Оседлавшие Пегаса

Искуплены его стяжанья
И зло воинственных чудес
Тоскою душного изгнанья
Под сенью чуждою небес.
И знойный остров заточенья
Полнощный парус посетит,
И путник слово примиренья
На оном камне начертит,

Где, устремив на волны очи,
Изгнанник помнил звук мечей,
И льдистый ужас полуночи,
И небо Франции своей;
Где иногда, в своей пустыне
Забыв войну, потомство, трон,
Один, один о милом сыне
В унынье горьком думал он.

Двадцатидвухлетний поэт мыслил уже мировыми масштабами, и при всём негативе, обрушенном на изгнанника официальной пропагандой (особенно во Франции), понимал значение личности усопшего императора:

Чудесный жребий совершился:
Угас великий человек.
В неволе мрачной закатился
Наполеона Грозный век.
Исчез властитель осуждённый,
Могучий баловень побед…

Характерны эпитеты, которыми Пушкин аттестует героя стихотворения: «великан», «великий человек», «баловень побед», обладатель дивного и отважного ума, веривший в свой «чудный день»; личность, обречённая на бессмертие, но не на прощение:

О ты, чьей памятью кровавой
Мир долго, долго будет полн,
Приосенён твоею славой,
Почий среди пустынных волн!
Великолепная могила!
Над урной, где твой прах лежит,
Народов ненависть почила
И луч бессмертия горит.

Разделив деяния Наполеона как тирана, которого будут помнить по пролитой им крови, и его человеческие качества, поэт призвал к примирению с тенью усопшего:

Да будет омрачён позором
Тот малодушный, кто в сей день
Безумным возмутит укором
Его развенчанную тень!

Более того, стихотворение заканчивается по существу здравицей в честь того, кто оставил вдовами и сиротами не одну сотню тысяч россиян:

Хвала!.. Он русскому народу
Высокий жребий указал
И миру вечную свободу
Из мрака ссылки завещал.

Этими строками Пушкин наводил современников на мысли о том, что дала стране титаническая борьба с Наполеоном. Прежде всего – рост её политического престижа. Российская империя заняла подобающее ей место в мировой политике как великая держава. Потрясения 1812 года способствовали пробуждению национального самосознания русского общества, его нравственному раскрепощению и росту вольномыслия, к чему очень и очень был склонен гениальный поэт. А рост самосознания, в свою очередь, способствовал расцвету русской культуры, давшей миру десятки выдающихся писателей, художников, композиторов и артистов.

Что касается самого Пушкина, то тема Наполеона вывела его лирику на мировые просторы и раскрыла в нём поэта-историка.

«И делу своему владыка сам дивился». Падение Наполеона стимулировало создание Священного союза ведущих держав Европы (Австрия, Пруссия, Россия). Главной задачей Союза было подавление революционных и национально-освободительных движений. Россия занимала в Священном союзе первое место. Александр I с тайным удовлетворением взял на себя роль жандарма Европы. Это, конечно, не улучшало отношения Пушкина к «достойному внуку Екатерины».

На рубеже 1823–1824 годов Александр Сергеевич работал над стихотворением «Недвижный страж», в котором выразил своё отношение к российскому императору, сопоставив его с Наполеоном:

Недвижный страж дремал на царственном пороге,
Владыка севера один в своём чертоге
Безмолвно бодрствовал, и жребии земли
В увенчанной главе стеснённые лежали,
Чредою выпадали
И миру тихую неволю в дар несли, —

И делу своему владыка сам дивился,
Се благо, думал он, и взор его носился
От Тибровых валов до Вислы и Невы,
От сарскосельских лип до башен Гибралтара:
Всё молча ждёт удара,
Всё пало – под ярем склонились все главы.

«Недвижный страж» и «владыка севера» – это русский император, только что вернувшийся с очередного конгресса Священного союза, который простёр кипучую деятельность от своей летней резиденции (Царского Села) до бурных вод Атлантического океана. Александр I, игравший руководящую роль в Союзе, доволен: «Се благо». Что именно? Читайте:

«Свершилось! – молвил он. – Давно ль народы мира
Паденье славили великого кумира,
Давно ли ветхая Европа свирепела?
Надеждой новою Германия кипела,
Шаталась Австрия, Неаполь восставал,
За Пиренеями давно ль судьбой народа,
Уж правила свобода,
И самовластие лишь север укрывал?»

В одну строфу стихотворения вмещена треть века истории Западной Европы – от французской революции с террором якобинцев до революционных движений начала 1820-х годов в Греции, Неаполитанском королевстве и Испании. И в этот исторический период «самовластие лишь север укрывал», то есть Россия. И «се благо»!

Александр I

Пушкин с иронией вставил во вторую строфу это библейское выражение: «И увидел Бог всё, что Он создал, и вот, хорошо весьма…», «Се благо, думал Он, и взор его носился» (Бытие I: 31, II, 310).

Размышления «владыки севера» полны мстительного торжества:

«Давно ль – и где же вы, зиждители свободы?
Ну что ж, витийствуйте, ищите прав природы.
Волнуйте, мудрецы, безумную толпу —
Вот кесарь – где же Брут? О грозные витии,
Целуйте жезл России
И вас поправшую железную стопу».