Тундровая болезнь

Тундровая болезнь
Андрей Неклюдов

В глубинах России
Ненецкий бог тундры Нум. Это, конечно же, миф. Но что-то упорно противодействует геологам в их поисках урана и золота. Природа то как будто отвлекает их от дела невиданным клёвом, то обрушивает на лагерь чудовищную бурю. А люди при этом ссорятся между собой и совершают странные поступки, объясняя это себе так называемой тундровой болезнью…

Андрей Неклюдов

Тундровая болезнь

1

Горы маячили впереди голубоватым призраком, более родственным небу, чем земле. И сколько мы ни ехали, они оставались все такими же далекими и бесплотными.

Вездеход шел загруженный под завязку – ящики, баулы, зачехленные палатки и металлические каркасы к ним, крафтовые мешки с сухарями… Сверху, на баулах и ящиках, восседали мы сами, шесть человек, точно десантники, завоеватели чужих земель. Большая часть груза была забита в пропитанную солярными парами брюшную полость транспорта. Мы не ехали покорять Арктику, но по тому, сколько мы везли всего, можно было решить, что это именно так.

– И что же там, совсем не развести костер? – превозмогая шум мотора, расспрашивал я Антона, который уже бывал на полярной оконечности Урала. – В маршруте даже чаю не вскипятить?

– Почему же? Если постараться, можно насобирать хворостинок, – с белозубой улыбкой поделился тот. – Береза, ива… Карликовые, правда. Это по долинам. А вот в горах, – еще шире улыбнулся он, – или голые камни, или снег.

– До нас там золото находили? – повернулся к нам Серега, до этого отрешенно взиравший по сторонам.

– Нет. Потому и пригласили таких опытных шлиховщиков, как ты и Гена, – Антон подмигнул мне. – Домой не отпустим, пока не найдете россыпь.

Повезло нам: не часто попадаются веселые начальники.

С нами ехал сейчас и главный геолог партии Глеб – организовать работу на месте. Глеб был немногословен, жилист и бородат. Видимо, услышав слова Антона, он привалился ко мне и прокричал в самое ухо:

– Обязаны найти! От этого зависит всё – финансы, зарплата и вообще… судьба всего проекта! Он явно был настроен на большие свершения. Поэтому, наверное, мы и выехали в ночь.

– Почему было не поехать с утра? – скривил физиономию студент Лёньчик, маленький, вертлявый и отнюдь не настроенный на большие свершения.

– Утро, ночь – какая разница?! – убежденно воскликнул Глеб. – Сейчас полярный день, работать можно сутками.

– Же-е-есть! – отреагировал Лёнька на перспективу работать сутками.

В дороге Глеб рассказал нам, как с первым отрядом они ставили лагерь под проливным дождем и ураганным ветром: палатки летали по воздуху, а люди были мокрые до нитки, но с задачей справились, после чего устроили триумфальный огонь, пустив на это полбочки солярки.

– Вот это круто! – заключил он. – Тундра – она признает только силу.

Транспорт наш именовался МТЛБ – многоцелевой тягач лёгкий бронированный – проще говоря, бронетранспортёр советских вооруженных сил, предназначенный в основном для буксировки пушек. Многие из таких машин перешли нынче на гражданскую службу – в частную собственность.

Сейчас наш «бронетягач» мчался напролом по зарослям низкорослого ивняка, по плещущим под гусеницами, хлюпающим болотам, так что сзади летели на наши спины ошметки торфяной грязи. Он грозно ревел и выдувал толстую струю дыма. Он казался нам могучим и непобедимым. Такими же сильными казались себе и мы.

В дорогу мы взяли пиво, и после того как пластиковая бутыль несколько раз прошла по кругу, стало даже весело, несмотря на ночь и неизвестность, когда и где станем лагерем.

Царил светлый сумрак полярной ночи (или полярного дня?). Слева по горизонту тянулась огневая полоса негаснущего заката. Часа в два краешек солнца снова выглянул из-за пологих холмов. А прямо по курсу все тем же потусторонним призраком выступал горный кряж Полярного Урала. Нам предстояло не просто достичь его, но проникнуть в его лабиринты, забраться на его высоты. И не только забраться, а найти там полезные ископаемые – золото и уран. И тогда, быть может, в этот мертвый студеный край придет тепло, свет, современные дома и асфальтовые дороги. Придет жизнь.

…На реке Каре случилась первая незначительная поломка: преодолев широкий шумный перекат и выехав на галечную косу другого берега, обнаружили, что река похитила у нас один каток.

