Не только кимчхи: История, культура и повседневная жизнь Кореи

Остров Цусима далеко не случайно стал местом последнего визита официальной корейской делегации. В то время остров был полунезависимой административной единицей, автономным княжеством в составе феодальной Японии, а его повелители – даймё из клана Со – фактически являлись представителями центрального правительства Японии по связям с Кореей.

Помимо помпезных визитов в Эдо, Корея и Япония также поддерживали рабочие отношения; с японской стороны этим вопросом занимались именно власти Цусимы. Корейские чиновники среднего ранга посещали княжество Цусима примерно раз в 5–10 лет. Официально эти поездки устраивались для передачи писем правителям Цусимы, но на самом деле главной целью переговорщиков было решение текущих вопросов пограничных отношений, а также ознакомление с общей ситуацией в Японии. В первую очередь корейцев беспокоил вопрос о том, не собираются ли японцы снова напасть на Корею, поэтому корейские посланники тщательно следили за тем, не видно ли на острове признаков подготовки возможного вторжения.

Как уже говорилось, официальным языком переговоров был древнекитайский. Однако корейский тоже преподавался на Цусиме в специальной школе переводчиков, а некоторые японские чиновники для совершенствования языковых навыков ездили в Пусан. У этих чиновников была и другая важная задача: они управляли поселением Вегван

японской торговой базой, расположенной в районе, который сейчас превратился в центр города Пусан.

Вегван представлял собой обнесённое стеной и охраняемое поселение, в котором под пристальным вниманием корейских властей жили и занимались бизнесом японские купцы. Подобные закрытые и педантично контролируемые общины иностранных торговцев, не имевших права передвигаться по стране, были обычной практикой в странах Восточной Азии. В частности, у голландских и китайских торговцев были свои поселения (или, как тогда часто говорили, фактории) в японском порту Нагасаки, и выглядели они примерно так же, как Вегван. Примерно такой же правовой статус (до Опиумных войн 1839–1842 гг.) имели торговые миссии западных стран в китайском Кантоне (Гуанчжоу).

Первое соглашение, определившее статус Вегвана, было подписано в 1607 году, однако в 1678 году поселение было перенесено на новое место (это место неподалёку от нынешнего железнодорожного вокзала в Пусане). Территория была существенно расширена, но всё равно поселение оставалось небольшим – его площадь после 1678 года составляла примерно 30 000 м

, или три гектара. На его территории проживало несколько сотен японцев.

Абсолютное большинство обитателей Вегвана были торговцами или обслуживающим персоналом (писарями, грузчиками и т. п.) родом с острова Цусима, который располагается в Корейском проливе примерно в 50 км от Пусана. Они закупали корейские товары и затем продавали их у себя на родине, получая в итоге неплохую прибыль. Торговля была крайне важна для небольшого и бедного острова, поэтому, по статистике, в Вегване находился каждый двадцатый-тридцатый взрослый житель Цусимы. Ради беспрепятственной торговли обитатели Вегвана старательно соблюдали все законы и правила, установленные корейскими властями.

Правила эти, надо сказать, были весьма обременительны. Вегван был окружён двухметровой каменной стеной, в которой имелось трое ворот. Обычно были открыты только одни ворота, рядом всегда находились корейские стражники, а окрестности патрулировали корейские военные. Японцы не имели права покидать территорию Вегвана без специального разрешения, но, даже получив разрешение, не могли передвигаться на большие расстояния. Корейцы также могли входить на территорию Вегвана только при наличии разрешающих документов от корейского правительства. Если Вегван посещал корейский купец, охрана не только проверяла его документы, но и тщательнейшим образом досматривала и его самого, и его личные вещи, чтобы предотвратить контрабанду.

Контрабанда была главной головной болью для корейцев. Кроме того, корейские власти боялись, что японцы могут узнать какую-нибудь важную информацию: как уже не раз говорилось, к секретности в старой Корее относились очень серьёзно. Некоторую тревогу вносил и постоянный спрос японцев на рис. Власти боялись, что массовые закупки риса японскими купцами могут спровоцировать рост цен на рынках в Пусане. Чтобы предотвратить такой поворот событий, на экспорт в Японию вводили квоты.

