Ледяной поход генерала Корнилова

– Сдавайтесь! – последовал ультимативный ответ. – Сдавайтесь! Или мы придём и всех перевешаем!

– Приходите… – резко оборвал разговор полковник Ширяев и бросил трубку.

И красные пошли. Они обрушились всей своей пятитысячной массой на позиции добровольцев. Их головной блиндированный поезд при поддержке 500 штыков пехоты медленно двинулся вперёд, стреляя из пулемётов и установленного на нём орудия. Выждав, когда вражеские цепи подошли на расстояние менее версты, морская рота открыла по ним убийственный огонь из пулемётов. Красноармейцы заметались, остановив наступление, и залегли. Их бронепоезд тоже встал и усилил артиллерийскую стрельбу, пытаясь подавить пулемёты белых.

Пули вкруговую били в стены вокзала. Кирпичи, штукатурка и стёкла обильно сыпались на многочисленных раненых, умножая их страдания. Один из снарядов угодил в здание, перебив и переранив несколько человек. «Здесь был ранен капитан 2-го ранга В. Потёмкин, которому картечь выбила правый глаз и застряла в мозгу, – свидетельствует В. С. Эльманович. – Когда бронепоезд подходил, то наши пулеметы открывали ураганный огонь, и он принужден был отступать»[7] (#litres_trial_promo).

В это время, пользуясь удобным моментом, красные цепи вновь поднялись и бросились вперёд. Снаряды разбивали в щепы вагоны, которыми прикрывались моряки, но они продолжали вести нещадный ружейный и пулемётный огонь. Не доходя до вокзала всего 200 или 300 шагов, упираясь в стену огня, красные цепи вновь встали. Затем, не выдержав накала боя, они в беспорядке откатились версты на две назад. В то же время бронепоезд по-прежнему находился на расстоянии полуверсты от вокзала и продолжал артиллерийским огнём безнаказанно громить позиции ударного дивизиона и морской роты. «Красные обошли нас со всех сторон, – писал А. П. Ваксмут, – и в течение дня их броневик с одной пушкой подходил вплотную и громил нас. Сыпались кирпичи и стекла, и пули бились в стены со всех сторон. Таких атак в течение дня было четыре…»[8] (#litres_trial_promo) Во второй половине дня и на фронте морской роты и с флангов, где держал оборону ударный батальон, наступление красных захлебнулось.

Хотя все атаки добровольцам удалось отбить, их положение оставалось отчаянным – вражеское кольцо сжалось, патроны на исходе, потери в отряде неуклонно росли. Он оказался заперт на крохотном пятачке вокруг здания вокзала. Добровольцы ожидали новых атак, уповая на обещанную помощь из Ростова. И с каждым часом их надежды таяли… «Но вот, около красного бронепоезда стали рваться снаряды: это стреляли орудия отошедшего к Ростову взвода юнкерской батареи, наблюдатели которого заметили бронепоезд. Несколько разрывов и… прямое попадание в паровоз…[1 - Иначе этот боевой эпизод описан в воспоминаниях В. С. Эльмановича: «…произошел замечательный курьез, так как снаряд, выпущенный их пушкой, попал в их же паровоз, и в облаках пара, при воплях раненых, он с трудом попятился и уже больше не показывался. По-видимому, красные артиллеристы приняли свой паровоз за наш, то есть “свои своих не познаша”» (Эльманович В. С. Морская рота Добровольческой армии // Вестник первопоходника. № 12. Сентябрь 1962). – Примеч. авт.]»[9] (#litres_trial_promo) Пользуясь удачным моментом, морская рота немедленно организовала вылазку с целью утолить патронный голод и заставить замолчать оставленный без прикрытия отступившей пехотой, подбитый красный бронепоезд.

Добровольцы сумели подобраться к паровозу на довольно близкое расстояние и внезапно ударили в штыки. Закипел упорный рукопашный бой. В жестокой схватке белые моряки перекололи всех артиллеристов и пулемётчиков, а паровоз бронепоезда привели в негодность. В отряд они вернулись с богатой добычей – увешанные пулемётными лентами и с приличным запасом винтовочных патронов. На вокзале их встретили с нескрываемой радостью. Однако положение добровольцев оставалось критическим. Они продолжали надеяться на спасительную помощь.