Глеб тотчас же развернул до упора свои болотные сапоги и пустился бродить по перекату, оптимистично рассчитывая наткнуться на слетевшее колесо. Остальные, к этому времени притомленные, озябшие и сонные, предпочли роль зрителей.

Каток не нашелся, и водители хмуро принялись возиться возле гусянок (как здесь называют гусеницы), устанавливая запасной.

Двинулись дальше, но уже не столь бодро: пиво кончилось, вездеход уже не казался нам неуязвимым, всех морил сон и першило в горле от нескончаемых выхлопных газов. И такой же нескончаемой казалась дорога.

Однако с какого-то момента миражные горы впереди потемнели, налились плотью и стали быстро и грозно расти ввысь и раздаваться вширь.

Часам к семи утра вползли в долину, зажатую между темно-лиловыми горными громадами. Но не проехали и нескольких километров, как остановились. Двигатель смолк.

После многочасового рева тишина показалась странной, чуть ли не загробной.

– Опять сломались? – окончательно очнулся я от полудремы.

– Водилам надо отдохнуть – часа три поспать, – пояснил успевший спрыгнуть на землю и перетолковать с вездеходчиками Глеб.

Нехотя мы тоже спускаемся на мох, прямо в объятия полчищ комаров.

…Три часа давно миновали. Мы несколько раз кипятили чай, слопали дюжину банок консервов, бродили по округе, пытались спать, доверчиво намазавшись антикомарином, а «танкисты», как называл вездеходчиков берега, всё не показывались из своего «танка». Время шло.

Между тем в окружающей природе произошли перемены. Освещение сделалось блеклым, стеклянистым, горы – более строгими, а в вырезе между хребтами постепенно густела какая-то нехорошая пенная накипь.

– Как бы погода не подвела, – выразил я беспокойство.

– И вездеход, – прибавил вихрастый молодой специалист Никита.

– Не понимаю: какой смысл было торопиться, выезжать в ночь, чтобы теперь куковать, пока танкисты дрыхнут?! – недоумевал Серега, расхаживая взад-вперед.

В это время неподалеку за холмом, куда отправился с ружьем Глеб, хлопнул выстрел. Скоро появился и сам охотник, неся за уши здоровенного серого зайца, задние лапы которого волочились по земле.

– Похлебку сварим, – бросил Глеб добычу у костра.

Но тут из кабины высунулась заспанная круглая физиономия помощника водителя Кольки.

– Ну что, поехали? – потягиваясь, пробормотал он.

– Чаю выпьем и поедем, – показался следом за ним пожилой, насквозь пропитанный соляркой и машинным маслом вездеходчик Михалыч.

Миновало еще полчаса. Наконец завелись. Зайца забросили наверх на кучу вещей, влезли сами, тронулись.

Как раз в это время заморосил дождь. Сперва жиденький, осторожный, как будто прощупывающий обстановку, потом все более бесцеремонный.

2

Огромный темно-серый брезент вырывается из рук, хлопает закраинами, провисает над нами мешками дождевой воды и нещадно протекает. Вода холодными струйками бежит по моей руке, которой я кое-как придерживаю край брезентового покрывала, капает на шею, накапливается в ямке, продавленной мною в вещах. Тягач то ныряет носом в какие-то рытвины, и мы едва не слетаем с него вперед, то встает на дыбы или угрожающе кренится набок, заставляя нас судорожно цепляться за борта. Поначалу в такие моменты я лихорадочно соображал, в какую сторону спрыгивать, если начнем опрокидываться. Но потом, когда накрылись брезентом и шансов спрыгнуть практически не осталось, отдался на волю судьбы.

Рядом, весь мокрый, подобрав свои длинные ноги, трясется Серега. Студент Лёнька матерится, перекрикивая гул двигателей. И все мы, скрючившиеся, походим на гигантских ископаемых улиток.

Вдобавок у нашего броневика периодически что-то ломается. То ленивец (задний неведущий каток) выскакивает из коллективной дорожки, и приходится разбивать гусеницу, чтобы вернуть его на место. То выпадает из трека «палец». И всякий раз при этом мы слазим, и без того промокшие, под мерзкий дождь, уныло и уже заученно открываем заднюю дверцу грузового отсека и начинаем выкидывать оттуда наши рюкзаки и крайние тюки, освобождая доступ к механизму, ослабляющему или, наоборот, подтягивающему гусеницы.