Только через мой труп

* * * *

Сколько бы боли ты не испытывал за свою жизнь – эта боль никогда не сравнится с чувством, сдавливающим грудную клетку изнутри, после смерти близкого человека, того, которого ты любил каждой клеточкой своей души. Есть множество способов нанести душевную травму человеку. Иногда эти раны, те, что едва видны, проникают так глубоко, как та, что я нанес тебе, София.

Я много пил. Вместо того, чтобы быть с тобой. Каждый божий день две бутылки виски стали уже нормой. Чистого, безо льда и содовой. Сидел в баре, тупо уставившись в стойку с напитками, заливая боль и все больше проваливаясь не понять куда. Один раз помню, ударил бармена в лицо, когда он сказал, что мне уже хватит. Мой разум затуманил алкоголь. Я упросил бармена не сообщать в полицию, когда утром протрезвел. Дал сверток с пачкой мятых долларов. Тогда все обошлось. Я не мог работать, не ел практически ничего, не мог быть с тобой. Я мог спать полдня и заливать в глотку оставшееся время. Да, бывало, я забирал тебя со школы, скрывая запах выпивки жвачкой. Я не гордился этим, но ничего не мог поделать. Напивался до чертиков, не помнил, как возвращался домой, как объяснял тете Саре, что ей придется побыть с тобой еще не один день.

Смерть твоей мамы, увольнение с работы, галлюцинации… и война. Столько всего накатилось. Я убивал людей так же легко, как ты давишь ладонями москитов на пикнике. Я не знаю, чего ждать, когда найду тебя. Бросишься ты на шею или возненавидишь меня еще больше – я все равно никогда не перестану тебя любить. Я убью любого, кто встанет на пути. Я иду, София.

* * * *

Моя рука схватила его за мокрые волосы, он брыкался, но уже не так сильно, пытался выкрутиться, но ничего и близко не выходило.

В сильно моросящий дождь я добрался до этого чертового дома, где стая уродов держала близняшек, двух несовершеннолетних девчонок, которых неделю назад объявили в розыск. Живы были они или нет, мне неизвестно. Это я и пытался выяснить. Какие унижения и издевательства им пришлось пережить – страшно представить. Досье двоих подозреваемых заполонено приводами за домогательства к школьницам в Питсбурге. Смертельной инъекции им будет маловато. Полгода как я уже охотник за головами. Если муж бьет жену, ходит налево, спит с мужиком – мне плевать. Если дело касалось детей – я творил самосуд, как бы это ужасно не звучало. Мог подкинуть левые стволы, сделать так, что преступники, которых я искал, вдруг сами убили друг друга. С Гудманом из убойного отдела, занимающего баллистической экспертизой, мне легко можно было договориться. А вечером зарулить с ним в паб. Я не верил в справедливость нашей системы правосудия и плевал на законы, когда это было необходимо лично мне.

Прыщавый, как тинэйджер, он глядел на меня полными ненависти глазами. Руки его перестали двигаться, когда его лицо смялось, как консервная банка, от удара правой. Это был их часовой. Еще пара гребаных отморозков сидела в доме, в окнах которого горел свет и слышались голоса. Да, этот ублюдок, который вышел поссать или покурить на улицу, успел брякнуть, что дальше порога их убежища мне не дойти. Он ударил меня в грудь, когда я перелез через кустарник, только это выглядело смешно, потому что он тяжелее своего члена никогда ничего не поднимал. Получился просто глупый толчок с его стороны. Он даже не был вооружен! Я одним движением вывернул ему кисть, в ту же секунду послышался хруст. Урод хотел завопить, но я мигом заткнул ему рот валявшейся на мокрой земле смятой банкой из-под пива. Отчего у парня вылезли зрачки из орбит. Он не мог вскрикнуть, губы были раскромсаны, полилась кровь по шее, он попытался закрыть рот рукой. Однако часовой в полосатой кофте, похожей на ту, что носят педики в Вест-Сайде, несмотря на шок, попытался меня пнуть ногой, которая от последующего моего контрудара теперь уже моей конечностью, выгнулась в противоположную сторону. Я ухмыльнулся.

– Как тебе хавчик?! Говори, сука, где вы их держите! Шепотом!

Захлебываясь парень начал говорить, смятая банка вывалилась изо рта, тинэйджер стоял на одной колени, на второй он не мог стоять, потому что сломанная конечность выглядела ужасно. Состояние шока не давало ему еще ничего понять, мне даже показалось, будто он рыдает, хотя возможно это был дождь, капли которого скатывались по лицу врага.

– Там везде капканы на медведей, ты сдохнешь здесь! Только я знаю, как пройти до дома, – затараторил путая слова парень.