Пока Батайский отряд в полном окружении отбивал яростные атаки красноармейцев, шедший ему на выручку юнкерский батальон во главе с генералом Марковым пытался прорвать красный фронт со стороны Ростова. Но жидкая цепь юнкеров натолкнулась на густые массы красной пехоты и, получив фланговый удар со стороны селения Батайск, отошла назад.

Вскоре юнкера сами вынуждены были перейти к глухой обороне. Генерал Марков долго не выводил их из-под огня, надеясь, что Батайский отряд, правильно оценив обстановку, пойдёт на прорыв и надеялся поддержать его. Но полковник Ширяев весь день оставался на вокзале, выполняя полученный накануне боя приказ – держаться до подхода подкрепления. В конце дня, во избежание лишних потерь, генерал Марков всё же отвёл юнкеров за реку Бейсужок. Теперь Батайский отряд и юнкерский батальон разделяло вёрст пять и несколько тысяч красной пехоты.

К вечеру стала меняться погода. Угомонился степной ветер и смягчился мороз. Выпал снег, бережно покрывая землю белым саваном. Разгулялась позёмка, заметая следы дневного боя, воронки от разрывов артиллерийских снарядов, искорёженные обломки железнодорожных вагонов, многочисленные тела убитых…

Наступила ночь на 2 (15) февраля, а с нею пришла зловещая тишина на всём батайском фронте. Полковник Ширяев выставил посты и дозоры и собрал остатки отряда в здании вокзала, чтобы дать измотанным за боевой день людям пищу и отдых.

Командир отряда собрал всех начальников. На повестке совещания – оценка обстановки. Как всегда, главный вопрос – что делать? Оставаться на своей позиции на вокзале имело смысл лишь в том случае, если необходимо овладеть всем железнодорожным узлом и селением Батайск. Для этого требовались крупные силы почти всей Добровольческой армии, а не помощь в 200–300 штыков. Патронов, с учётом трофейных, явно не хватало на отражение нескольких атак. «Потери отряда за день боя – до 35 человек, – отмечал В. Е. Павлов, – из которых 6 человек убитых и 5 тяжело раненных… В отряде всего 140 бойцов. Настроение бодрое, но силы противника подавляющие: их насчитывают не менее, как в 3000 человек»[10] (#litres_trial_promo). Удерживая вокзал во второй день боёв, отряд обрекал себя на агонию и, в конечном счёте, на разгром. Оставшихся в живых добровольцев неминуемо ожидали жестокий плен и мученическая смерть. В близкую помощь командир отряда больше не верил. На совете решили под покровом ночи пробиваться в наименее опасном восточном направлении на станицу Ольгинскую.

Оставался самый трудный вопрос – как вывести раненых, особенно носилочных. «Я был тяжело ранен и лежал внутри вокзала и обязан своей жизнью полковнику Ширяеву, – писал А. П. Ваксмут. – С наступлением темноты было решено пробиваться. Нас, носилочных раненых, было человек 8–9, и мы были большой обузой для остальных. Зная бесчеловечную жестокость, издевательства и пытки, которым подвергались попавшие в плен к красным раненые добровольцы, кто-то предложил из милосердия нас добить. Услышав это, полковник Ширяев заявил, что либо все выйдем, либо все останемся»[11] (#litres_trial_promo).

Полковник Ширяев считал, что наибольшая опасность находилась в северной части станции. Согласно плану прорыва, отряд разделили на три группы. Первой группе в 40 человек ударного дивизиона под командованием ротмистра Дударева отводилась роль прикрытия с севера, «…ротмистр Дударов[2 - Так в тексте. – Примеч. авт.](убит летом 1918 г.), – отмечал В. С. Эльманович, – очень спокойный, храбрый офицер и прекрасный стрелок»[12] (#litres_trial_promo). Выходя со станции на дорогу к станице Ольгинской, в случае тревоги у противника, группе этой следовало отвлечь внимание красных от главных сил отряда. Через полчаса после выступления группы ротмистра Дударева, 50 человек во главе с полковником Ширяевым выносили раненых. Им намечался путь от вокзала прямо на восток, в степь. Ещё через 30 минут морской роте в 40 человек под командованием штабс-капитана Фёдорова предписывалось уходить наиболее безопасным путём, действуя по обстановке. Всем группам предписывалось следовать к разъезду Заречная самостоятельно. В случае серьёзного боя авангарда остальным группам следовало оказать ему поддержку.

