– А кого хочу, того и прячу, – заявил Трюфель с неожиданным упрямством. – По мне, так вы, демоники, на хороших людей похожи встократ больше, чем эти благородные вонючки. Вон, Зян, к примеру… Как увижу ее, так просто дух внутри перешибает от приятности. Зян, ну так ты замуж пойдешь за меня? В который раз спрашиваю! Иди, не пожалеешь! У меня знаешь сколько еды! За месяц откормлю тебя – толще меня будешь!
– Не пойду, – сонно отозвалась Цзян.
– А чево?
– Не хочу быть толще тебя.
– Да я пошутил! Не хочешь, не ешь. Мне, может, худенькие нравятся?
– Трюф, отстань. – Цзян проснулась окончательно, потерла кулачками глаза. – Шустряк, ты не спишь?
– Нет.
– Как ты себя чувствуешь? – Девушка передвинулась ко мне поближе и положила голову на мою грудь.
– Так себе… Главное, жив остался. Это многого стоит.
– Ты живой, милый мой. Слава Богу! Я думала, что не успею.
– Ты успела.
Я протянул руку и накрыл ладонью тонкие пальчики девушки. Чувствовал я себя так, словно вырвался из молотилки – каждая мышца отзывалась на движение надсадной болью. К тому же левый глаз заплыл тонкой щелкой и еле видел, а нижняя челюсть ворочалась при разговоре со скрипом. Но это было не так уж и важно. Главное состояло в том, что Цзян нашла меня. А я нашел ее. Конечно, я не помнил прошлой своей жизни, но мне казалось, что там, в моем мире, я не видел эту чудесную девчушку в течение долгого времени и безумно соскучился по ней.
– Цзян, ты скучала по мне?
– Да. Очень.
– Я тоже. Мне так кажется… Давно ты обитаешь в Кларвельте?
– На двадцать дней дольше тебя.
– Ты неплохо освоилась здесь.
– Ты освоишься не хуже, – уверенно сказала Цзян. – Это не так уж и трудно. Просто тебе не повезло с самого начала. Когда ты провалился в Кларвельт, то появился в одном из маленьких городков. Прямо на площади. Ужасно! Тебя сразу схватили святоши. Ты ничего не соображал, само собой. Сразу было видно, что ты демоник.
– А ты?
– Я появилась на ферме. И даже более того – на одной из Дальних ферм. Трюф увидел меня первым, и спрятал меня. Не давал мне выйти из сарая, пока ко мне не вернулась память. Удивительно, как сарай выдержал… – Цзян смущенно улыбнулась, посмотрела на свои руки со следами заживших ссадин. – Я чуть не разнесла этот хлев. Решила, что меня откармливают, чтобы съесть. Знаешь, как он меня кормил…
– Вот так-то, – отозвался Трюфель. – Вот она, неблагодарность-то, значиться. Я ее самым лучшим потчевал, даже барана зарезал, чтоб отказа ни в чем не знала. Вино, сыр, фрукты и всякое такое – как благородину какую. А она там бушевала в сарае, прямо по стенам бегала. Я ей говорю: "Да не бесись ты, демоничка дурная, людей привлечешь! Тебе пересидеть свой срок надо!" А она знай себе колотит в стены да орет блажь всякую. Страсть, что было. Думал, загребут ее святоши…
– Знаешь, сколько платит инквизиция за выдачу демоника? – сказала Цзян. – Пятьдесят флоренов. Для крестьянина это целое состояние.
– И чего же ты, Трюфель? – поинтересовался я. – Почему ты не продал ее? Знаешь, сколько своих тырков ты бы купил на эти деньги? Целую телегу…
– Не в тырках счастье, – философски заметил здоровяк. – Да я… Я и за сто флоренов ее бы не отдал! – выпалил он, заметно раздуваясь от гордости.
– А за двести?
– Не-а! Подумаешь, двести!
– А за тыщу?
– За тыщу?!! – Лапа крестьянина озадаченно полезла в соломенную макушку и застряла в путанице волос. – За тыщу… Тыщу флоренов. Это ж сколько тырков получается… Двадцать телег… Или две телеги шкамра, самого свежего… Нет. Не пойдет…
– Что не пойдет? – ехидно встрял я. – Мало тебе?
