Особо опасная особь

– Я не Тутмес.

– Кто же ты? Почему говоришь его голосом?

– Потому что у меня нет своего. Кроме того, за последний год я привык к голосу Тутмеса.

– Кто ты?

– Ты меня видел. Здесь, на астероиде.

– Здесь нет никого живого, кроме меня и Лины.

– Есть. Ты забыл о том, что на Слоне обитает тридцать девять биообразцов.

– Тридцать восемь.

– Тридцать девять, – настойчиво повторил голос.

– Ах да… – Виктор махнул рукой. – Еще эта дрянь, как там ее… Плателла. Глиста в аквариуме. Ты хочешь сказать, что это она говорит со мной?

– Не она, а он. Я гермафродит, так что правильнее было бы называть меня «оно». Но я привык, что меня зовут «Хозяин», в мужском роде.

– Это я – хозяин!

– Был. Теперь ты принадлежишь мне. Будешь моим рабом.

– Чушь…

Виктор опустил руки, пошел к одежде, брошенной у бассейна. Надо же, чего придурок-серв напридумывал… Фантазия у него работала неплохо, изобретательно, ничего не скажешь… Но быть рабом глисты – это чересчур. Бредово, неэстетично.

Натянул штаны, прыгая на одной ноге, накинул рубашку, сразу же прилипшую к мокрой коже. Не одевая носков, сунул ноги в туфли. Быстрее уйти отсюда, из зала. Поганец Тутмес изгадил лучшее место на астероиде. Принять успокоительное. Поспать часиков десять в установке искусственного сна – сам Виктор сейчас вряд ли заснет. И все придет в норму. Да, вот что еще – запустить тестирование всех компьютеров. Пусть найдут то, что оставил после себя мятежный серв, вычистят все до последнего бита.

– Спать будешь потом, – флегматично сообщил голос. – У нас с тобой неотложные дела.

– Пошел вон, фантом.

– Иди в восьмой блок, раб. Хочу, чтобы ты меня навестил. Прямо сейчас.

– Пошел вон.

– Я же сказал – иди в восьмой блок! – голос стал резче, расстался с мягкими интонациями Тутмеса. – Бегом! Мне надоело ждать.

– Пошел… – буркнул Виктор и заткнулся, шершавый ком застрял в его глотке. Ноги пришли в действие – понесли его к выходу из зала, сначала неуверенным, спотыкающимся шагом, затем перешли на бег. Виктор пронесся черед дверной проем и побежал по коридору.

Он старался изо всех сил – затормозить, остановить непослушные нижние конечности, но они и не думали слушаться его – отмахивали по полу шаг за шагом.

Виктор ворвался в восьмой блок едва переводя дыхание. Давно он не бегал так быстро. Пот заливал его лицо.

– Неплохо, неплохо, раб. Ты спешил изо всех сил. Но все же вел себя строптиво, и потому заслуживаешь наказания.

Виктор не успел ответить – его правая рука сжалась в кулак, поднялась и въехала в его же скулу – раз, еще раз… Виктор не удержал равновесия, рухнул на пол. Скорчился в позе зародыша и заскулил как побитая собака.

– Эй, ты, вставай, – сказал голос. На этот раз голос самого Виктора. – Давай, давай, шевелись, хватит притворяться!

Виктор отжался от пола, приподнялся. В голове шумело, скула отчаянно болела, во рту застыл железистый вкус крови.

– Вставай, дрянь, – презрительно сказал голос. – Прощаю. Но учти – в следующий раз наказание будет более справедливым.

Боже! Его же, Виктора, слова, совсем недавно сказанные им справедливо побитому Тутмесу.

– Встань и иди к аквариуму. Погляди на меня.

Виктор встал и пошел. На этот раз без принуждения, даже торопясь. Неужели глиста в самом деле командует им? Очень даже вероятно, почему бы и нет, чего только в этом безумном мире не случается. Схватить что-нибудь тяжелое – вон тот диск от центрифуги, ударить им по аквариуму. Следующий удар – по глисте. Глисту – всмятку. Короткое решение дурацкой проблемы. Потом уже разберемся, что это было на самом деле.

Пальцы Виктора метнулись к диску и застыли, наткнулись на невидимую твердую преграду.

– Э, нет, – насмешливо сказал голос. – Не так резво, глупый человечишка. Убить хиту сложнее, чем ты думаешь. Впрочем, разрешаю попробовать.

Преграда исчезла. Виктор вцепился в массивную, килограммов на пять, круглую железяку, поднял ее, начал размах. И уронил диск себе на ногу. Упал на колени, воя от боли и бессилия.

– Хорошо! – простонал голос, изнывая от наслаждения. – О, как хорошо!

– Чего тебе нужно? – прохрипел Виктор. – Если тебе нужен раб, зачем ты калечишь его?

– А зачем ты калечил беднягу Тутмеса? Чтобы получить удовольствие. Истинное удовольствие.

– Как ты это делаешь?

– Очень просто. Вспомни, как ты делал это сам. Хороший удар – и человечек в нокауте.

– Я о другом. Как ты заставляешь меня выполнять свои приказы?

– Я – хиту. Мы умеем делать это, человечек. Для нас это просто.

– Плоские черви не могут быть разумными, – сказал Виктор, упорно пытаясь удержаться на сужающемся пятачке рассудка. – У них нет мозгов. Это технический фокус. Чертов Тутмес имел достаточно времени, чтобы подготовить мне гадость. Похоже, он ее подготовил. Но я не настолько туп, чтобы не справиться с ней.

– Я не земной червь. Я – хиту, древнее создание. И не заблуждайся насчет мозгов. Можешь считать, что весь я – сплошной мозг. Мне не нужны органы пищеварения, конечности для передвижения, глаза, нос и прочие примитивные органы чувств. Тот, в ком я живу, отдаёт мне всё – жизненные соки, энергию и силу.

Виктор, кряхтя от боли, поднялся на ноги, доплелся до кресла. Осторожно стащил носок со ступни, ощупал ее пальцами. Здоровенный синяк, но переломов, кажется, нет. Повезло хотя бы в этом.

Повезло… О каком везении вообще можно говорить?

Думать как можно меньше. Вообще не думать. Эта тварь читает его мысли, а потому отключить вербальный уровень, пусть работает подкорка, подсознание подскажет, что делать.

– Ты жил внутри пальцеглаза? – спросил Виктор, стараясь изобразить спокойную заинтересованность. – Как же получилось, что он отрыгнул тебя?

– Я просто вышел из него. Решил сменить дом. Твари, которых вы называете пальцеглазами, – хорошее обиталище, они дают много радости. Но я заглянул внутрь Тутмеса и увидел то, чего не видел никогда. Вы, люди, даете радости много больше. Вы поистине идеальные рабы.

– Раб, – сказал Виктор. – Ты все время произносишь слово «раб». Хочешь сказать, что пальцеглаз был твоим рабом?