Обязательно вспомнят

– Так вот кого овчаркой гнали, комбат, – замполит внимательно посмотрел на посыльного, – а это что у нас?

Тяжело дыша, Степан молча смотрел на офицеров, изучающих записку из гильзы, сил не осталось даже на обычный кивок.

– Радист!

– Я, товарищ, майор.

– Срочно передать на батарею координаты, огонь по готовности.

– Есть!

***

– Товарищ старшина, товарищ старшина!

– Чего тебе, – командир посмотрел на красноармейца.

– Это наши, артиллерия, слышите?

Семёныч вскочил и выглянул из воронки: там, где разведка обнаружила скопление техники, полыхало зарево разрывов.

– Значит…

– Я же говорил, что нашего Степку не поймать! – солдат рассмеялся. – Даже собаками не поймать.

***

– Ну, герой, – офицеры присели перед посыльным, – за такой подвиг тебе и ордена не жаль, только не дадут нам тебя наградить, сам понимать должен – не положено.

Степан тяжело вздохнул.

– Я, товарищ майор, тут берёг на всякий случай, – замполит протянул жестяную банку со свастикой на крышке. – Это, конечно, не орден, но…

«Сливки?»

– Пить ты не пьёшь, – усмехнулся комбат, – поэтому тебе деликатес трофейный, ну а нам с замполитом спирта по такому случаю наливай.

Тихо звякнули кружки.

– За тебя, герой.

Ответом было громкое урчание.

Изредка вздрагивая ухом, из миски самозабвенно лакал сливки огромный, пушистый черный кот Степа.

Друг

Июль 41 года.

– Танки!

– Приготовиться!

В окопе раздались щелчки затворов, тихое звяканье бутылок с зажигательной смесью и сдержанный мат. Солдаты молча смотрели вперёд. Танки шли спокойно, словно сознавая свою неуязвимость перед парой десятков грязных, измученных непрекращающимися боями, бессонницей и голодом бойцов.

Три бронированных коробки, изредка лениво ворочая башнями, неспешно целились и стреляли, методично уничтожая всё, что считали помехой на своём пути. Затарахтел пулемёт, ему лихорадочно вторили сухие винтовочные выстрелы, раздавались приглушённые команды.

Александр прислушался и потряс головой.

«Наверное, почудилось», – подумал он.

Однако сквозь грохот разрывов вновь пробился тот же непонятный звук.

«Мины, что ли… Только странные они. Да нет, это просто в ушах звенит».

–..ф – прорвалось сквозь шум боя и лязг гусениц.

«Да что такое, с ума я схожу, что ли?»

–..аф.

«Твою…», – солдат выглянул и замер: метрах в сорока от позиций, возле неподвижного мохнатого холмика суетился маленький щенок.

– Тяф, – прорвалось сквозь разрывы.

«Наверное, мать его там убитая лежит. Эх, танком же раздавит».

Солдат пробовал свистнуть, но пересохшие губы не слушались. Щенок бегал вокруг убитой матери, периодически тыкаясь в неё носом, будто не веря, что остался совсем один на этом страшном поле.

«Пропадёт ведь», – с тоской глядя на приближающийся танк, подумал Александр.

На секунду бойцу показалось, что маленький бедняга обреченно и с тоской смотрит прямо в глаза, словно понимая, что скоро он навсегда исчезнет под ненасытными гусеницами.

«Была не была», – солдат выскочил из окопа и, петляя, бросился вперёд.

– Кудыть, кудыть, чтоб тебя, смерти хочешь? – раздалось из окопа.

Не обращая внимания на крики, прыжками, виляя и уворачиваясь, как заяц, Александр подлетел к щенку и, схватив его, скатился в воронку. Над головой злобно просвистела очередь.

Спрятав дрожащий комок под гимнастёрку, солдат вжался в землю и, замерев, прислушался к приближающемуся лязгу гусениц. Грохот раздавался совсем рядом, сверху посыпалась земля, и многотонная махина накрыла собой воронку.

«Держись, малыш», – подумал Александр. – «Выберемся, не впервой».

Разочарованно вздохнув по ускользнувшей жертве, танк рявкнул и двинулся вперёд. Через несколько минут раздался звон разбитого стекла, выстрелы, потянуло гарью.

«Пора».

Выскочив из воронки, преодолев расстояние в несколько прыжков и миновав дымивший танк, он свалился в окоп.