Сказки старого дома 2

И действительно – минут через десять выходим на небольшое открытое пространство у подножия полого поднимающейся лесистой горы. Несколько миниатюрных, каменных, прямо сказочных домиков под черепичными крышами и несколько строений, похожих на амбары или мастерские. Кузница узнается сразу – по дыму из трубы и частому стуку молотка по наковальне. Широкий ручей падает с невысокой скалы около последнего «амбара». Падает не на землю, а на колесо водяной мельницы. Ось колеса уходит в строение.

Вышедший из одного из домиков гном, увидев нас, крикнул что-то в открытые двери кузницы, и нам навстречу вышел Арзон. Как обычно – хмурый, озабоченный. Однако во взгляде на меня почти неуловимо почувствовалось облегчение, невысказанная надежда. Что-то всё-таки проняло, допекло этого индивидуалиста и упрямца! Интересно, что? Поздоровался с нами первым, и вполне благожелательно.

– Здравствуй, Арзон! Ты искал меня?

– Искал. Хотя мне этого совсем не хотелось делать.

Чувствуется, что такое признание далось старику нелегко. Задета его гордость, самолюбие самостоятельного, независимого человека!

– Идите за мной, – и ввёл нас в мастерскую напротив кузницы.

Сначала могло бы показаться, что мы вошли в кладовку, полную старого и никому не нужного, ломаного хлама. Однако на первый взгляд хаос оказывается на самом деле довольно своеобразным, имеющим смысл сложным порядком. На столах-верстаках какие-то инструменты, приспособления и множество, множество всяких механизмов и конструкций как простого, так и сложного вида. Многообразие всего и создает ощущение хаоса.

Арзон ведет нас в глубину мастерской, где уже знакомый мне по собранию племен гном колдует с какой-то плоской штуковиной. Рядом стоит граммофон, но совсем уже не тот, который я доставил в этот мир. А вот разбросанные повсюду печатные листки бумаги – похоже, как раз те, которыми я снабдил этого гнома, когда он впервые разглядывал граммофонную пластинку. Гном отрывается от работы и вопросительно смотрит на нас.

– Урзон, расскажи и покажи гостям, чего мы добились, – говорит ему глава племени.

– Покажи, покажи… – с досадой ворчит тот, – было бы что показывать!

Тем не менее, Урзон пододвигает к себе граммофон и кладет на него обычную виниловую пластинку, запускает вращение и ставит иглу. Звук обычный – граммофонный с шипением и легким потрескиванием.

– Конечно, – поясняет Урзон, – звук не идеальный. И тона не те, что в натуре, и объема нет. Однако слушать всё-таки приятно, и при этом не требуются музыканты. В соседней стране наши соплеменники добывают из земли горючую жидкость и делают из нее масло для смазки машин. Мы вымениваем у них это масло. Вот смотрите, что происходит, если применить его сюда. Мы это придумали, поняв, что шум и скрипение с ваших пластинок при передаче звука удваиваются на наших.

Урзон достает склянку с маслом и кисточкой. Обмакивает кисточку в масло и промазывает поверхность вращающейся пластинки. Шипение и потрескивание мгновенно прекращаются, а тембр звука становится заметно ниже, объемнее. Голос певицы становится почти естественным. Вот так карлики! До чего додумались! А в нашем мире такое никому и в голову не пришло, несмотря на простоту! Так что и магнитофонная перезапись с пластинок всегда крайне скверная. Надо запомнить такой фокус!

Урзон снимает пластинку и заменяет её каким-то серым каменным диском примерно в сантиметр толщиной.

– Это слоистый камень, который есть в наших горах. Очень толстый и тяжелый. Тоньше брать нельзя – сразу ломается, но зато на нём можно процарапать то, что у вас называют звуковой канавкой. Но перед этим камень нужно долго шлифовать, чтобы поверхность стала гладкой.

Урзон запускает камень. Шипение ужасающее! Сквозь него едва можно узнать мелодию Штрауса.

– Кроме того, – Урзон прекращает пытать наш слух, – игла быстро приходит в негодность.

– А вот пластинка из олова.

Звук этой не в пример лучше. Почти как у виниловой. Но тонкую и легкую пластинку, как говорит Урзон, не сделать. Сразу сгибается и становится негодной. Дальше выяснилось, что медная пластинка намного качественнее, если бы опять-таки не большой вес и дороговизна металла. Самый лучший результат дает пластинка из тонкого бронзового листа. Достаточно легкая, упругая, но очень дорогая и сложная в изготовлении. Проще сделать несколько граммофонов, чем одну бронзовую пластинку.

– Мы в тупике, – признал Арзон, и Урзон уныло поддакнул ему. – Мы не нашли нужного материала для пластинок. Хотя перепробовали буквально всё. Даже твердое дерево. Материал ваших пластинок в природе не встречается, и как он делается – мы не знаем. Нужна либо поставка материала, либо секрет его изготовления. Мы подумали, Серж, что вы сможете нам что-нибудь подсказать.

Да-а, есть над чем задуматься! О каких-либо поставках и речи быть не может, а сам я не химик и о виниле или чём-то таком никакого представления не имею. Ни в плане из чего он делается, ни как делается. Надо подумать.

