и сон Беренгарии Наваррской? По возвращении в монастырь придется расспросить нерадивого оруженосца. Еще больше внезапному появлению Казакова подивился Гунтер, оставивший русского в монастыре с изрядной, хотя и заштопанной раной. Гляньте: трех суток не прошло, а он скачет на своих двоих, ничуть не страдая от недавней травмы…

Командор, ехавший впереди, внезапно натянул поводья, да и прочие всадники вытянули шеи, пытаясь рассмотреть, что происходит впереди.

Происходило же следующее – полтора-два десятка простецов учинили драку меж собой, полностью перегородив узкую улицу. В ход шли непременные кулаки, доски, булыжники и, разумеется, просторечные словесные формулы в смеси с богохульствами, взаимными оскорблениями и просто невнятными воплями. Драка разгорелась нешуточная, вдобавок из-под темной арки почему-то появились выкаченные на деревянную мостовую бочки, окончательно перекрывшие путь.

– Р-разойтись! – гаркнул один из тамплиеров, но что-то не поделившие простецы продолжали разбойное побоище, ничуть не обращая внимания на приостановившийся отряд дворян. Где-то сверху распахнулись ставни и яростный женский голос потребовал от архангела Михаила немедленно испепелить небесными молниями всех, кто здесь орет, не давая спать честным горожанам. Затем из окна выплеснулся поток воды из кувшина, не принесший никаких ощутимых результатов. Свалка лишь разрослась, ибо к сонмищу вопящих, матерящихся и охаживающих друг друга подручными предметами простецов присоединились еще человек пять – семь, вынырнувших из окрестных переулков.

– Видит Господь, эту орду надо вразумлять мечами, – сплюнул раздосадованный командор. – Они тут до рассвета не разберутся. Сворачиваем, мессиры. Налево и к проезду вдоль стены.

Едва лишь всадники направились к городским укреплениям, драка прекратилась сама собой и только послышался отдельный возмущенный возглас: «Пьетро, я тебя просил бить полегче, сын ослицы!»

Простецы, которых насчитывалось уже два с половиной десятка, нырнули в ущелья соседних улочек и бесследно исчезли, к радости обитателей соседних домов. Только склочная хозяйка, обливавшаяся водой, запустила им вслед заряд вычурных ругательств. Казаков, слыша отголоски сицилийской речи, уяснил, что безвестная синьора выдержала фразу в выражениях, близких к мудрой науке биологии, особенно к разделу, что повествует о размножении вида Homo sapiens. Сергей фыркнул и побежал вслед за гопниками. Вот такие приключения уже начинали смахивать на кино из средневековой жизни.

– Ну и порядочки в этой Мессине, – сказал Гунтер сэру Мишелю. Ричард только злобно поругивался под нос, а Бертран де Борн сочно вздыхал. – Куда только стража смотрит?

– Либо в кружку в близлежащей траттории, либо со стен на наши войска, – ответил норманн и закашлялся. – Господи Боже, опять! Что сегодня происходит в этом городе?

Отряд снова наткнулся на драку. Столь же яростную и бестолковую. Слева – стена, чуть впереди темнеет округлый бок Северной башни, справа огромная деревянная конюшня, принадлежащая войску Танкреда, а прямо перед лошадьми кого-то увлеченно пинают.

Тамплиеры осторожно пришпорили коней и попытались протолкаться через людское месиво, заодно охаживая простецов длинными плетьми. Получилось только хуже: во-первых, лошади пугаются шума и толкотни, во-вторых, несколько простецов с воплями «Спасите, благородные мессиры!» бросились к всадникам и начали страдальчески цепляться за стремена. Мгновением спустя уличная битва уже полыхала вокруг отряда мессира де Шатодена. Ричард, морщась, отпихивал верещащих простецов ногой, Бертран де Борн заулюлюкал, давая пинка то одному, то другому, а лошадь Гунтера внезапно схватили за узду, вырвав ремешок из рук германца.