* * *
Там, за стенами сарая, вечерело. Я мог увидеть это, приложив глаз к щели в стене. Солнце спряталось за кронами садовых деревьев, но еще не сползло окончательно за горизонт, бросало спокойные предсумеречные блики сквозь колышущуюся листву и раскрашивало небо в оранжевый цвет. Я стоял и рассматривал закат Светлого Мира одним глазом. Мне отчаянно хотелось на свободу.
Два дня прошло, а память ко мне так и не вернулась. Я уже начинал беспокоиться по этому поводу. Не то что бы я чувствовал себя ущербным, не имея доступа к собственному прошлому, но мне хотелось верить в то, что там, в своем мире, я был таким же умным, как Цзян. Эта девушка вызывала у меня все большее восхищение. Я надеялся, что там, в прошлом, я был умнее чем здесь. Потому что по сравнению с этой девчушкой я казался себе неотесанным мужланом, а порою – полным дураком.
Но самое главное состояло в том, что, кажется, я влюбился в эту девчонку. Не то чтобы втрескался в нее по самые ушки, но обнаружил, что не могу смотреть на нее спокойно. Была она такая ладненькая, тоненькая, миленькая. Она так красиво двигалась, когда выполняла свою гимнастику. А от ее нежного, мелодичного голоска я просто балдел. Правда, она мало разговаривала со мной. Я, конечно, приставал к ней с вопросами, постоянно надоедал ей – расскажи, мол, что-нибудь про наш мир. Но она отнекивалась.
– Цзян, ну почему ты такая свинка? – Я снова завел свою песенку. – Почему ты ничего не говоришь мне? Я хочу знать, что это за мир, из которого мы пришли?
– Ты вспомнишь все сам. Это должно быть именно так. Сам.
– Ну почему я должен все делать сам?
– Чтобы снова стать самим собой.
– А это хорошо – стать самим собой? – поинтересовался я. – Каким человеком я был? Может быть, я был таким мерзким, что лучше мне и не возвращаться в прежнее состояние? Каким я на был самом деле?
– Ты был просто ужасным. Но для меня ты был самым лучшим. И всегда будешь для меня лучшим. Во всех мирах, которые существуют и будут существовать.
Вот так-то, ничего себе признание. Я стоял и смотрел на Цзян, глупо открыв рот. А она приподнялась на цыпочки, обвила мою немытую шею руками и нежно поцеловала меня. Пожалуй, этот поцелуй нельзя было назвать просто дружеским – все вспыхнуло внутри меня и встрепенулось снаружи – там, где и должно было встрепенуться. Но я не успел ответить так, как хотел. Она отстранилась, провела ладонью по губам, упрямо покачала головой. Слегка помрачнела даже. Наверное, не все в наших прежних отношениях было безоблачно.
– Ты… Ты любила меня там?..
– Да. Я и сейчас тебя люблю. – Она смотрела в пол и выводила тапочкой узоры в пыли.
– Мы… – Я пытался найти слова, звучащие не слишком грубо. – Цзян, мы занимались с тобой любовью?
– Да.
– Да?! – радостное изумление прозвучало в моем голосе.
– Только один раз. Ты всегда избегал этого. Ты не хотел трогать меня, потому что я была еще девочкой. Но один раз это случилось – и это был первый раз в моей жизни. – Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Язычок ее облизал губы, пересохшие от волнения. – Наверное, это было лучшее, что было в моей жизни. А потом мы расстались. Я думала, что навсегда.
– Цзян, милая… – Я схватил ее за руку, заговорил торопливо, боясь опоздать, упустить волшебный миг, когда души наши уже соприкоснулись, а тела еще не дотянулись друг до друга. – Как это чудесно, что мы снова встретились! Теперь никто не мешает нам…
– Нет. – Она вырвала свою ладошку из моих пальцев. – Нет.
– Почему?! – Наверное, мне нужно было произнести это слово вкрадчиво, нежно, заботливо, как и положено в начале тех уговоров, что заканчиваются постелью. Но я взвыл от боли, как человек, которого угостили хорошим пинком между ног. – Почему, Цзян?! Что ты такое говоришь?! Ты же хочешь меня, я знаю это! Только не ври, не говори "нет"!
– Я хочу тебя. Хочу. – Она снова уставилась в пол. – Я всегда хочу только тебя. Когда я ложусь спать, я представляю, что мы лежим с тобой… и ты целуешь меня… везде… и я глажу себя пальцами там… ну, ты знаешь где… И мне кажется, что ты меня… что мы любим друг друга, и тогда мне становится совсем хорошо. И я засыпаю, обняв вместо тебя подушку. Вчера ночью я тоже делала это, когда ты заснул. Каждую ночь так. Да. Каждую ночь…
"Каждую ночь", – шептала она, и глаза ее наполнялись слезами. А я… Что же я? Я слышал от милой девочки такие интимные подробности, что впору было самому кончить немедленно. И при этом совершенно не представлял, что я могу сказать ей сейчас.
– Цзян… – Я шлепнулся на колени, обхватил ее, уткнулся лицом в ее живот. – Ты пришла, чтобы спасти меня. Спасибо тебе , Цзян. Я люблю тебя…
Я шептал горячо и искренне. Я любил ее всегда, всю жизнь. Я готов был простить ей даже то, что она не хотела спать со мной сейчас. Потому что она была, существовала, и самим существованием своим в этом месте вносила в мою жизнь смысл. Теперь я знал, для чего живу.