Во время совещания на погружённой в темноту станции вдруг зажглись фонари. Добровольцы немедленно разбили их ружейными выстрелами. Вражеское расположение оставалось освещённым, что облегчало наблюдение.

Главный расчёт полковника Ширяева на слабую бдительность красных и на удачу полностью оправдался. Высланные на разведку добровольцы вскоре сообщили о незначительном охранении противника. Более того, несколько разведчиков, встретив вражеский дозор, выдали себя за «товарищей». В ходе разговора они выведали расположение красных постов. Узнав об этом, отряд воспрянул духом. Шансы на благоприятный исход операции существенно возросли.

Ротмистр Дударев вывел своих людей из вокзала в 22 часа. Его группа скрытно проследовала вплотную к Батайску, где столкнулась с вражеским дозором. Добровольцы не растерялись и выдали себя за отряд, высланный красным командованием на восточную окраину станции. Красные поверили. Удача вновь улыбнулась добровольцам, и они бесшумно проскользнули на указанную им дорогу.

Ночь оставалась тихой – ни винтовочного выстрела, ни пулемётного всполоха. В намеченное время выступила группа полковника Ширяева. От станционного перрона по направлению на станицу Ольгинскую ей следовало пересечь десяток железнодорожных путей, забитых товарными составами. Первыми вышли два морских офицера, братья Борис и Сергей Ильвовы с пулемётами, за ними потянулись остальные. С большим трудом добровольцы протаскивали под вагонами носилочных раненых. При этом образец мужества и благородства показал капитан 2 ранга Потёмкин «…раненный в голову, лишившись глаза, преодолевая головную боль, он, когда люди выбивались из сил, неся раненых, сам помогал нести их. Несколько часов до этого, он, раненный на вокзале, хотел застрелиться, но у него отобрали револьвер. Теперь он спасал других»[13] (#litres_trial_promo). Линию железной дороги от степи отделяла каменная стена, у которой добровольцы спугнули вражеский караул. Но и тут им повезло – тревоги не последовало, и через пролом в стене группа спокойно вышла в степь. Шёл спасительный снег, лёгкая метель быстро заметала их следы.

Тревожно вслушиваясь в гнетущее безмолвие ночи, на вокзале оставалась ещё морская рота. К счастью вокруг всё было спокойно. Однако после кошмара дневного боя от физической усталости и психического перенапряжения у некоторых добровольцев стали сдавать нервы. Один из офицеров 2-го офицерского батальона резко отвергал утверждённый план движения и предлагал выходить в направлении на Нахичевань. Несколько человек его поддержало. Возник конфликт в самое не подходящее для этого время.

Касался ли спор только маршрута движения или поднимались и другие чувствительные темы, например судьба раненых? Согласно описанию событий в книге «Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917–1920 годов» отряду полковника Ширяева удалось спасти всех раненых. В. Е. Павлов отмечал: «На вокзале были оставлены тела убитых, вынести которых не представлялось возможным»[14] (#litres_trial_promo). Однако участник батайских боёв в рядах морской роты В. С. Эльманович, в те дни мичман, в своих воспоминаниях свидетельствует об обратном – часть раненых всё же оставили на вокзале, обрекая их на пытки и страшную смерть. В этой ситуации самоотверженно повела себя женщина-врач. Из милосердия к раненым она не пожелала уходить и разделила с ними их жуткую участь. Вскоре добровольцам открылись леденящие душу подробности плена. «Как мы узнали потом, – с болью писал В. С. Эльманович, – оставшиеся наши раненые были убиты, а женщина-доктор, по долгу службы оставшаяся с ними, была зверски изнасилована и сошла с ума»[15] (#litres_trial_promo).

Прошло полчаса после выхода группы полковника Ширяева. Вокруг вокзала висела ненадёжная тишина. Дальнейшее промедление могло дорого обойтись морской роте. Понимая это, несмотря на разногласия среди офицеров и общую нервную обстановку, штабс-капитан Фёдоров смог вовремя вывести из вокзала свою группу. Он двинул её сначала в южном направлении, но затем решил обойти станцию с востока. Пять офицеров, затеявших спор на вокзале, откололись от группы и ушли в направлении на Нахичевань. В пути морская рота натолкнулась на охранение юнкерского батальона. Юнкера приняли их за красных и открыли огонь, ранив двух моряков.

