На краю мира

Проследовала пауза.

– Ты действительно это хочешь знать? Хорошо. Я скажу, что я попал на какую-то землю. Это неизвестная земля. Я тут совсем один. А ты матушка, что скажешь по этому поводу?

Гром гремел снаружи, а потерпевший крушение продолжал сидеть в пещере один, чуть покачиваясь из стороны в сторону.

– Матушка, ты права. Прости меня. Но все не так плохо. Я действительно не послушал вас, но за все я сам держу ответ. Поверьте мне…

Мужчина замолчал. Его лицо покрыла уже борода, что некогда была щетиной. Это была безобразная борода. Она ничего не имела общего с красивой английской бородой у каких-то солидных лордов, что гуляли в цилиндрах по улицам Лондона. Еще они держали в руках частенько трости с позолотами на рукоятке. Некоторые из них носили монокли. Это тоже придавало им какую-то статность и значимость, помимо отличных фраков и лакированной обуви.

Джон Вуд был сейчас один и вдали от дома. Там снаружи неистово бушевал шторм, а он прятался от дождя, ветра, молний и моря тут.

День двадцать шестой

Буря стихла. Джон проснулся с мыслями о доме. Еще он в какой-то момент начинал понимать, что постепенно сходит с ума от одиночества. Оно убивало в нем старого матроса, что уверенно носился по кораблю. Там он драил палубы, спускал, поднимал паруса. Еще он на берегу с жадностью упивался любовью девушками и женщин разных сословий. В кабаках в укромных местах он приносил им счастье и сам получал от этого удовольствие. Так бывало каждый раз, когда «Синяя птица» швартовалась в каком-нибудь довольно крупном порту.

– Боже мой! Сегодня двадцать шестой день, а я еще здесь… – мужчина жаловался небу, но, то хранило безмолвие. – Ты хочешь, чтобы я совсем сошел с ума от одиночества? Или ты хочешь, чтобы я куда-то плыл еще…

Джон замолчал, посмотрел в испещренный трещинами свод низкой пещеры. Она, наверное, больше походила на нору, чем на пещеру. И сам он был не пещерный человек. Вуд был моряком, который уцелел после кораблекрушения и схоронился в махонькой прибрежной выбоине. Грот сформировало море тут некогда. Видимо, граница морских волн доходила до таких участков земли. Они вылизали в скале эту впадину.

Солнце заливало пейзаж светом. Джон выбрался наружу. Искал опять моллюсков на берегу моря. Его уже воротило от этой пищи, честно говоря. Однако другой еды у него не было.

Уже в сумерках, когда дневное светило упало за горизонт, Джон Вуд соорудил на пляже подобие искусственного памятника или призыва к тем, если кто-то приплывет сюда. Хотя на это шансов было очень мало. Это прекрасно осознавал Джон. Бесполезные камни. Тщетные надежды. Так мало просвета тут во тьме. Есть только он разговаривающий сам с собой, и никого больше.

День двадцать седьмой

Сизые сумерки уступили место новому рассвету. Джон еще какое-то время ворочался на своей «кровати». Она представляла собой кучу сухой травы, которая излучала запахи, как бывает, когда лежишь на сеновале. Что мог принести этот новый день Джону Вуду? Ничего…

Джон проснулся. Разглядывал свою поврежденную левую руку. На запястье красовался большущий шрам от наемника в Египте. Ржавый гвоздь также оставил свой след. Рука визуально была поврежденной. Это было заметно. С этим ничего нельзя было поделать. Однако Джон печалился не по этому поводу. Он хотел вырваться из этого заточения.

День прошел в поиске пищи. Во второй половине дня матросу удалось поймать и убить какую-то нерасторопную птицу довольно крупных размеров. Он напал на нее сзади, ударив по ней своей доской, которую он в свое время притащил с «Синей птицы». В криках птица умерла. Джон еще ощипывал в пещере. Затем мучительно долго разжигал костер. Натаскал возле пещеры сухой травы и веток, которых нашел в окрестностях своего жилья.

Засыпал он с чувством умиротворения. В провизии у него от корабельного повара осталась еще соль. Потому свою убитую птицу Вуд посолил, и ел с особой жадностью. Это казалось ему райской едой, после ежедневных поеданий моллюсков.

– Боже ты меня слышишь? – Джон смотрел вверх, на небо. Там сияли яркие и пронзительные звезды. Они несли какую-то смысловую информацию для человека, что заплутал и застрял на этой безымянной земле.

Ответа не было. Небеса хранили молчание. Свист разносился в ночи откуда-то из перелеска. Во мраке джунглей кто-то распевал песни…

День двадцать восьмой

Джон утром обнаружил на берегу какой-то сундук, что почти развалился. Его выбросило на песок ночью. Матрос исследовал его. Он был забит какими-то сырыми тряпками. Еще там были склянки и бутылки. В одной из них был ром. Во второй было старое французское вино, что приятно пахло. Отчего Вуд даже слегка улыбнулся.