Важнейшими товарами были рис и женьшень, которые экспортировались из Кореи в Японию, а также серебро, которое, наоборот, импортировалось. Япония была одним из мировых лидеров по производству серебра, и в большинстве случаев оно сначала продавалось в Китай, а оттуда поступало в другие страны.

Одной из особенностей Вегвана был полный запрет на присутствие на его территории женщин. Такая практика не была необычной: не имели права привозить с собой жён, подруг, служанок и вообще членов семьи женского пола ни западные купцы в Китае до 1840-х гг., ни датские торговцы в Нагасаки. Это установление существовало по одной простой причине: торговцы не должны были задерживаться в стране слишком долго. Но если в Китае и Японии иностранцам хотя бы разрешалось общение с местными куртизанками, то в Корее сексуальные контакты с местными «девушками с пониженной социальной ответственностью», равно как и с корейскими женщинами вообще, были запрещены под страхом смерти. Как упоминалось раньше, таким образом корейские власти пытались предотвратить появление будущих «идеальных шпионов».

Теоретически за запретный секс смертью наказывались оба участника. В реальности же всё было не так страшно: насколько известно, за 250 лет существования Вегвана ни один японец не поплатился жизнью за любовные утехи с местной красавицей. Девушки, как правило, тоже избегали серьёзного наказания. Если подобные связи становились известны (хотя есть основания предполагать, что в подавляющем большинстве случаев они так и оставались тайной), то провинившегося японца отправляли обратно домой, а кореянку из города высылали. В тех редких случаях, когда жителей Вегвана казнили, причиной этого были, как правило, контрабанда или убийство, но никак не сексуальные похождения.

Через Вегван, помимо вопросов торговли, решались и другие проблемы двусторонних отношений. Здесь всегда присутствовало несколько японских чиновников, поэтому Вегван в некотором роде служил постоянным представительством Японии в Корее. Официальные лица, прибывшие туда из Японии, консультировались с корейскими коллегами по разным текущим вопросам, помогали потерпевшим кораблекрушение японским морякам и рыбакам – и вообще они решали все проблемы, которыми и в наши дни приходится заниматься любому консульству в портовом городе.

Только в начале 1870-х гг., когда Япония активно включилась в процесс модернизации, дипломатия старого образца перестала быть актуальной. Япония, сначала ставшая жертвой западной экспансии, вскоре сама превратилась в главного агрессора по отношению к Корейскому полуострову. Пусан стал основным пунктом проникновения в Корею как японской, так и западной культуры (западная культура пришла в Корею в основном через Японию). В частности, Пусан можно назвать местом рождения корейской журналистики, потому что именно там начала издаваться первая современная корейская газета (и важную роль в этом начинании сыграли японцы). Но об этом мы поговорим в следующей главе.

05

Свежая газета

В популярных публикациях нередко можно встретить утверждения о том, что, дескать, «газеты существовали в Древнем Риме» (или, допустим, средневековом Китае). Скажем прямо: утверждения эти достаточно сомнительны. Сама идея газеты в современном понимании могла возникнуть только с зарождением капитализма, то есть тогда, когда в заметных количествах появилась буржуазия – люди, которые по роду деятельности нуждались в новостях, но не могли содержать собственных послов и шпионов, а поэтому были готовы за новости платить. Считается, что в Европе первые газеты стали выходить около 1610 года, в России – примерно столетием позже, когда в 1702 году появились «Ведомости» (если, конечно, не считать газетой «Вести-Куранты», которые предназначались исключительно для царя и Боярской думы и являлись то ли секретным правительственным бюллетенем, то ли сводкой развединформации).

В Корее газеты появились в конце XIX века. При этом почти во всех работах по истории корейской периодической печати можно встретить утверждение о том, что первой корейской газетой была «Хансон сунбо», которую начали выпускать в Сеуле с октября 1883 года. Однако это не так или, скажем осторожнее, не совсем так: первая газета в Корее всё-таки появилась несколько раньше. Ею была «Чосон синбо», выходившая в Пусане с октября 1881 года и, таким образом, опередившая «Хансон сунбо» почти на два года. Тем не менее в большинстве корейских исследований по истории периодической печати «Чосон синбо» упоминается лишь мельком.

