Потом и кровью

– Спит у кормилицы. Во сне улыбается, хитро так… как ты.

– Да я-то вовсе не хитро!

– Хитро, хитро! – Маша засмеялась. Но смех ее, похожий на звон серебряных колокольчиков, вдруг резко оборвался. Подойдя к мужу, она прижалась к нему, погладила по плечу:

– Знаешь, милый, я все думаю об Иване. Темно как-то там все, странно и страшно. Кто что говорит, слухи разные ходят. И Вася, братец, что-то весточку не шлет.

«Об Иване» – это о сыне Ивана Васильевича, царевиче Иване Молодом, вести о кончине которого уже достигли Ливонии… опередив фактическое время смерти царевича года на три. Арцыбашев знал настоящую дату, но тут вот Иван как-то раньше погиб. Бывшие в Нарве проездом любекские купцы, возвращающиеся из Московии, говорили, будто бы царевича убил сам царь, ударив в голову посохом в припадке гнева. То ли обвинил в заговоре, то ли – из-за жены. Говорят, будто как-то утром Иоанн Васильевич увидел беременную жену царевича в неподобающем виде: пояс у нее не был завязан, а ходить нараспашку замужней женщине не пристало. Разгневанный царь ударил якобы невестку, от чего та упала, а ночью случился выкидыш. Тут уж царевич Иван ворвался в палаты и стал укорять отца, за это и получил в висок посохом. Сию версию, впрочем, королева Маша высмеяла сразу: мол, покои царевича – не проходной двор, а уж на женской половине даже царю не так-то просто очутиться.

Также еще говорили, будто царевич умер сам, то ли внезапно, то ли от какой-то давней болезни – бог весть. Как бы то ни было, сие важное известие в Ливонии уже успели обсудить, сделать предположения и выводы. Засим пока что и успокоились – до получения более подробных и правдивых вестей. Когда только они будут? Магнус задумался и вздохнул.

Кто-то осторожно постучал в двери. Верный мажордом Петер, кому ж еще!

– К вам господин Труайя, ваше величество.

За прошедшие пару лет парнишка сильно вытянулся и раздался в плечах, уже не мальчик – юноша, молодой человек, набивший руку в дворцовых делах.

– Пусть войдет, – милостиво разрешил повелитель.

Анри Труайя, липовый француз с круглым русским лицом и вьющейся шевелюрой, когда-то обучал Магнуса фехтованию, нынче же занимал пост начальника королевской полиции, разведки и всех тайных дел.

Войдя, сановник отвесил официальный поклон и тут же перешел к делу, как всегда – срочному.

– Про кончину барона Фридриха фон дер Гольца вы, конечно же, уже знаете.

– Знаем! – разом кивнули юная королева и король.

– Так я не о нем, есть еще сводка преступлений, нынче уж очень странных. Читать?

– Читай, – Магнус уселся в кресло и кивнул на стоящий напротив стул: – Садись, Анри. В ногах правды нет.

– Вчера, около четырех часов вечера, в мастерской зеркальщика Анджея Вандзее убиты два подмастерья, Яан и Йорм, – усевшись, буднично доложил Труайя. – Зарезаны кинжалами. Очень ловко – прямо под сердце. В мастерской ничего не взято.

– Убили… молодых парней, детей почти что, – Магнус с сожалением покачал головой. – Жалко! Только еще жить начали. Найти супостата! Судить и казнить.

– Там, похоже, трое было.

– Ну, так ищите! Кому поручили?

– Сам займусь, – угрюмо нахохлился вельможа. – Понимаете, ваше величество, есть в этом убийстве что-то не очень понятное. Ну зачем было этих парней убивать? Главное, ничего не взяли.

– Может быть, ревность? – Маша вскинула голову. – Вы, Анри, всех их подружек проверьте. Подмастерья – они такие, ни одну юбку не пропустят. Думаю, женщин, девушек надо искать, в них все и дело.

– Как говорят французы, шерше ля фам, – кисло улыбнулся Труайя. – Ничего, поищем. Про девушек тоже не забудем, уж будьте покойны. Так продолжать?

– Ну, я пойду пока, – юная королева не очень-то любила слушать полицейские сводки, и сейчас этого делать не собиралась, поднялась. – Может, Володенька проснулся уже. Посмотрю.

– Посмотри, посмотри, – чмокнув жену в щеку, Магнус проводил ее до самых дверей и тщательно затворил створки.

– Из Нарвы весть пришла: разгромили аптеку, есть убитые, – между тем продолжал Анри. – Нарва, правда, еще пока не совсем наша.

– Пока не наша, – спокойно согласился король. – Но за спокойствие и порядок в городе, с разрешения царя Ивана Василевича, отвечаем мы. Так что там в Нарве? Аптека, говоришь?

– Да, аптекаря убили. С учеником.

– В аптеках есть чем поживиться, – подняв глаза, ливонский властитель задумчиво уставился в потолок, после недавнего ремонта покрытый резным деревянным кружевом. – Правда, для этого надобно кое в чем понимать. В веществах разных разбираться – что дорого стоит, а что, мягко говоря, не очень.

– Хотите сказать, убийцы не простые люди?

– Может быть, может быть. Ищите, Анри! На то у вас и власть.