«Спасибо тебе, Боже!» – Воскликнул мужчина, глядя наверх в небо.

Небо не было, пронзительно синим, как раньше. Перистые облачка затягивали высоту…

Последняя находка в сундуке порадовала больше всего. Там было склянка с чернилом. Он снова мог писать свои дневники.

День двадцать девятый

Джон напился. Выпил французское вино. Опустошил бутылку до последней капли. Потом матрос откупорил ром. Опорожнил и ее, оставив лишь чуть-чуть для обработки ран спирта.

Пьяный дурман пришел к Вуду. Он распевал песни, бродя по песчаному берегу в полном одиночестве. В руках он продолжал сжимать бутылку с ромом.

«Море, море… А море, море. Забери меня с собой!» – благим матом продолжал кричать моряк в сумерках. Тьма захлестнула небо. Заката не было видно тоже. Темные джунгли наполнялись гомоном местных обитателей. Там мириады живых существ ползали, порхали и бродили под сенью южной ночи.

Уснул Джон Вуд поздно ночью в своей пещере. В гроте помимо него еще кто-то жил. Пищали мыши, таща у него провизию: засохшие хлебные куски.

Часть 3. Мальва

День тридцатый

Я опять начал писать дневники. У меня появились чернило. Бумага тоже еще есть. Я этому безмерно рад, честно говоря. Сегодня кажется тридцатый день с момента, когда я опять начал писать дневники. Когда-то раньше я писал их, когда жил в Оксфорде. С тех пор многое, что изменилось в моей жизни. Я не в Англии. Я на каком-то необитаемом острове. Я исходил эту землю вдоль и поперек, осознав, что тут даже не полуостров.

Вчера я много пил. Нашел на берегу моря сундук с алкоголем. Еще я нашел чернило. Собственно, почему и начал опять писать дневники свои. Потребность вести заметки по собственной жизни очень важны для меня.

День тридцать первый

Проснулся я поздно. Много думал о своей жизни. К чему я пришел? Да ни к чему хорошему. Я сейчас торчу на острове совершенно один.

Я перечислю моменты настоящих дней, которые вызывают раздражение у меня:

Во-первых, я страдаю от одиночества. Тут совершенно нет людей. И это очень удручает меня. Все люди социальные существа. Я не исключение.

Во-вторых, я давно не имел отношений с девушками. Эта проблема вытекает из первой. Это тоже загоняет меня в ступор. С этим я пока ничего не могу поделать.

Третья причина моего раздражения – отвратительная и скудная еда. При взгляде на моллюски по моему телу уже ползут мурашки, но выбора у меня нет. Фрукты я ем, но их мало. Мясо я вовсе редко употребляю. Вспомнил сразу почему-то про ту куропатку, которую я убил доской от корабля. Славный был тот вечер, а я с полным брюхом смотрел в звездное небо.

Последняя причина, я не могу находиться, в одном месте долго. Мне нужно плыть и куда-то далеко. Меня зовет море, но я никак не могу выбраться с этого чертового острова. Я могу только писать эти дневники, и искать еду себе.

День тридцать второй

Во сне меня преследовали какие-то эротические фантазии. Я кувыркался с какой-то красоткой с длинными волосами. Нам было хорошо. Боже мой, как я скучаю по девушкам. Надеюсь, что я когда-нибудь выберусь с этого острова.

Небо сегодня было хмурым. Наверное, скоро будет опять шторм. Моя интуиция обычно не подводит меня. Натаскал новой травы в свою пещеру. Теперь моя постель будет более мягкой, чем раньше и душистой. Я все как и раньше общаюсь сам с собой. Собеседников у меня нет тут.

День тридцать третий

Ночью был шторм. Затяжной и холодный он рвал листву на пальмах. Море ревело во тьме, но меня это мало как касалось. Я спал как младенец, который напротив, засыпал еще крепче, оттого что его мать убаюкивала в своей кровати.

К утру все стихло, но вместе с тем меня ждал нежданный сюрприз. На берегу моря я обнаружил какую-то незнакомку, что лежала на песке без чувств. Я проверил пульс у блондинки. Она были жива. Утащил ее к себе в грот-пещеру. Там она пришла в себя. Сначала незнакомка испугалась сильно меня. И действительно я выглядел сейчас ужасно. Оброс волосами и был не так чист телом, как раньше. Исхудал еще сильно.

Я благодарен Богу, что я наконец-то не один. Это действительно очень хорошо.

На вопросы мои, о том, откуда она и как ее зовут, девушка ответила мне, что ее зовут Мальва, сама она родом откуда-то с южных островов Атлантики, что принадлежат Великобритании.

Я напоил девушку водой из ручья. Кормил ее моллюсками, затем вынул из коробки остатки пищевых запасов от повара Джо, который, скорее всего, погиб, как и весь мой экипаж «Синей птицы».

Пришлось еще натаскать еще из джунглей камышовой растительности, чтобы обеспечить себе ложе. Свою «кровать» я отдал Мальве. Думаю, она будет довольна.