Отсутствие у корейских учёных и журналистов желания обсуждать историю «Чосон синбо» (и даже упоминать о её существовании!) вполне понятно: эта пусанская газета была основана и выпускалась японскими поселенцами. Нежелание корейских историков (в массе своей настроенных националистически) всерьёз заниматься спорной газетой не покажется особо удивительным, если принять во внимание историю отношений между двумя странами. Изданию «Чосон синбо» часто приписывается статус «японской газеты», которая якобы публиковалась на японском языке и для японцев и, таким образом, не являлась частью корейской истории. Однако при более пристальном взгляде в подобных утверждениях нельзя не усомниться.

В начале 1880-х гг., то есть задолго до начала колониальной эпохи, в Пусане уже существовала большая и растущая японская община, члены которой у себя на родине привыкли к существованию периодической печати. Именно для них в первую очередь и издавалась «Чосон синбо» (в переводе – «Вестник Кореи»).

В 1876 году Япония вынудила Корею подписать Канхваский договор, который открыл корейские границы для иностранной торговли. Период изоляции, растянувшийся на два с половиной века, внезапно закончился, и японцы были первыми иностранцами, которые начали появляться в Корее в заметном количестве. Прибывавшие в страну японцы поначалу в основном селились в Пусане. Выбор места был обусловлен не только географической близостью этой части Кореи к Японии, но и тем, что район нынешнего Пусана веками был территорией, где располагался Вегван, поселение японских торговцев, о котором речь шла в предыдущей главе.

К 1881 году в Пусане насчитывалось 3400 японских поселенцев, причём приблизительно половина из них были уроженцами острова Цусима. Большинство поселенцев занимались торговлей. Так как до конца 1870-х гг. корейская экономика была закрытой, разница в ценах на внутреннем корейском рынке и на рынке международном могла быть огромной, и предприимчивые купцы, играя на разнице цен, могли получить внушительную прибыль. Это делало Корею привлекательным местом для японских торговцев, а их сообщество остро нуждалось в коммерческой и политической информации, которую им и предоставляла «Чосон синбо».

Издателем газеты была японская Торговая палата в Пусане. Её первый номер был напечатан 10 декабря 1881 года (он не сохранился, но дата основания газеты известна из сообщений японской печати).

Редактором газеты стал некий Оиси Норио, о котором неизвестно практически ничего: его имя не упоминается нигде, кроме самой газеты. Неизвестно и то, как долго просуществовала газета: сохранились только выпуски с № 5 по № 12. В выпуске № 12, вышедшем 15 мая 1882 года, содержатся анонсы материалов, которые должны были появиться в следующих номерах. Но были ли эти материалы напечатаны? Мы этого не знаем и, скорее всего, уже никогда не узнаем, потому что вероятность найти другие номера газеты исчезающе мала.

Поначалу «Чосон синбо» выходила в привычном ныне газетном формате, то есть в виде больших листов, но вскоре Оиси Норио перешёл на формат брошюры, поэтому поздние выпуски напоминают современные информационные бюллетени. Газета должна была печататься каждые десять дней, и похоже, что этот график в целом выдерживался.

Важной особенностью «Чосон синбо» было то, что она обращалась и к японской, и к корейской общинам Пусана. Конечно, очень немногие корейцы тогда владели японским, но газета выпускалась на двух языках: на японском и на ханмуне. Последний был основным языком письменного общения корейской элиты, на нём также свободно могли читать образованные японцы. Обращение редактора к читателям, которое содержится в каждом сохранившемся выпуске, однозначно указывает, что газета предназначена и для японской, и для корейской аудитории.

Примечательно, что в «Чосон синбо» в небольших количествах появлялись тексты с использованием корейской фонетической письменности, известной сейчас как хангыль (тогда это название ещё не употреблялось). Это было необычно, так как ранняя корейская пресса примерно до середины 1890-х гг. редко печатала материалы на корейском языке.

