Ферма веников не вяжет. Нахальное привидение

Шар остался неподвижен.

– Упрямиться вздумал, – разъярился козлик и, наклонив голову, поддел существо рогами.

Тогда шар издал слабый стон, перевернулся и в середине его вырисовалась морда Варежки.

– Никогда бы не подумал, что тихоня-овечка, может кошмарить целую ферму, – вытаращил глаза Иванушка. – А она ведь числилась еще нашим другом.

Кольценос постучал бывшему привидению по щеке. Варежка шумно вздохнула и открыла глаза.

– Придушил ты ее, – рассердилась тут Пуговка, достала из сумочки флакон, сунула под нос овечке. – Давай, моя хорошая, дыши.

– Я… за вами… – Слабо прошептала Варежка и разомкнула веки. – А потом на меня кто-то навалился.

– Судьба твоя навалилась, – хохотнул козлик, – Не зря я не спешил кидаться.

– Почему ты светишься? – спросил бычок.

– Я боялась одна. И одела свитер с отражающей нитью. Чтобы видно.

– Ничего не понимаю, – нахмурился Кольценос, – Но почему ты за нами-то пошла?

– Льнянка. – Нос овечки стал краснеть и наливаться, а глаза делаться осмысленней. – Растет у леса. Я одна боюсь собирать. Хочу попробовать после сделать настойку маме.

– Понятно, – Бычок с досадой сорвал травинку и сунул в рот, – Нас постигла неудача.

Глава 5. «Поле-чудес».

«Бабушка, а почему у тебя такие большие уши»?

«Внученька, стыдно старому человеку напоминать об его недостатках».

Когда Варежка окончательно порозовела теми местами, которые должны быть розовыми, тогда «охотники» возобновили путь. Сначала они пустили впереди овечку: ее свитер указывал дорогу. Однако после Кольценос велел снять свитер. Свитер, как и шапочка из фольги, демаскировал экспедицию, а кроме того привлекал ночных мотыльков. Насекомые водили хороводы вдоль Варежки, а она оттого болтала ушами.

Потом дорога свернула к мосту через реку Журчалку, которым никто из обитателей фермы не пользовался. Хозяин закрыл мостик на замок, что бы через Журчалку с соседней фермы никто не мог перейти. Сам же Хозяин на соседнюю ферму вообще никогда не наведывался. Та, чужая ферма стояла далеко за рекой, и что там творилось, никому не было надобности выяснять.

Кольценос и остальные сошли с утоптанной дороги на сенокосное поле и зашелестели скошенной травой. Бычок старался ступать тише и подозрительно косился на стога, которые казались темными великанами, стерегущими свои владения. Никакой "белой вороны" средь стогов не обнаруживалось. Путники уже почти пересекли поле и вышли к обрыву у реки, как вдруг Иванушка смачно выругался.

– Мать моя козочка!

Кольценос увидел, что он пританцовывал так, будто желал скинуть с ног копыта.

– Откуда здесь грязь?! – Кричал козлик.

– Вау, – оценила Пуговка, с трудом присела на колено и зачерпнула из ровного прямоугольника, выкопанного прямо на сенокосном поле. – Зачетная грязь из чернозема. Ребята, я буду не свинья, если пропущу такой фешн. У нас на ферме тупо глина, и то вперемешку с навозом. А тут – отпад.

Свинья начала скидывать с себя шляпу и сумочку.

– Постой, а привидение… – Запротестовал было бычок.

Но Пуговка лишь махнула ногой, уже плюхаясь в прямоугольник.

– Передайте ему от меня "Привет". И, да. На обратном пути меня не забудьте.

Кольценос, Иванушка и Варежка пожали плечами. И пошли дальше втроем. Метров через сто они оказались у обрыва, под их ногами текла Журчалка, сейчас серебряная от луны. Ни всплеска не раздавалось с ее песчаных берегов. За рекой начиналось жнивье соседней фермы, там берег был более пологий.

– Ночью здесь бесподобно, – лиричным тоном заметил Иванушка и втянул ноздрями воздух. – Эх, когда кто-нибудь прочитает через много лет мою летопись, то поймет, как все-таки прекрасно нам здесь жилось.

– А мне страшно, – сказала Варежка, – И мама там одна.

– Постойте, – Козлик вдруг вытянул шею вперед, всматриваясь в воду.

Потом он встал к обрыву боком и скользнул по песчаной стене вниз к воде. Бычок и Варежка только и успели, проводить его маневр шеями. Силуэт Иванушки отражался теперь в реке. Он запустил копыто в воду и что-то выудил.

– Перо! – Крикнул он, – Перо! Отличное гусиное перо. О! Вон еще одно. И еще. Да я тут наберу на целого Персика.

– Иванушка, вылазь. Нам надо спешить, – крикнул сверху Кольценос.

Козлик отмахнулся.

– А, отстань. Вон еще два плывут. Наверно, гуся выше по течению общипали. Земля ему гусиным пухом. Идите без меня, я догоню.

Бычок откинул рыжий чуб, посмотрел на Варежку.

– Что с ним сделаешь? Придется продолжить вдвоем, пока не рассвело. – Он выплюнул травинку.

– Может подождем пока рассветет? – поежилась Варежка.

– Скучная однообразная жизнь – вот мой главный ужас! А все остальное орехи, которые можно расколоть– сказал почему-то Кольценос и решительно зашелестел копытами по отаве. Овечка посмотрела налево и направо, да и кинулась следом. И ни бычок, всматривающийся в лес, ни Варежка семенившая в хвосте не увидели черной тени, выглянувшей из-за соседнего стога им вслед стальным недобрым взглядом.

Добрых десять минут Варежка лицезрела перед носом рыжие бедра, мерно двигающиеся в темноте и хвост, напоминавший маятник. Смотреть по сторонам она боялась. Лес виделся ей злым войском в острых шапках. Знакомое днем поле сейчас излучало враждебность и недоверие. Варежка остро ощущала свою беззащитность, словно бы ей разом сбрили всю шерсть до кожи.

Где-то там в темноте у кромки леса преспокойно росла себе льнянка обыкновенная, применяемая как желчегонное средство. Траву надо было нарвать и напоить ей маму. Никакого привидения Варежка и в помине видеть не желала. Однако плелась за бычком в хвосте и размышляла.

Мысли в голове кружились самые мрачные. Только сейчас овечка поняла, что когда-нибудь останется совсем одна на белом свете, без мамы. Хотя у нее, конечно, есть друзья и ей повезло.

А еще она подумала о том, что друзья тоже могут сейчас умереть гораздо раньше мамы. И стоит ли жизнь одного животного, что бы спасти другого?

И что важнее: жизнь друга или мамы?

Или ее самой?

Смерть – как это? Просто она, Варежка уйдет в небытие и перестанет существовать?

Такая мрачная овечья философия прервалась самым нелеципрятным образом. Варежка ткнулась мордой в зад бычка и отпружинила обратно. Кольценос приложил копыто к губам, показывая в направлении клеверного луга. Варежка проследовала взглядом за его ногой и задрожала как в лихорадке.

Бледноснежный пирамидальный силуэт скользил по лугу в пятидесяти шагах от них. Нет, он не был похож на стог. Скорее на сосну, укрытую снегом, которая вздумала побродить себе вдоволь. В ночи сосна была неестественно бледной. И могильной. Варежка не знала, как выглядят "могильные" вещи, но отчего-то решила, что именно так.

Кольценос привстал и крадучись стал продвигаться ближе. У Варежки защемило сердце. Она предпочла бы двигаться в обратном направлении.