Да, там было темно. Только свет у крыльца и от окон. Поэтому, размазав ему морду, я взял его за шею и за сломанную ногу и с размаху кинул вперед, отчего парень, еще живой, налетел в кромешной тьме на несколько моментально захлопнувшихся ловушек с острыми зубьями – он даже не успел вскрикнуть. Я наступил ему на спину. Надо было взять фонарик, видимость была совсем хреновой. Пройдя по телу, я оказался около окна. Боковым зрением увидел еще несколько капканов. Эти твари знали, что кто-то придет. Ловушки они разбросали, когда девчонок увезли в этот двухэтажный дом, с крыши которого стекали струйки воды, похожие на маленькие водопады. Они падали мне на волосы, стекали по щетине, растворялись, сблизившись с мокрым материалом кофты. Я был не в настроении.

Парни, о чем-то разговаривали; те, досье которых я просматривал пару часов назад. Был, правда, среди них совсем незнакомый мне персонаж. Один дремлет на стуле в углу комнаты, двое что-то друг другу доказывают, размахивая руками. Надо им их сломать. Я стучу пальцем по стеклу со стороны улицы. Отражением снятого автомобильного зеркала замечаю, что один ублюдок перестал вести беседу и направляется к окошку. На камуфляжных штанах висела кобура, торчащий оттуда магнум был вытащен им, когда он приближался к окну.

– Подожди, там кто-то…

Он не договорил своему дружку. Я одним движением, разрезая капли дождя, пробил рукой, обмотанной куском штанины часового, тонкое стекло, и резко схватил ничего не подозревающего противника. В ту же секунду рванул на себя. Началась стрельба в доме. Несколько пуль добили остатки стекла в оконной раме. К удивлению друзей их напарник растворился в темноте за окном. Парень, дремавший на стуле, подскочил и схватил Калашников, стоящий дулом вверх в углу помещения.

– Где Чак? Барри, где он?!

Один из них, тот, который сидел за столом с уже мертвым напарником, вытащенным мной через окно, аккуратно подходил к разбитому стеклу, держа пистолет наготове. Второй в голубой кепке с Калашниковым двигался вдоль стены.

– Как он подошел?! Там, черт возьми, ловушки по периметру!

Барри выглянул в окно. Лучше бы он этого не делал. Раздался щелчок. Напарник с автоматом обомлел. Барри шмякнулся на паркет с капканом на лице, если его можно было еще назвать лицом. Полчаса назад они разговаривали, час назад с ним жрали пиццу. А теперь его уже нет.

– Сука! Выход-о-о-ди! – орал единственный урод, оставшийся в живых.

Вся обойма была выпущена в оконный проем. Противник бросил оружие, ринулся к столу, в который был воткнут топор.

Его звали Треш, этого ублюдка, который беспрестанно орал и озирался вокруг. Трэш – как какой-то дешевый отстойный ужастик. Да, в доме больше никого не было. Чак и Барри подохли.

Отец бил его в детстве, запирал в чулане на долгое время. Трэш чуть подрос, бросил учебу. Как-то раз он отомстил отцу, ударив его ночью сначала молотком, потом повесив его труп в чулане. Чуть позже закопал за домом, где они жили, когда тело начало вонять. Трэш всегда делал вид, будто он крутой мужик, хотя сам по себе ничего из себя не представлял, потому что был тощим задротом. Трэш размахивал топором, рассекая воздух, и орал, пнул стол, перевернул стул. Его слюни летели в разные стороны, немытые волосы встали дыбом. Ага, он казался зол, но не сильнее чем я. Наконечник топора разрезал воздух, а противник суетился по комнате, как загнанная овечка. В оконный проем влетел кусок полена и сравнялся с харей Трэша, отчего оружие вылетело из рук, и, сделав кувырок, упало за опрокинутый стол. Трэш лежал на лопатках, потеряв равновесие от моего броска. Он едва прикоснулся к носу, как тут же почувствовал резкую боль. Кость торчала из переносицы и руки от прикосновения перекрасились в кроваво-красный цвет. Я запрыгнул через разбитый стеклянный проем. Противник, как будто перед ним появился сам сатана, начал лежа пятиться назад, ботинки проскальзывали по полу, из-за этого с места он особо не двигался.

– Где они?!

Услышав мой голос, из его глаз хлынули слезы, смещавшиеся с кровью на лице.

– Они… они…, – заикался он, – в подвале… я их не трогал, это Чак! Я бы ни за что к ним не притронулся! Это все он, все он!

– Ну тебя нахер.

Я ударил подошвой от армейских ботинок по лицу, отчего Трэш просто свалился на пол без сознания. Моя рука взяла топор. Оставлять в живых я его не мог. Хотя нет, я просто не хотел. Дай бог, девчонки были живы, только сильно напуганы. Вот так я раньше решал вопросы, как бы это грубо не звучало.

