Чертог

Все мы когда нибудь сойдем с ума, подумала я.

– Вчера. Он сходил за газетой, а потом мы поругались. Ему так сложно разуться перед порогом, а не после. Притащил грязь в дом. Я, конечно, сама виновата, дочь, но… Я уже не так молода, выбилась из сил. Что мне делать?

– Я сейчас приеду, мам. Ну, как, сейчас. Через час. Примерно. Ты может поспишь?

– Я не могу спать. Только ложусь и он в глубине дома начинает надо мной смеяться, дочь. Как тут уснёшь? Я лучше подожду тебя, чай поставлю. Твой любимый, с жасмином. Хорошо?

– Хорошо, мам, до встречи.

На той стороне раздались протяжные гудки: мама положил трубку.

Я пыталась обдумать услышанное. С папой никогда ничего подобного не было. Никогда. Я натянула джинсы и свитер, накинула пальто и вышла в холодную осень, встретившую меня потоком ветра, который и проводил меня, пока я не дошла до машины во дворе. Среди чёрной ночи горело только одно окно в доме.

Блин, забыла выключить свет.

Решила, что не буду возвращаться. Завела машину и сдавая назад, краем глаза глянула в боковое зеркало. В светящемся окне стоял отец.

Сердце заколотилось чаще, но приглядевшись, я поняла, что там ничего нет.

Померещилось, не иначе.

Я развернула машину и выехала на кольцевую дорогу, с неё свернула на шоссе.

В горле стоял ком. Я открыла бардачок и потянулась за бутылкой с водой.

Но она оказалась пуста, осушила её накануне.

По дороге вяло катились такси, их жёлтая расцветка нагоняла тоску.

Ни одного простого водилы. Неудивительно, в такой то час, когда все спят.

Дорога шла к озеру, а потом виляя, уходила мимо, далеко – далеко за поля. Маленькие деревянные домишки тянулись по правой стороне шоссе, а по левой блестела нежно голубая гладь, больше похожая на нарисованную акварелью картину. Так бы было днём или с восходом, а сейчас всё выглядело черными квадратами и такими же чёрными непроглядными плоскостями. Не знаю, почему, память реанимировала воспоминания об окружающей местности, видимо потому, что в столь поздний час я здесь не бывала.

По стеклу забарабанил мелкий дождь и я включила дворники. Дорога пустовала, даже машины такси в этих краях не встречались.

Немного сбавила скорость. Вглядывалась в окружение – но видела лишь черноту. Неужели заблудилась?

Пришлось остановить автомобиль и выйти на улицу.

Темные дома слева немного обрели очертания. Подъездные тропинки усыпанные гравием змеились в постройкам.

Холодно.

Не помню это место – возникла мысль, когда среди стогов сена на глаза попалось пугало, вместо соломенной головы у которого был натянут мешок. Рядом стоял автомобиль, он словно въехал и на участок. Даже он, ну и конечно соломенное чучело, вызвали странное чувство тревоги.

Я закурила, выудив из почти пустой пачки сигарету и обошла машину. Озера не видно, хотя я была уверена, что оно было здесь, совсем рядом.

Не могла понять пар или дым выходит изо рта, но когда докурила, поняла, что пар: холод стоял словно уже была зима.

Решила ехать дальше, смутило лишь то, что никаких скоростных ограничителей, никаких встречных знаков за полчаса езды я не увидела.

Дальше дорога свернула налево и озеро осталось позади. Потом дорога ушла вправо и я увидела наконец старый фургончик, на обочине, разрисованный граффити и стоявший на кирпичах вместо колёс. Стало спокойней на душе, значит я на правильном пути. Сколько себя помню, он все время здесь стоял, этот фургон.

«Да он тут с войны стоит» – шутил как – то папа.

Темнота не отступала. Казалось, солнце не появится никогда. Около получаса спустя, машина выехала на гравий и миновав парочку домов, я наконец остановила автомобиль. Вот и дом, где прошло моё детство. Сделанный в давние времена отцом и дядей из песчаника, двухэтажный, массивный, очень приметный. Окна, сейчас тёмные и безжизненные, выходили на участок. При входе через железную ограду, тянувшуюся примерно в два метра в высоту, росли высокие дубы и вязы, а их ветви переплетались и создавали ощущение навеса, или живой арки.

Когда я была маленькая, эти деревья были тоже маленькие. Сейчас они походили на вымахавших исполинов, почти закрывавших собой дом.

На первом этаже горел свет, в прихожей и на улице, тоже.

Я зашагала навстречу, железная калитка была слегка приоткрыта. Дальше следовала тропа до самого порога. Кусты разрослись и так и норовили зацепить меня.

Я в полумраке оглядела сад, но не увидела ничего, кроме черных квадратов, непонятно что за собой скрывавших. Окна стали ближе, и через одно из них, где располагалась кухня, я увидела силуэт мамы. Через пару шагов он стал чётче так, как ракурс сменился. Женщина хлопотала на кухне и кажется с кем – то разговаривала, по крайней мере, её губы точно двигались, будто она что то кому – то объясняла, или даже пела, но из – за занавески сложно было разобрать так ли это, или нет.

Я подошла и поднялась на порог. Входная дверь была заперта, и это очень хорошо, а то я иногда боялась, что будет такой момент, когда родителей не дай бог ограбят, потому что несколько раз приехав сюда обнаруживала дверь чуть ли не нараспашку. Старость не добавляет храбрости, часто говорил дядя, но здесь походу временами было обратное. Хотя я думаю дело больше в забывчивости. Или в беспечности. А может и то, и другое.

Мои мысли прервала мама, распахнувшая дверь. На лице её читалась тревога, хотя лицо светилось румянцем, возможно, она сама его натёрла до красноты, переживая и нервничая.

Мама выдавила улыбку и едва ли ей это удалось. Больше это походило на грусть.

– Проходи, милая, – сказала она осипшим голос, потом прокашлялась и голос вновь стал как раньше, – отец ушёл, не могу его найти. Я не так молода, понимаешь, сил уже нет. А он ещё умудряется шутить.

Я миновала гостиную и вместе с мамой прошла на кухню. Здесь царил порядок, всё разложено по полочкам, чисто, убрано. Одинокий тюльпан стоял в вазе на столе в углу. Окна все почти занавешены.

– Ты как, мам?

– Терпимо, очень переживаю. Вдруг отцу стало плохо? Или вдруг он вышел из дома и потерял дорогу домой… ты знаешь, в нашем возрасте всё возможно, доченька.

– Я его поищу сейчас. Ты звала его?

– Конечно, аж горло сорвала, – мама была в стеганном халатике, худенькая девочка, волосы которой полностью поседели, но блеска в глазах это не убивало.

Я смотрела в эти глаза и видела себя. Сейчас я мать, а она маленькая девочка, просящая о помощи. Мы с мамой словно поменялись местами.

– Пап! – крикнула я. Ответила мне лишь тишина. – Папа!

Ничего. Кажется, в доме были только мы одни – я и мама.

– Я включу везде свет? – мама в ответ одобрительно кивнула.

– Только на чердаке всё вверх дном. Там мои куклы, не пугайся.

– Куклы? – по спине пробежал холодок, когда я вообразила себе целую свору кукол, смотрящих на меня своими пустыми глазницами.

– Да, манекены, если точнее быть. Я думала шить, но зрение с каждым годом всё хуже. Думала подзаработать, ты же помнишь, я же раньше шила.

– Помню, мам. Папа себя последние дни как чувствовал? Не замечала ничего странного? Почему ты в полицию не позвонила?