Люди полковника Ширяева, вынося раненых, шли всю ночь по заснеженной степи. Двигались медленно. К счастью, красные их не преследовали, что вызывало недоумение у многих добровольцев. «Совершенно непонятно, почему красные за нами не следили и так легко нас выпустили»[16] (#litres_trial_promo), – удивлённо отмечал А. П. Ваксмут. Горсть голодных, замёрзших, выбившихся из сил людей на открытой местности являлась компактной целью. Вероятно, ожесточённое сопротивление Батайского отряда и тяжёлые потери красноармейцев заставили красное командование дать добровольцам возможность уйти в степь. Несмотря на колоссальное превосходство в численности и в огневой мощи, за разгром Батайского отряда красные заплатили бы красную цену.

К утру 2 (15) февраля, измученная тяжёлым переходом и нервной обстановкой, группа полковника Ширяева достигла большого армянского хутора. В пути от неё отстало четыре человека. Из хутора отправили верхового в станицу Ольгинскую. Вскоре за добровольцами примчались казаки на розвальнях и во второй половине дня доставили их в свою станицу. Немного передохнув и дождавшись утра, добровольцы решили двигаться к парому напротив станицы Аксайской.

Метель заметно усилилась, заметая дорогу, и возник риск сбиться с пути и заблудиться, а раненых, для оказания им квалифицированной медицинской помощи, требовалось отвезти в Ростов без промедления. Кроме того, надолго оставаться в станице было небезопасно – в любое время могли появиться красные. Одна молодая казачка-учительница вызвалась сопроводить добровольцев, поскольку хорошо ориентировалась на местности и много раз ездила из станицы в Ростов и обратно. Она благополучно вывела отряд полковника Ширяева к парому и 3 (16) февраля приехала с ним в донскую столицу на поезде.

По возвращении в Ростов остатки морской роты вошли в состав 4-й роты Офицерского полка, которую возглавил ротмистр Дударев.

Двое суток, 2 (15) и 3 (16) февраля, при поддержке артиллерийского взвода юнкерский батальон отбивал атаки красных частей, неоднократно наступавших со стороны Батайска. В ночь на 3 (16) февраля генерал Марков отвёл юнкеров ближе Ростову за мост через Дон, на более выгодную позицию.

Погода не жаловала. После короткого потепления вновь крепчал мороз и набирали силу ледяные степные ветра. Спасаясь от зимней стужи, немногим юнкерам удавалось укрыться на речных барках или в немногочисленных береговых строениях. Большинство сидело в заснеженных и обледеневших окопах. За три дня из строя выбыло около 40 человек, половина из них – заболевшие.

Генерал Марков понимал, что юнкеров необходимо сменить на позиции, и вытребовал из Ростова 2-й офицерский батальон полковника Лаврентьева. Батальон состоял из двух рот в 40 и 47 штыков с двумя пулемётами Льюиса под командованием полковников Семёнова и Зудилина, с запасом винтовочных патронов по 150 штук на человека.

Из донской столицы батальон шёл пешком. Морозный ветер не унимался. Колючий снег бил офицерам в лицо. 4 (17) февраля, во второй половине дня, уже в сумерках, батальон прибыл на позицию. Для встречи с начальством он построился у эшелона, где в вагонах у маленьких костров грелись юнкера.

После короткого приветствия генерал Марков сказал: «Перед вами бывший начальник штаба Юго-Западного фронта – генерал-лейтенант Марков. Вас я призвал сюда, чтобы сменить юнкеров: они не втянуты в боевую жизнь, им тяжело и ещё в такую погоду. По другую сторону моста стоят 5000 человек большевистской сволочи. Уверен, что вы с ними справитесь и удержите позиции»[17] (#litres_trial_promo).

Офицеры быстро сменили юнкеров на позициях, а двухорудийный офицерский взвод сменил юнкеров-артиллеристов. Трое суток, с 5 (18) по 8 (21) февраля, батальон полковника Лаврентьева сдерживал ежедневные атаки красноармейцев со стороны Батайска, пресекая все попытки врага овладеть мостом.