О чём писала «Чосон синбо»? Во-первых, на её страницах было много деловой информации, важной для торговцев и бизнесменов. Каждый номер содержал таблицу цен на основные экспортные и импортные товары, а также правила, касающиеся как ведения бизнеса, так и повседневной жизни японских поселенцев. Газета также печатала официальные объявления японского консульства, являвшегося высшим органом власти для японских поселенцев в Пусане и его округе. Некоторые из этих правил сегодня кажутся странными – например, запрет на продажу газет и журналов на рынках.

Многие статьи рассказывали японцам о Корее. «Чосон синбо» даже издавала (по частям, с продолжением) японский перевод классического корейского романа «История Лим Кён-опа». Появлялись на страницах газеты и статьи по корейской экономике и политике.

Как можно предсказать, газета жёстко критиковала консерваторов, бывших на тот момент у власти в Сеуле. В то же время, когда Хон Чэ-хак, видный ультраконсервативный учёный и ярый поборник конфуцианского «древнего благочестия», был казнён за то, что осуждал проведение даже самых умеренных реформ, редакция газеты выразила симпатии погибшему «конфуцианскому фундаменталисту» (именно так, скорее всего, описали бы Хон Чэ-хака в наши дни). «Чосон синбо» тогда напечатала письмо японского жителя Пусана, который был категорически не согласен с реакционными политическими воззрениями Хона, но подчёркивал, что каждый должен иметь право свободно выражать свои взгляды.

Многие статьи в поддержку деятельности корейских реформаторов были однозначно адресованы образованной корейской аудитории. В статьях содержался также критический анализ корейского конфуцианского фундаментализма и действий видных консервативных лидеров.

В трёх номерах «Чосон синбо» публиковалось открытое письмо Окуры Кихатиро в адрес начинающих корейских реформаторов – членов делегации, которую правительство Кореи направило в Японию для изучения достижений японской модернизации. Сам Окура Кихатиро был крупным бизнесменом, одним из создателей современного японского бизнеса. В письме он давал несколько практических советов, рекомендуя покупать за границей паровые машины, внедрять на корейских заводах и шахтах паровые двигатели, изучать современные технологии. В письме также говорилось, что Корее следует ускорить реформы – не в последнюю очередь потому, что в мире, как выразился автор, «слабое государство будет съедено».

Теперь, задним числом, это предупреждение звучит пророчеством: мы знаем, что Корея действительно будет «съедена», а «хищником» станет Япония. Однако в 1880-х гг. это ещё не было предрешено. На том этапе Япония – будущая колониальная империя – часто рассматривалась совсем иначе, а именно как проводник модернизации в Азии.

Разумеется, склонность современных южнокорейских историков игнорировать сам факт существования «Чосон синбо» во многом связана с их идеологической предвзятостью. Однако желание не считать «Чосон cинбо» первой корейской газетой имеет под собой и вполне реальные основания. По большому счёту, это пусанское издание было всё-таки маргинальным: как история страны в целом, так и история её печати в основном делались в Сеуле. Поэтому есть своя правда и в преобладающей – фактически, официальной – точке зрения, в соответствии с которой первой корейской газетой являлась «Хансон cунбо», появившаяся в Сеуле в октябре 1883 года.

Её основателем был Пак Ён-хё – один из молодых корейских реформаторов. В то время среди корейской дворянской интеллигенции, среди молодых представителей элиты росла уверенность в том, что в новом мире единственным шансом на выживание и успех для Кореи является проведение радикальных реформ. Образцом для этих модернизаторов, естественно, служила Япония, которая после революции 1868 года самым радикальным образом перестраивала жизнь на западный лад, внедряя западную науку, технологии, общественное устройство, даже западную моду и кухню. Для изучения японского опыта в соседнюю страну стали отправляться корейские делегации, и Пак Ён-хё удалось войти в состав, пожалуй, самой известной такой делегации, направленной в Японию в августе 1882 года.

Модернизирующаяся и меняющаяся Япония поразила молодых корейцев, которым стало ясно, насколько отсталой и неприспособленной к современному миру страной стала Корея династии Чосон. Среди многих новых явлений и общественных институтов, на которые корейцы обратили внимание, была, конечно же, и периодическая печать.

