Письма к незнакомцу. Книга 3. Только раз бывают в жизни встречи

Выдающийся знаток искусства Густав Густавович Шпет[7 - Шпет Густав Густавович (1879 – 1937), философ, психолог, теоретикискусства, переводчик философской и художественной литературы(знал 17 языков), был репрессирован.] сказал прекрасные и не сразу доступные к постижению слова: «Музыка – колыбельное имя всякого художественного искусства».

«Всякое искусство старается быть похожим на музыку…» – добавил театральный педагог Михаил Александрович Чехов[8 - Чехов Михаил Александрович (1891 – 1955), артист, режиссёр, теоретик театрального искусства.].

Эти слова понять куда как легче. Они истинны! Вспомним, что к числу достоинств писателя литературоведы часто относят «мелодию фразы», восхищаясь художником, критики пишут: «Симфония красок!», а то, что творения зодчих называют застывшей музыкой, и писать неловко. Настолько эта фраза стала расхожей. У Гёте было иное мнение. Великий немец назвал архитектурные произведения искусств – онемевшей музыкой. И тоже – красиво! Знаменитый композитор Сергей Сергеевич Прокофьев называл искусство шахматной игры музыкой мысли.

Не против музыкальных сравнений знаменитый скульптор Огюст Роден.[9 - Франсуа Огюст Рене Роден (1840 – 1917), французский скульптор, признанный одним из создателей современной скульптуры.] Более того он радовался им:«Недавно один публицист критиковал моего «Виктора Гюго», выставленного в Пале-Рояль, заявляя, что это относится более не к скульптуре, а к музыке. Он простодушно добавил, что эта вещь напомнила ему симфонию Бетховена. Дай-то Бог, чтобы сказанное им оказалось правдой!»

А поэты! Хорошие стихи легко и просто ложатся на музыку, а прекрасные строки – сама музыка в чистом её воплощении. Вот что писал Пётр Ильич Чайковский: «… Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанных поэзии, и смело шагает в нашу область. Поэтому часто Фет напоминает мне Бетховена, но никогда Пушкина, Гёте…»

Обратите внимание как славно смотрятся рядом поставленные имена «Пушкин, Гёте» Вернее, конечно, написать «Гёте, Пушкин». Наш-то на полвека моложе будет, но Пётр Ильич был русским человеком и выстраивал имена гениальных поэтов не по возрасту их, но по значению для себя лично…

Вернёмся к упомянутому Фету и приведём строки Афанасия Афанасьевича, обращающие догадку великого композитора в прозрение:

Не так ли я, сосуд скудельный,

Дерзаю на запретный путь,

Стихии чуждой, запредельной,

Стремясь хоть каплю зачерпнуть?

А можем ли мы, Серкидон, приравнять к искусству любовь мужчины и женщины? Не только можем, но и должны! А почему? Потому что прав звонкий карбонарий Джузеппе Мадзини[10 - Мадзини Джузеппе (1805 – 1872), итальянский писатель, философ.]: «Мужчина и женщина – это две ноты, без которых струны человеческой души не дают правильного и полного аккорда».

Тут же вспомним пушкинское: «Из всех доступных наслаждений одной любви музЫка уступает, но и любовь – мелодия».Что подтверждают зеземгейские песни Гёте, напоённые музыкой любви.

Гюстав Флобер в непрочитанном Вами сентиментальном романе пишет о счастливой поре жизни праздного героя: «Общения с этими двумя женщинами составляло как бы две мелодии; одна была игривая, порывистая, веселящая, другая же – торжественная, почти молитвенная»[11 - Из романа «Воспитание чувств».].

Уже знакомый Вам современник Пушкина князь Владимир Одоевский в чудесной новелле «Себастиан Бах» называет музыку «тем языком, на котором человеку понятно божество и на котором душа человека доходит до престола Всевышнего». Вот как возвышенно! Истинные dilletanti di musica[12 - Итал.] (любители музыки) – неаполитанцы восклицали: «Ando a stele», – возносит к звёздам. Выше, вроде, уже и некуда. В ином контексте, но тоже позитивно упоминает музыкальное наследие великого немецкого композитора джентльмен-женолюб Константин Мелихан:

Я люблю свою подругу.

Больно музыкальная!

Даже слушать Баха фугу

Приглашает в спальную.

Вспомнилось, поскольку из той же оперы: пойдём, музыку послушаем…

Теперь дадим слово и тем, которые «сontro». Самый древний «контрик» (древнее трудно сыскать) – Гомер. Он указал: «Греховная музыка и сладострастные напевы развращают молодёжь и ослабляют характер».

Это о той музыке, которую предполагал предложить коварный соблазнитель Вашей девушке из троллейбуса…Так! А кто ещё хочет вставить своё лыко в ноты? Лев Толстой!

Лев Николаевич к музыке относился настороженно. Написать «не любил» рука не поднимается. Вот и Ромен Роллан пишет: « Считается, что Толстой не любил музыку. Это далеко не так. Ведь сильно боятся именно того, что любят. Вспомните, какое место занимает музыка в «Детстве» и в особенности в «Семейном счастии», где все фазы любви, и весна её и осень, разворачиваются на музыкальном фоне, создаваемом сонатой Бетховена «Quasi una fantasia»…

Впрочем, Толстой говорил, что музыка отрывает человека от реальностей, от решения насущных проблем, переносит его в заоблачные миры, возвращаться из которых и трудно, и не хочется. Это серьёзное обвинение. В «Крейцеровой сонате», умело скрывшись за героем-ревнивцем (ревность – досадный диссонанс в мелодии любви) Толстой говорит по-другому: «…страшная вещь музыка… Музыка заставляет меня забывать себя, моё истинное положение, она переносит меня в какое-то другое, не своё положение: мне под влиянием музыки кажется, что я чувствую то, чего я, собственно, не чувствую, что я понимаю то, чего не понимаю, что я могу то, чего не могу».