Глава вторая

Зверево

Зверево. Именно вблизи станции с таким ёмким названием в середине января 1918 года произошли события, поражающие воображение своей бесчеловечностью. Они стали яркой иллюстрацией взаимной ненависти и непримиримости обеих сторон конфликта. В названии маленькой станции словно бы отразилась суть братоубийственной бойни… Конечно, это простое совпадение, но в нём маячит кошмарная гримаса одной из самых тяжёлых страниц российской истории. А ведь это было только начало междоусобицы…

С первых дней января над донской казачьей столицей сгущались тучи. «Прикрытие Новочеркасска лежало всецело на состоявшем по преимуществу из учащейся молодёжи партизанском отряде есаула Чернецова, – отмечал А. И. Деникин. – В личности этого храброго офицера сосредоточился как будто весь угасающий дух донского казачества. Его имя повторяется с гордостью и надеждой. Чернецов работает на всех направлениях: то разгоняет совет в Александровске-Грушевском, то усмиряет Макеевский рудничный район, то захватывает станцию Дебальцево, разбив разбив несколько эшелонов красногвардейцев и захватив всех комиссаров… Между тем 11 января большевики берут станицу Каменскую, создают военно-революционный комитет и объявляют его правительством Донской области»[18] (#litres_trial_promo). Спустя несколько дней после создания военно-революционного комитета в станице Каменской его председатель донской урядник Подтёлков[3 - «Будущий “президент Донской республики”» – с нескрываемым сарказмом писал о нём А.И. Деникин. – Примеч. авт.]отправился в Новочеркасск с ультиматумом к донскому правительству о передаче ему власти. Несколько вернувшихся с фронта донских полков примкнули к красноармейцам. У красного казачества появились свои вожаки. Кроме Ф. Г. Подтёлкова, среди них тогда выделялись Ф. К. Миронов, Н. М. Голубов и М. В. Кривошлыков.

Во второй половине января малочисленные отряды партизан-добровольцев полковника Чернецова, войскового старшины Семилетова, есаула Карпова, войскового старшины Мартынова и другие небольшие партизанские формирования едва сдерживали натиск красноармейских частей на разных участках фронта, и атаман Каледин забил тревогу, требуя помощи от генерала Корнилова.

Фронт Добровольческой армии тоже трещал по швам. Затыкая бреши в обороне Ростова, с одного участка на другой лихорадочно перебрасывались поредевшие, уставшие от нескончаемых боёв добровольческие части. Однако для защиты Новочеркасска всё же направили 1-й офицерский батальон полковника Борисова.

В батальоне находилось всего около 150[4 - На тот момент ещё 80 чинов батальона находилось в различных командировках. – Примеч. авт.] человек. Пополнение его рядов шло крайне медленно – с 1 (14) января записалось всего 10–12 офицеров, поскольку добровольцам стало почти невозможно пробраться через кольцо фронтов. Лишь немногим смельчакам удавалось просочиться в Ростов, и то с огромным риском для жизни.

Для прикрытия тыла отряда есаула Чернецова и охраны железнодорожного моста с 15 (28) января на узловой станции Зверево обосновался добровольческий взвод. Пост у моста всё время находился под прицелом красных. За снежной равниной, приблизительно на двухвёрстном расстоянии, они установили два пулемёта. Не жалея патронов, они открывали огонь по любому человеку, появившемуся на мосту. «Два пулемёта, и около них маячит всё время человек десять, – писал С. М. Пауль[19] (#litres_trial_promo). – Моим товарищам по оружию, это, наконец, не понравилось. Прапорщик Паслин вторым выстрелом на прицеле “3200” сбил одного из “товарищей”. Моментальная фотография! Все “товарищи” бросаются на землю, лежат, не поднимаясь, с полчаса, потом ползут назад, утаскивают с собою пулемёты и исчезают за бугорками»[20] (#litres_trial_promo).

16 (29) января с запада, по Харьковской ветке со стороны станции Гуково, красные перешли в наступление. Их разведку боем добровольцы отбили с большим трудом. В тот же день, совместно с подошедшей на станцию группой чернецовцев, взвод предпринял вылазку, потеряв при этом убитым поручика Арбатского.

Разведка донесла, что на станции Гуково красные накапливали крупные силы, готовясь атаковать Зверево. Ударить они могли в любой момент. Командир взвода срочно связался с Новочеркасском и запросил подкрепление. Время поджимало, однако 17 (30) января, ввиду забастовки железнодорожников, 1-й офицерский батальон выехать не смог. Машинисты сбежали с паровоза. Их поиски не увенчались успехом, и полковнику Борисову пришлось искать людей, способных управлять паровозом, среди своих подчинённых.