Большую роль в распространении новых идей сыграли беседы Пак Ён-хё с выдающимся японским философом и главным идеологом японской модернизации Фукудзавой Юкити. Тот подчёркивал важность наличия в стране СМИ европейского типа. При этом выдающийся японский философ считал, что печать должна была быть, если использовать более позднее ленинское выражение, коллективным организатором. По мнению и японских реформаторов, и их корейских подражателей, печать должна была объяснять народу необходимость преобразований и формировать в народе (скорее, впрочем, в элите) желание двигаться в том направлении, в каком собирались вести страну модернизаторы.

Пак Ён-хё был чрезвычайно впечатлён увиденным и услышанным, так что по возвращении на родину в январе 1883 года немедленно начал подготовку к изданию корейской газеты. На первых порах решающую роль в подготовке номеров играли японские консультанты, отобранные Фукудзавой Юкити, – в особенности молодой журналист Иноуэ Какугору (впоследствии на протяжении многих лет влиятельный депутат японского парламента). Первый номер газеты «Хансон сунбо» (

«Хансонский ежедекадник» – газета, выходившая раз в десять дней) увидел свет уже 31 октября 1883 года.

Газета напоминала небольшую брошюру. В ней было 24 страницы, по размеру примерно соответствовавшие нынешнему формату А4. Газета выходила исключительно на ханмуне. Выбор языка однозначно показывает, что главной и фактически единственной целевой аудиторией была политическая и культурная элита, составлявшая не более 1–2 % корейского общества.

В декабре 1884 года реформаторы попытались организовать государственный переворот и физически уничтожить главных противников нового курса – конфуцианских фундаменталистов. Попытка закончилась полным провалом: консерваторы, опираясь на поддержку Китая, свергли реформаторское правительство, которое продержалось у власти лишь три дня. После этого консерваторы приступили не только к физической расправе над противниками, но и к разгрому созданных реформаторами учреждений. Жертвой погромов стала, в частности, только что созданная почтовая служба, а газета «Хансон сунбо» была закрыта.

Издание газеты было возобновлено всего лишь год спустя, в январе 1886 года. Вернувшиеся к власти консерваторы пришли к выводу, что какие-то уступки новой реальности сделать всё-таки необходимо, и согласились с тем, что стране нужна периодическая печать. Новый вариант газеты отличался от изначального как по периодичности, так и по формату. Во-первых, газета стала выходить на листах формата В5. Во-вторых, из ежедекадной она превратилась в еженедельную, что отразилось и в названии – отныне газета стала именоваться «Хансон чубо» (

«Хансонский еженедельник»), хотя преемственность с закрывшимся в 1884 году предшественником не скрывалась.

Переход к новой периодичности имел определённое символическое значение. В странах Восточной Азии европейская семидневная неделя до конца XIX века была практически неизвестна, и ритм жизни определялся декадами-десятидневками. Переход к еженедельной периодичности в выпуске газеты был, таким образом, символическим шагом в сторону модернизации страны по европейскому образцу.

Главные цели газеты оставались неизменными. В редакционной статье, посвящённой возобновлению газеты, её издатели объясняли, зачем нужна «Хансон чубо» и другие СМИ: «Страны Европы не очень велики ни по территории, ни по населению, но ныне в их руках сосредоточены богатство и сила мира, и они повелевают всеми шестью частями света. Это стало возможным потому, что с помощью печати они просвещали народ и ежедневно развивали его, мобилизовали его мудрость и составляли новые планы. Если и наша страна, подобно странам Запада, создаст периодическую печать, то народ будет становиться всё богаче, а государство – всё сильнее, так что в будущем и мы поднимемся на ту же колесницу, которой покорён мир, и, быть может, [наша колесница] обгонит [колесницы] стран Запада». Что ж, авторы этого текста ещё не знали термина «догоняющая модернизация», но задачи свои они сформулировали точно, и, что интересно, задачи эти (догнать и перегнать!) были в итоге ими – или, скорее, их потомками – успешно решены.

Редакционные статьи, в которых руководство издания выражало мнение по поводу тех или иных политических и общественных вопросов, стали нововведением «Хансон чубо». Кроме того, газета стала печатать текущую информацию о рыночных ценах, что делало её очень привлекательной для купцов – и корейских, и японских, и китайских (крайне немногочисленные торговцы из стран Запада в массе своей ханмуном не владели и едва ли могли знакомиться с этой информацией).