– Да я же сказал тебе, демоник ты чертов! Не отдал бы я ее! – рявкнул Трюфель. – Ни за какие деньги!
– А меня отдал бы?
– И тебя бы не отдал!
– А меня-то почему?
– А потому что я этих самых енквизиторов терпеть не могу. Они весь наш мир изгадили. И город испоганили до такой невозможности, что и войти туда противно. И Госпожу нашу они отравили – самое святое, что у нас есть. Превратили Светлый Мир в помойную яму! А поэтому делаю я все не так, как велят святоши, а в точности наоборот. И все наши, Дальние, так делают! И будут делать! Подумаешь, енквизиторы! Жрать-то им всем надо! А ежели стражники к нам полезут, так мы своим дрекольем так отчешем, что мало не покажется…
– Крамольные мысли, однако… – покачал я головой. – Не боишься, Трюфель, что госпожа тебя услышит? И накажет! Накажет оцепенением, и болезнями, и чем-то там еще, чем положено по Книге Дум?
– Не боюсь, – произнес Трюфель, но вместо бодрости некоторая грусть появилась в его голосе. – Жаль конечно, что так происходит, но поплохела наша Госпожа. В последние годы совсем поплохела. Не достает она до нас, Дальних, своими мыслями. И, значиться, стали мы как бы сами по себе. Пустовато как-то было поначалу, да потом привыкли, даже понравилось. Да и что там говорить, лучше уж так – вовсе без Госпожи в уме, чем с такой дрянью, как нынче в городе…
– Есть такие земли, которые называются Дальними, – шепнула мне Цзян. – Сейчас мы едем туда. Там все устроено по-своему, необычно. Это странные места – сам увидишь.
– И долго туда ехать?
– По местным понятиям – долго. Полдня.
Ничего себе – долго. Полдня на телеге, которая еле плетется. Судя по всему, Светлый Мир был весьма небольшим территориальным образованием.
– Тогда я буду спать, – объявил я.
И заснул.
ГЛАВА 4
Спал я достаточно долго. Во всяком случае, когда я проснулся, солнце уже проделало половину пути от верхушки небесного купола к горизонту. Я повернулся и увидел две спины – Цзян и Трюфеля. Они о чем-то негромко беседовали. Телега все так же погромыхивала и подпрыгивала на колдобинах неровной дороги. Но вот то, что окружало на со всех сторон, совсем не было похоже на пейзаж, который я видел утром.
Для всего этого уже мало подходило название Светлый Мир. Скорее, это можно было бы назвать Странным Миром. Во всем присутствовало нечто неустойчивое, нереальное, вызывающее тревогу. Облака в потемневшем небе напоминали формами хищных тварей, они передвигались с разной скоростью, разевали гигантские пасти и поглощали друг друга. Справа от дороги высился старый и мрачный лес, и те звуки, что доносились оттуда, мало напоминали пение птиц. Зловещий посвист и голодное цвиркание временами переходили в вопли – отдаленные, но исполненные такой боли и отчаяния, что кожа покрывалась мурашками. Слева находились поля, нарезанные на правильные, относительно небольшие прямоугольники. На них росло что-то фиолетовое и голубое, перемежающееся широкими зелеными пространствами. Сперва мне показалось, что все пространство засеяно цветами – фиалками, васильками или чем-то подобным. Но, пока я всматривался в одно из полей, стараясь определить, что же там все-таки растет, оно проявило неожиданную прыть. Оно начало переползать на другое место. Ровные границы поля пришли в движение – невероятное, но совершенно явное. Фиолетовый прямоугольник шустро прополз сотню шагов и остановился. Кзади от него осталась широкая пожелтевшая полоса.
– Эй! – Я приподнялся на локте. – Цзян, Трюф, вы видели? Поле ползло!
– Ага. – Трюфель оглянулся на меня, моргнул светлыми глазками и повернулся обратно.
– Что – ага?!
– Ползло, – равнодушно констатировал Трюфель.
– Это, что, нормально, по твоему?!