Грязь. Сборник

– У тебя новая прическа?

– Так, времени не было, просто в хвост собрала, – и она поцеловала его в лоб.

Николай принял поцелуй и улыбнулся:

– Здравствуй, Маша, не ожидал.

– Сама от себя не ожидала.

Она сняла пальто, и началась дружеская беседа.

Кравец долго рассказывала про своего бывшего ухажера в столице, у которого жила и постоянно от него уходила. Он ее использовал, а потом провожал до двери всеми проклятиями. Она в слезах ходила по городу, но каждый раз под утро возвращалась, как она говорила, «унижаться». А если она всё же решалась дойти пешком до сестры, живущей на другом конце города, то просил прощения, чем растапливал ее наивное девичье сердце. И так раз за разом. «Я ему была не интересна, он говорил, что я ему не нужна, а потом как-то раз сказал, что вроде нужна. И тут я запуталась окончательно».

В конце концов, Зарёв на это сказал ей только одно слово:

– Дура.

И был удивлен, когда она обиделась. И только убедительная аргументация про то, что уважающие себя люди не позволяют обращаться так с собой, что она вела себя как собачка, привязанная к хозяину, и такие отношения ненормальны и губительны и прочее, прочее, прочее, помогли вернуть ее расположение. Однако дурой она себя так и не признала. Впрочем, не в этом было дело.

– Цвет меня вчера подвозил до новой квартиры и сказал, что был у тебя.

– Да. Предлагал сотрудничество, виляя всем, чем можно, а под конец спросил про Сирень, мол, «Как давно я ее видел?». Как будто он не знает. Тут я уже стерпеть не мог.

– Может, тебе пора забыть её?

Зарёв стиснул зубы. Воспитанный на сказочных историях про одну любовь на всю жизнь, он, пережив школу, сохранил свой чистый и непорочный идеализм. Именно это и привело его в тот блистательный вечер к Сирени. Всё было как в лучших романах столетия: не влюбиться невозможно. А потом падение.

– Сложно всё это, – вздохнул он, сбрасывая напряжение.

– Это точно… Знаешь, я только сейчас поняла, что лучшим временем в моей жизни было детство, – Маша перестала улыбаться, смотрела куда-то далеко-далеко в решетчатое окно. – Кружки, школа, бабушка и дедушка рядом, сестра еще с нами, Чаппи, «кузнечик» на гитаре, все разделяют мои интересы, хвалят за увлечения…

– Моменты детства, что остались позади,

Я все равно слышу вас,

Моменты детства.

Мне так здорово,

Мне так весело,

Если долго думать о вас,

То покажется, что я счастлив.

Это и есть послание от того ребенка,

Которым был я?

Маша взяла его руку и всхлипнула, с благодарностью смотря на друга.

После шести вечера Ёжик вернулся в редакцию. Его встретил расписанный коридор в свете сияющих ламп.

На стене большими буквами было написано: «HELP! 1965», а под надписью – четыре хорошо знакомые фигуры в синих дождевиках с расставленными руками. Вот лицо Леннона, а рядом его стихи в несколько столбцов. Рядом со строчкой «Nothing to kill or die for» стояла дата – 08.12.1980. Чуть подальше огромные сочные губы с высунутым языком – знак роллингов. После них стену захватывают непонятные линии, разноцветные пятна, вихри, очертания таинственных городов и размытые человеческие фигуры. Хотя, человеческие ли?

На потолке сельская идиллия: зелёные поля, заходящее солнце, нежно-розовые облака, деревушка вдалеке и проселочная дорога, по которой бредет стадо коров. Ярослав слышал, что где-то тут еще были подрисованы пара хоббитов, несущих кольцо в Ородруин, но он до сих пор еще не нашел их.

Сняв сапоги и повесив куртку, он прошёл в квадратную комнату. Там за столом сидела Лена, активно выписывая строчки из книг в свой рабочий блокнот. Ёжик тихо подошёл к ней и прошептал:

– Лена…

– Господиии… – встрепенулась она и, увидев Ярослава, добавила, положив руку на грудь. – Ну ты меня и напугал.

– Извини, не думал, что ты настолько этим поглощена, – он достал и своего рюкзака папку. – Вот, все интервью за эту неделю.

– Ух ты, ты управился со всем за два дня?

– Так всё хорошо совпало.

Лена взяла интервью и поставила их на полку в стеллаж.

– Хоть кто-то хорошо поработал, – с досадой сказала она.

– А что такое?

Но тут их прервали голоса спускающихся со второго этажа.

– Ёжик! – радостно воскликнула Маша и сбежала по лестнице к нему, чтобы обнять.

Ярослав с улыбкой расставил руки в стороны: друзья встретились.

– Не знал, что ты приехала.

– Буквально вчера всё это было, – она окинула всех взглядом. – И теперь я снова с вами.

– Значит, всё будет хорошо, раз мы снова все вместе, – неуверенно сказал Ёжик.

Зарёв, стоя на лестнице, как капитан корабля, поднял руку вверх и спокойно сказал:

– Будет.

Дойдя до входной двери, Маша и ее любимый поэт обнялись на прощание и пожали друг другу руки.

– Ты звони, Коль.

– Конечно, дорогая.

Взгляд Зарёва скользнул по ее руке и остановился: из-под приподнятого рукава ее кофты выглядывали свежие синяки.