– Про материал мне ничего не известно, Арзон, – оба гнома разочарованно вздохнули, – но нужно поразмышлять. Я тут у Везера вроде видел что-то подходящее. Давайте немного погуляем. Если можно, то покажите мне вашу водяную мельницу.

Оказалось, что можно. Прошли сначала к ручью, полюбовались вращением колеса. Прекрасная машина для этого времени! Зашли в мастерскую рядом с ней. Вращение мельничного колеса передается на примитивный токарный станок и еще на какие-то мешалки, крутилки. Одна из крутилок оказалась приспособлением для прорезания звуковых дорожек. Очень интересно! А в одной из мешалок бултыхается какая-то густая масса. Почему-то вспомнилась машина такого же назначения для перемешивания эпоксидной смолы в нашей лаборатории.

– Везер!

– Да?

– Я видел у вас в деревне тонюсенькие деревянные дощечки, из которых собираются раструбы для граммофонов. А можете делать их размером с граммофонную пластинку?

– Очень просто.

– Дерево мы уже пробовали, – напомнил Арзон.

– Это ничего, что пробовали. Можно попробовать еще раз, но в другом качестве. Мы ведь имеем дело не с одной задачей, как казалось бы на первый взгляд, а с двумя сразу. Проблемой легкого, прочного основания, материала для размещения на нём музыкальных дорожек. И проблемой подходящего материала для самой звуковой дорожки. В пластинке из нашего мира обе проблемы решены одним материалом. Здесь такого универсального материала в нашем распоряжении нет. Если мы решим эти две задачи по отдельности, то скорее всего, решим и задачу совмещения двух решений в одном предмете.

Арзон, Урзон и Везер насторожили уши и заинтересованно уставились на меня.

– В моей стране очень популярен древесный материал под названием «фанера». Это два-три слоя тонкой древесины, положенные крестообразно друг на друга и промазанные между собой клеем. После высыхания под прессом получается легкий и прочный материал с ровной поверхностью. Для вас, Везер, делать его – не проблема!

– Сделаем!

– Очень хорошо! Теперь поговорим о материале для звуковых дорожек. Когда мы были в мастерских Везера, то я заметил, что высохший клей по твердости похож на материал вот этой черной пластинки из нашей страны – не очень легко, но можно поцарапать. Если всыпать в клей очень тонко размолотый в пыль порошок, например из горящего камня – угля, то высохший клей станет более твердым и прочным, чем сейчас. И при этом не шероховатым, как обычный камень. Не будет портить иглу. Если покрыть этим составом фанерку, то мы и получим слой материала для звуковой дорожки. Только вот звуковые дорожки в таких заготовках уже не нужно будет прорезать.

– Как это?! – в один голос воскликнули все трое.

– Очень просто. Раз слой для дорожек сделан на основе смолы, то он будет размягчаться, если его сильно нагреть. Так, Везер?

– Да, мы это знаем – и что из того?

– Урзон, что будет, если на такую заготовку наложить вашу разогретую бронзовую пластинку со звуковой дорожкой и сильно прижать?

– После остывания дорожка с бронзы отпечатается на засмоленной фанере. Но она играть не будет. Дорожка будет зеркальной – не в том направлении закрученной. Понял! Нужно сделать бронзовую пластинку с дорожкой, нарезанной при обратном вращении. Тогда с нее можно будет лепить нормальные пластинки как пирожки!

– Всё верно. Сразу идеально, конечно, не получится, но опытным путем все препятствия преодолимы. Арзон, учтите, что угольная пыль очень вредная. Перемалывать уголь придется вам, и поэтому нужно озаботиться масками из плотной ткани.

– Понятно. Знаете, Серж, сейчас я уже не жалею, что мы стали искать совета у вас. Может быть, и мы можем вам чем-то помочь?

– Можете. Если у вас найдется хорошее ручное зеркало, то буду очень благодарен. Лучше, если оно будет серебряное.

– Нет ничего проще! Зайдем к зеркальщикам.

И зашли. Там я выбрал изящное серебряное зеркало на ручке и, распрощавшись со всеми, отправился восвояси. Проходя мимо Священного дерева, постучал по стволу:

– Нельга, ты дома?

Дриада высунулась из ствола.

– Вот, гномы просили передать тебе зеркало.

– Спасибо, – прошелестела зеленоватенькая девушка, – очень благодарна! Только вряд ли это гномы сами обо мне вспомнили…

Мои лошадки мирно щиплют травку. Водружаюсь на козлы и отправляюсь назад в Верн. Что за чёрт! Этого воображалистого петуха на придорожном заборе почему-то нет. Ага, прячется! Боится мести за кукареканье мне в спину? Конечно же, не знает, что я не злопамятный. Утренней толкотни у городских ворот уже нет. Стражники приветливо кивают мне, даже не приподнимаясь с лавок, чтобы заглянуть в коляску на предмет обнаружения контрабанды. Обленились, или их предупредили, чтобы вообще меня не беспокоили?

Сворачиваю на Рыночную улицу, а затем в проулок с иголкой на углу. Останавливаюсь у резиденции Льюиса. На другой стороне всё так же мужская очередь. Правда, стала покороче. Но зато чуть дальше, через несколько домов возникла очередь из женщин, девушек. И немаленькая притом. Льюис, как всегда, стремителен и энергичен.

– Синьор Серж, как мы все рады видеть вас! Идемте, идемте в дом! Расскажу, что было за ваше отсутствие.