Сердился на музыку и немецкий писатель Жан Поль[13 - Жан-Поль (1763 – 1825), немецкий писатель, публицист, настоящее имя Рихтер Иоганн.]: «Прочь! Прочь! Ты мне вещаешь о том, чего во всей моей бесконечной жизни я не обрёл и не обрету».

Какое глубокое проникновение в душу слушателя! Не иначе эти слова навеяла музыка немецких композиторов-романтиков. С подобной восприимчивостью ничего серьёзней Иоганна Штрауса-сына[14 - Иоганн Штраус-сын (1825 – 1899), австрийский композитор, дирижёр, признанный король вальса.] слушать нельзя…

Вот такие дела, такие мнения, Серкидон.

Советую Вам, пока душой не окрепнете, закрывайте уши, заслышав музыку всевозможных Сирен, музыку отвлекающую и завлекающую. Оставьте в друзьях музыку мобилизующую. Бодрый марш для утренней зарядки, к примеру.

А вот когда окрепнете телом и разумом, поднатореете в межполовых отношениях, тогда станете использовать музыку и в соблазняющих целях. Но только не так простодушно, как тот парень из троллейбуса. Для решительного предложения девушку надо подготавливать, выгуливать, часа два-три, чтобы озябла она конкретно. Заболтать её надо так, чтобы она забыла, кто она и где, и уже потом сказать низким и нежным голосом ту самую коронную фразу: «Слушай, Машутка, а что мы с тобой по морозу слоняемся? (в темноте шарахаемся, грязь месим), пойдём лучше ко мне, камин разожжём, глинтвейну выпьем, МУЗЫКУ послушаем».

И тогда Маша, подозревая истинные Ваши цели и намеренья, зная, что не будет глинтвейна и откуда бы ему взяться – камину, но очарованная Вашим предложением, воскликнет: «О, Серкидон, музыка – это прекрасно!..»

Что касается отсутствия обещанного, как-нибудь можно выкрутиться. Уже ранее в этом письме упомянутый женолюб приглашал даму посмотреть рыбок, а дома открывал банку шпрот и доставал бутылку водки. Учтите, Серкидон, приведённый «джентльменский» приём не рекомендация к действию, а лишь констатация скорбного факта.

Сделаем вывод: музыка может быть и прекрасна, и опасна. Может помочь достигнуть благой цели, а может и отвлечь от неё далеко в сторону, может увлечь в астральные выси к ступеням престола Вседержителя, а может (вспомним музыку Паганини) низвергнуть так низко, что ниже некуда…

Про музыку сфер Пифагора писать Вам не буду, сами разберётесь, настолько там всё просто. На этом о музыке прекратим, согласившись со словами знаменитого гитариста-афориста Фрэнка Заппы[15 - Заппа Фрэнк (1940 – 1993), американский гитарист, композитор.]: «Рассуждать о музыке – всё равно, что танцевать об архитектуре».

Крепко жму Вашу руку, желаю только бодрых нот в Вашей личной партитуре, и до следующего письма.

-3-

Приветствую Вас, Серкидон!

Как это ни печально, но музыка отзвучала, и мы продолжим критический разбор Вашего письма. Припомним откровение молодого Серкидона – «а я лежал и мечтал, лежал и мечтал…»

Грозно тикали ходики… Молодые люди для любимых девушек писали стихи, выбрали букеты, покупали конфеты, а Вы… Зачем мною сказано столько ободряющих слов? Чтобы Вы лёжа мечтали?..

Вы мне напомнили лирического героя из четверостишия гениального одессита Михаила Векслера:

Когда наконец-то настанет пора

За женское сердце сражаться,

Горнист, разбуди меня в восемь утра…

Нет в девять… Нет, в девять пятнадцать[16 - Неточная цитата, у М.Е. Векслера: «И если наступит (наступит!) пора// За правое дело сражаться,//Горнист, разбуди меня в восемь утра,//Нет в девять… Нет, в девять пятнадцать!»].

Поднимется ли в атаку этот «страстный» персонаж? А Вам атаковать прекрасные крепости придётся. Попытаюсь в очередной раз взбодрить Вас и открою всю пагубность мечты. Именно она (ещё быстрее, чем музыка) может увести Вас далеко-далеко и не туда, не туда. Зря говорят: «Мечтать не вредно». Ещё как вредно! Мечта разлагает! Мечта – мир поддавков и мягкой ваты. Оранжерея, где выращиваются лежебоки. Питомник, где разводятся лентяи.

Мечтатель долго и с упоением размазывает розовые сопли по прозрачному стеклу, делает стекло непрозрачным и упивается, любуясь тем, что просматривается через узоры. Этакий, отнюдь не пушкинский, магический кристалл, через который едва видится искажённый мир.

Старый еврей учил внука: «Запомни, Сёмочка, мечтать на диване – это как рыбачить в унитазе».

Но у Вас не было такого мудрого воспитателя. Ваши глаза уставлены в потолок, дыхание еле заметно, всё существо объято разлагающей фантазией. Все признаки мечтания налицо. Посмотришь на Вас и вспоминаются стихи Элизабет Браунинг:[17 - Браунинг Элизабет (1806 – 1861), английская поэтесса.]

Когда-то я покинул мир людей,

И жил один среди моих видений.

Я не видал товарищей милей