* * *

В левом углу что-то зашуршало, пискнуло. Крыса? Аграфена-Сашка проворно подобрала ноги и с тоской глянула в маленькое – только кошке пролезть – оконце, расположенное под самым потолком и забранное ржавой решеткой. Такие пертурбации произошли в жизни юной баронессы, что только держись! Впрочем, Сашке не привыкать было – судьбой битая.

Девушка горько усмехнулась – битая-то битая, а поди ж ты, угодила как кур в ощип. Или – во щи, без разницы. Расслабилась, к жизни привольной привыкла… глупая курица! Теперь сиди вот да размышляй, чего не так сделала? Все мы задним умом крепки, однако. Знать бы, где упасть, – соломки бы постелила, а так…

Явившиеся вчера алчные родственники покойного барона – нет, не дочка, какие-то дядья-племянники – с ходу обвинили Александру в колдовстве и отравлении собственного мужа! Ни много, ни мало. Нашлись и свидетели из дворни – вот ведь тоже, козлятушки… Никого из дворовых Сашка (сама роду крестьянского, или, как принято было говорить, «подлого») ничем не примучивала, не обижала. А верно, нужно было примучить! Чтоб боялись, чтоб страх был… тогда б и не предали бы, испугались да триста раз подумали – на чью сторону встать?

Ох, и напрасно же Александра знакомством своим с королем не хвастала, на всеобщее обозренье не выносила – а надо было! Тогда, может, не посмели б так нагло… Схватили, в подвал бросили… Это в собственном-то замке! И ни один воин за госпожу свою юную не вступился, вот так. Да Сашка и раньше чувствовала – не любили ее в замке, не жаловали. Да и фон дер Гольц так устроил, что стражники да дворня только его и слушались, только ему и подчинялись. Ну, вообще-то правильно, старый Фридрих не дурак был.

Правду сказать – тосковала Аграфена в замке, по жизни своей прежней тосковала, по друзьям – Федору да Левке с Егоркою. Все трое у Силантия работали, в типографии, и на жизнь не жаловались, правда, и к фон дер Гольцу в гости не ездили – не того полета птицы. Сама-то Сашка пару раз ребят навестила, так ведь подсмотрели, доложили барону, и тот не постеснялся собственной супружнице выговор сделать, мол, не дело знатной и благородной даме якшаться со всяким сбродом.

Конечно – да, покойный Фридрих свою молодую жену обожал, да и было за что! Красивая. И в постели способна на многое – так, что барон от восторга млел. Однако главного предназначенья Александра все же не выполнила – не родила, не подарила старому барону ребенка, наследника или наследницу. Просто не могла понести… и о том знала.

И это тоже ей сейчас припомнят! Ну, да – какие дети у ведьмы? Каждое лыко в строку. Интересно, отчего ж эти ушлые дядья-племянники королевского гнева не испугались? Ливонский властелин всегда благоволил Сашке, как и королева Мария. Вступятся! Обязательно вступятся… если узнают. Ведь, может быть, баронские родичи все провернут в тайне – просто убьют безо всяких обвинений. Ну, тогда шиш они с маслом получат, а не земли и замок! Славный король Магнус не даст. Пожалеют, что на свет родилися! Так и будет… только что же они, сами-то этого не понимают?

Послать весточку королю! Как можно быстрее… Только через кого? Как? Слугам верить нельзя… как же тогда быть, что делать? Пока только – ждать.

За дверью вдруг послышались гулкие шаги, скрипнул засов, и в темницу вошли трое. Нет, не племянники-дядья, а какой-то высокий сутулый монах с угрюмым лошадиным лицом и двое знакомых рыцарей при плащах и шпагах: управляющий замком фогт Леонард Цорн и юный паж Эрих фон Ландзее – этакий светловолосый грамотей-красавчик, он давно Сашке нравился.

Эрих держал в руках чернильницу и бумагу, фогт – горящую свечку. Вошедшие сразу за ними слуги внесли в узилище два табурета и небольшой столик, вернее письменное бюро, за которым и расположился паж с чернильницей, пером и бумагою. Небось, согласился записывать показания… тоже еще сволочуга! А фогт-то, фогт – ну чем таким его Сашка обидел, что он сейчас на нее словно на вошь смотрит? Ишь, выкатил глазенки, гад. И губу нижнюю этак оттопырил презрительно…

– Вы знаете, в чем вас обвиняют? – усевшись на табурет, вместо приветствия промолвил монах.

Александра светски улыбнулась:

– Понятия не имею. Нет, в самом деле, знаете ли. Как-то нехорошо все вышло: схватили в собственном замке, бросили в темницу… Это вам просто так не сойдет, не думайте!

– К вам имеется серьезное обвинение, госпожа вдова, – сутулый поиграл желваками. Некрасивое лицо его сделалось строгим и неприступным, в узеньких глазках вспыхнуло что-то похожее на презрение.

– Вы надеетесь на нашего славного короля, понимаю, – монах покивал и осклабился. – Только вряд ли он вступится за колдунью, отравительницу и… низкую и подлую девку!

– Думайте, что говорите! – вскочив, Сашка хотела было влепить нахалу звонкую пощечину, да тот перехватил ее руку, сжал.

– Пустите… больно…

– Как особу подлого звания, мы можем отстегать тебя кнутом! И пытать. Жутко пытать, понимаешь? – резко перейдя на «ты», сутулый еще сильнее сжал Сашкино запястье, так что девушка вскрикнула от боли.