– Там, в нашем мире, ты не любил меня, – произнесла она резко, даже зло. – Это я любила тебя. Я бегала за тобой как собачка, а ты удирал от меня и прятался от меня в постелях длинноногих грудастых девок, счастливых тем, что ты их осеменяешь. Ты оправдывался тем, что любишь какую-то девушку, имени которой не знаешь. Ты искал ее. Искал во всех постелях нашего городка!
Ее неожиданные слова падали на меня, как капли ледяного дождя, и кожа моя покрывалась мурашками.
– Прости, Цзян, – растерянно пробормотал я. – Мне даже нечего сказать в оправдание, потому что ни черта не помню…
– Именно так все и было. Я злилась, психовала, потому что считала все это лживой отговоркой. Но хуже всего то, что все это оказалось правдой. Однажды ты нашел ее – свою девушку. И места для меня в твоей жизни не осталось совсем. Я ушла, чтобы не мешать вам. Уехала очень далеко, чтобы попытаться забыть тебя. И не смогла забыть.
Я готов был выть от тоски. Я совершенно не помнил эту самую ТУ ДЕВУШКУ и не хотел ее вспоминать. Я сжимал руками горячее тело Цзян, чувствовал под тонкой тканью ее нежную кожу. Я вдыхал ее запах. Я был возбужден так, что терял разум. И вместо того, чтобы делать то, что хотел, что долженбыл делать, я терял время и искал слова, и произносил их, надеясь, что они могут помочь хоть в какой-то степени. Она была здесь – моя Цзян. Любовь к ней раздирала мою душу, царапала душу изнутри острыми когтями, требуя выхода.
– Но ты же сказала, что мы все-таки сделали это… Что я был твоим первым…
– Мы выполнили с тобой ритуал. Просто ритуал. Так получилось, что я должна была принести в жертву свою девственность. И исполнить эту процедуру должен был именно ты. Так сложились обстоятельства… Ты сделал это при всех. Все отвернулись, они не смотрели на нас. Но твоя девушка… Она смотрела. Я видела это. Она смотрела на нас и плакала.
– Прости, Цзян…
– Ты не виноват. Так было предначертано судьбой. Мы сделали тогда все правильно. Если бы не мы, погибли бы все. – Цзян провела рукой по моим волосам. – Тогда ты был нежен со мной. Мне даже не было больно. Мне даже показалось тогда, что ты любишь меня – хотя бы в эти минуты. Спасибо тебе, Шуст… Шустряк.
Она споткнулась о мою кличку как о камень, лежащий на дороге в неожиданном месте.
– Я люблю тебя, Цзян, – тихо произнес я. – Я не хочу ничего знать о том, что было в нашем мире. Все это осталось за пределами Светлого Мира – и та моя девушка, и моя прошлая жизнь. Ты пришла сюда, чтобы найти меня. Ты спасла меня. И теперь мы начнем все сначала. Мы обретем себя истинных. И любовь станет нашей истиной…
– Ты не знаешь самого главного. – Она прикоснулась к моей голове, провела рукой по волосам, и я почувствовал, как дрожат ее пальцы. – Ты пришел в этот мир не нечаянно. И я тоже. И еще несколько людей, которые прорвали врата миров и пришли сюда вместе с нами. Все мы пришли сюда с одной единственной целью – спасти девушку.
– К-какую де-девушку? – Я начал заикаться от волнения, я почувствовал, что лечу в пропасть и ничего не могу с этим поделать. Не за что мне было зацепиться.
– Ту самую девушку. Твою девушку . Лурдес.
Лурдес… Лурдес. Я напряг все свои извилины, но так и не мог вспомнить, кому принадлежит это имя. Ага, Лурдес, значит. Моя девушка по имени Лурдес. Значит, весь этот сыр-бор из-за нее. А я даже не могу ее вспомнить.
– Я не помню ее, Цзян, – честно сказал я.
– Ты вспомнишь ее, Ш… Шустряк. – Она снова запнулась, выговаривая мою кличку. – Ты вспомнишь ее, Шустряк, и все встанет на свои места. Ты вспомнишь, что любишь ее, а не меня.
– Почему ты называешь меня Шустряком? – воскликнул я с негодованием, дурацкое прозвище все больше раздражало меня. – Ты же знаешь мое настоящее имя! Знаешь?!
– Знаю.
– Как меня зовут?
– Не скажу.
– Я хочу знать свое имя! – Я вскочил на ноги, схватил девушку за плечи и встряхнул так, что голова ее мотнулась. – Я имею право знать его!
– Ты сам должен вспомнить его. Вспомнить свое имя и все остальное, что было в твоей жизни. Если я произнесу твое имя сейчас, оно останется для тебя ничего не значащим словом. Ты сам вспомнишь все.
– Когда?! – я сжал пальцы так, что она сморщилась от боли.
– Не знаю! Отпусти меня, синяков наставишь! – Она высвободилась, пошла в угол сарая, потирая плечо. – Я буду спать. – Она улеглась на свой тюфяк, набитый сеном, повернулась лицом к стене, обняла обеими руками подушку как лучшего, безотказного друга, и затихла. Только ноги ее двигались едва заметно.
Интересно, она снова представляла себе, что обнимает меня? Почему-то я почти не сомневался в этом. Дико было все это – девчонка лежит на полу, и стискивает свою подушку, набитую сеном, и трет ногами друг о дружку, и мучается оттого, что в сарае слишком светло, и она не может погладить себя рукой так, как она привыкла это делать. А я живой, настоящий я, стою в пяти шагах от нее и дымлюсь от возбуждения. Смотрю на то, как она заменяет меня настоящего мной воображаемым, знаю, что все это неправильно, и ничего не могу с этим сделать. Просто ничего.