По счастливой случайности нашлось несколько офицеров, имевших необходимые знания, и лишь утром 18 (31) января состав смог покинуть Новочеркасск. Набрав максимальную скорость, с короткой остановкой на станции Сулин, всего за 66 минут поезд преодолел расстояние в 95 вёрст до станции Зверево, где его с тревожным нетерпением ожидал добровольческий взвод.

Утром 19 января (1 февраля) выставленная батальоном застава спугнула красных разведчиков, после чего полковник Борисов решает перейти к активным действиям. Он приказал командиру 2-й роты штабс-капитану Добронравову внезапным ночным налётом выбить красных со станции Гуково. По разведданным, отряд красноармейцев насчитывал многие сотни бойцов, но полковник Борисов посчитал, что 35 штыков 2-й роты будет вполне достаточно для успеха дела. Добровольцы недоумевали по этому поводу, но приказ есть приказ…

В степи не на шутку разыгралась метель, затрудняя видимость. Считалось, что это поспособствует внезапности операции. Примерно в 15 часов штабс-капитан Добронравов повёл свою роту вдоль железнодорожного полотна, и вскоре она исчезла в снежной круговерти. Часа через три дежуривший на телеграфе старший портупей-юнкер Козлов уличил телеграфиста в тайных сеансах связи со станцией Гуково. Выяснилось, что уже в момент выхода на задание 2-й роты он сообщил об этом красным. Предателя расстреляли и немедленно отправили связных во 2-ю роту, чтобы вернуть её. Но тщетно – рота словно исчезла. Проплутав некоторое время среди непроглядной метели, связные вернулись ни с чем. А к ночи на станцию Зверево вышло 7 офицеров – это всё, что осталось от 35 душ 2-й роты.

Согласно их рассказу, чтобы не сбиться с пути в метельной степи, первые семь вёрст штабс-капитан Добронравов вёл роту вдоль железнодорожного полотна. Когда же до станции Гуково оставались последние три версты, рота приняла влево к оврагу и двинулась к станции с дозорами впереди и по бокам. В метельных сумерках видимость почти нулевая. Передние дозорные внезапно в упор столкнулись с красными. Грянул винтовочный выстрел. Тут же рота развернулась в цепь. Но огонь с фронта мгновенно поддержали вражеские пулемёты с обоих флангов, взяв добровольцев в огневые клещи. Им стало ясно, что рота угодила в ловушку. Штабс-капитан Добронравов скомандовал отход. Но не тут-то было! Снежная вьюга мгновенно превратилась в свинцовую. Добровольцы метались из стороны в сторону в непроглядной мгле, ища лазейку в западне.

Прапорщик Пауль, в дни боёв у станций Зверево и Гуково офицер 1-й роты, впоследствии вспоминал: «…наша вторая рота, идя в атаку, попала под заградительный огонь из пулемётов, установленных на мельницах и крышах домом, и отступила, понеся большие потери»[21] (#litres_trial_promo).

Один за одним, как подкошенные, падали в снег убитые и раненые офицеры. Вражеская пуля нашла и штабс-капитана Добронравова. Его подняли и попытались вынести, но он отказался от помощи. Не желая быть обузой, в резких выражениях он приказал оставить его и уходить.

История разгрома 2-й роты вызвала волну возмущения всего батальона. Никто не сомневался, что участь оставшихся у красных 28 офицеров была ужасной, что те из них, кто попал в плен живым, завидовали павшим. Их мученическую кровь в батальоне всецело возложили на совесть полковника Борисова, пославшего 35 душ на авось, в непроглядную метель, на десять вёрст, разбить многие сотни красноармейцев.

20 января (2 февраля) в батальон поступили сведения, что красные продолжают интенсивно наращивать силы на станции Гуково. Получив подкрепление, их отряд теперь насчитывал до 2000 бойцов, большей частью латыши, при 13 пулемётах. Не дожидаясь наступления противника и несмотря на неудачу 2-й роты, полковник Борисов не отказался от активных действий. Для ликвидации угрозы он вновь решил действовать не всем батальоном, а направил 1-ю роту – 94 офицера с двумя пулемётами под командованием подполковника Плохинского.

Метель утихла. Ударил сильный мороз. Около 22 часов 1-я рота двинулась вдоль железной дороги. При слишком неравном раскладе сил добровольцы уповали на внезапность. Впереди цепью шли разведчики – 6 офицеров, за ними на вагонетках везли пулемёты и двигалась рота. За 5 часов преодолели все 10 вёрст и под утро, после 3 часов ночи, вышли к станции Гуково.