* * * *

Длинный коридор с облупившимися стенами был загроможден стульями, партами, строительным мусором, будто кто-то давно делал здесь ремонт и решил бросить это надолго затянувшееся занятие. Помещений по пути было много, лучи солнца, где были оконные рамы, освещали наполовину коридор. Все равно нужно двигаться осторожно. Я прижался спиной к стене, держа оружие в обеих руках наготове.

Аккуратно, не делая резких движений, заглянул в комнату справа. Стены выглядели облезлыми, покосившаяся доска для мела сравнялась с раздвинутыми в разные стороны партами. Среди них лежало неподвижное накрытое темно—желтой простыней тело. Запах стоял затхлый, видимо оно здесь не первый день. Я двинулся дальше, не заходя в комнату, идя вдоль стены, стараясь не снести разбросанные стулья и парты, чтобы не наделать лишнего шума. Под ногой что-то треснуло, я посмотрел под ботинок и понял, что наступил на стекло. Пол был усыпан остатками обоев, осыпавшейся штукатурки, вперемешку с пылью, под которой я не заметил осколков видимо разбитых окон. Краем глаза уловил движение позади. Кто-то стоял за спиной. Тело с наброшенной простыней. Выглядело это зловеще. Я, медленно повернувшись, не отрывая глаз, увидел лишь щиколотки ног. Они торчали из-под накинутой на очертания человеческого тела пожелтевшей тряпки. Тело стояло неподвижно, так же без малейшего движения, как когда находилось на полу в комнате. Кто—то или что—то смотрело на меня, не отрываясь.

Я вздрогнул, когда раздался звонок, оглянулся назад, откуда шел звук. Звонок был как во время школьных занятий, когда наступал перерыв между уроками. Повернувшись обратно, понял, что тело исчезло… Секунду назад оно стояло в проходе. Может опять галлюцинации?! Неожиданно звук колокольчиков смолк, так же резко, как и раздался. Кто-то видимо вздумал поиграть со мной.

Я, пройдя пару шагов назад, заглянул в комнату, где минуту назад видел труп, накрытый простыней. Ничего. Тела не было. Что за бред? Я услышал шуршание ботинок совсем рядом, со стороны стены. С угла, видимо где должна располагаться лестница на второй этаж, вышел крепкий человек, в руках у него была металлическая труба, за спиной рюкзак цвета хаки с торчащим краем лука. Верхним обрезком трубы он хлопал по ладони и уверенно двигался навстречу, будто мы с ним были знакомы. Я приготовился к схватке.

– Напугался? – спросил он, и среди заросшего щетиной лица появились редкие гнилые зубы.

На нем была потрепанная джинсовая куртка с вывернутыми наружу карманами и брюки, сквозь рваные дырки в коленях, в которых виднелась загорелая кожа.

– Нет, – спокойно ответил я, – Я бы не советовал подходить ближе.

Незнакомец замер в паре метров. Дуло револьвера было направлено в область его головы.

– Я думал, будет смешно тебя напугать. Ты не испугался привидения, жаль. Надо придумать другую маскировку.

Парень опустил голову, будто, правда его это расстроило, покрутил трубой в руке, стоя на месте и вновь поднял глаза на меня, и продолжил:

– Ты как бы у меня в хате, а кто сюда заходит, мы играем в игры. Ты любишь прятки?

Я отрицательно мотнул головой, сжав револьвер в руке еще сильнее, дав понять, что со мной его шуточки не пройдут. Я часто посещал тир, думаю, пуля летит быстрее, чем он двигается. Правда, патронов-то не было, но он-то не знал об этом.

– Мне нужен Хирург.

– А мне нужна баба, – съязвил псих с трубой.

– Может, без головы тебе будешь лучше?! – я чуть ли не заорал на него.

– Хирурга здесь нет. Здесь только я. Я один. Наверху есть что похавать. Ты жрать хочешь? Я вижу, что да.

Первый человек, которого при встрече я не застрелил, не повернул ему голову на сто восемьдесят градусов. Хотя еще не вечер.

Незнакомец убрал трубу в рюкзак за спиной. Я заметил, что на руке у него не было пальца или даже двух, и такое ощущение, что он лишился их совсем недавно – кровь на обмотанной вокруг ладони тряпке еще не засохла. Я опустил пистолет. Мачете все-таки держал наготове.

– Есть что выпить? Еще бы это… иглу надо. Есть?

– Ты вмазаться чтоль? С этим здесь херово, мужик. – Парень повернулся и махнул мне головой, указывая на путь по коридору.

– Мне надо залататься, – уверенно ответил я, стараясь не показывать слабости и усталости.